Под флагом «хиномару»^[31]

На японских кораблях и не подозревали, что бой уже идет. Если адмирал догадывался, почему самолеты неприятеля их не атакуют, то боевые расчеты зенитных автоматов нетерпеливо смотрели на таких же недоумевающих командиров. Примитивные радары прошлого века по-прежнему не видели удаленных надводных целей.

Несмотря на представление о возможностях оружия современных подводных кораблей, офицеры с эсминцев эскорта, не в силах сломать вбитые в голову стереотипы, отдали команду, и десятки матросов всматривались в неспокойные воды, выискивая вражеский перископ. Хуже всех было, наверное, матросам машинных отделений. Уже зная, что враг их обнаружил и самолеты стервятниками кружат над эскадрой, не имея возможности оторваться от выполнения боевой задачи и подняться наверх по многометровым лестницам бронированных левиафанов, они томились неизвестностью в металлическом нутре. Тем не менее по «матросскому телеграфу» от человека к человеку информация о происходящем с запозданием доходила и до них – враг не решался напасть, явно чего-то выжидая. Многих первоначальное напряжение с объявлением боевой тревоги уже даже отпустило, когда к привычному шуму и вибрации машин добавились новые тревожные звуки.

Японские летчики выстреливаемых катапультами F1M2^[32] понимали, что фактически они смертники – даже если они выйдут победителями в неравной схватке с самолетами англичан, приводниться при такой высокой волне и не разбить машину практически нереально.

И если уцелеть – сумеют ли их подобрать корабли эскорта? Они готовились умереть и считали, что это их последний полет. Многие садились в кабины, не пристегивая парашюты.

Четыре архаичных биплана ринулись в атаку на врага. Остальные рассыпались в поисках вражеского авианосца. Одному из пилотов не повезло – слишком снизившись, он чиркнул крыльевым поплавком о гребень волны, потерял скорость и, подняв тучи брызг, неуклюже рухнул в воду.

Японцы слишком переусердствовали со скрытностью самолетной атаки – британские летчики все ровно засекли их старт, а один биплан был уже бездарно потерян.

Старший полетный офицер, внимательно следивший в бинокль за вражескими реактивными машинами и получавший доклады радиоперехвата (обнаглевшие англы порой совершенно не заботились о скрытности радиообмена), прокричал в эфир новую команду. Выжигая топливо, выдавая все 875 лошадиных сил, пилоты бипланов тянули машины на максимальную высоту^[33].

Все события уложились буквально в минутный интервал: небо прочертили пунктиры трассеров, заставив заволноваться и крепче схватиться за ручки управления британских летчиков.

Вышли на боевой режим «Гарпуны» с американских эсминцев и фрегатов.

По команде прыснули в разные стороны японские эсминцы и легкие крейсера, дымя сжигаемым топливом и пороховым выхлопом, окрашиваясь плевками зенитных орудий.

А чуть ранее затерялись в водных просторах суда снабжения, уже давно отстало госпитальное судно, не имеющее возможности соревноваться по быстроходности с боевыми кораблями японской эскадры, набирающими полных ход.

ГСН «Гарпун» наводились индивидуально. Между ними не было никакого согласования по распределению целей. Каждый мини-компьютер в головке наведения выбрал самую большую мишень. Точнее, их было два, самых крупных отраженных сигнала, вернувшихся в возбужденную близостью цели головку самонаведения ракеты.

В последний момент, наблюдая за воздушными эволюциями вражеских самолетов, видя бесполезность стрельбы на таком весьма удаленном расстоянии, ведомый лишь интуицией, вице-адмирал Ибо Такахаси, резко повернувшись к командиру линкора, бросил:

– Прикажите задрать стволы зенитных орудий и пулеметов вверх. Наблюдателям – все внимание на низколетящие скоростные объекты.

Команда была немедленно продублирована.

Понимая озадаченность старшего офицера, адмирал спросил:

– На ваш взгляд, чем они по нам пальнут?

Тот быстро сложил в уме два и два:

– Борта у нас толстые. Менее защищены оконечности. Главная палуба слабее. «Гарпун» сверху?^[34]

– Даже если противник изучил наши слабые стороны, думаю, ракеты будут метить, выбирая центральное направление. «Томагавки» будут грызть наши борта в районе цитадели. Будем надеяться, что броня выстоит. А вот «Гарпун»… совершенно верно – бо́льшую опасность представляет удар сверху, – адмирал ткнул пальцем в подволок рубки. – Вы не помните, этот проклятый «Гарпун» в режиме атаки на какую высоту делает «горку»? Именно в это время ракета наиболее уязвима. Необходимо установить точные углы наводки орудий и время установки взрывателя снарядов.

Видя, что старпом не в силах вспомнить, Такахаси схватил папку формуляра, лихорадочно перелистывая, выискивая нужную страницу:

– Стоп! Наводчики-операторы «поста 94» стопроцентно прорабатывали этот вариант. Срочно свяжитесь со старшим офицером боевой части 94.

Отданный в последний момент приказ помог лишь отчасти^[35]. Наблюдающие с биноклями за водной гладью самые зоркие матросы увидели приближающиеся ракеты всего лишь за шесть секунд до их выхода в режим атаки. Хоть и успели указать общее направление…

Артиллерия ПВО по возможности укрыла небо над линкором хлопками разрывов зенитных снарядов, максимально нашпиговав его осколками и шрапнелью.

Изменить траекторию полета ракет – бешеное стремительное пикирование, и уж тем более остановить неприцельным пушечно-пулеметным огнем было невозможно. Попадания зенитных снарядов несли исключительно случайный характер. И все же… Десять воздушных торпед, пикируя с минимальным интервалом, окунулись в череду разрывов зенитной преграды, с визгом проскальзывая меж осколков и летящих навстречу снарядов и пуль скорострелок. Лишь две ракеты не достигли цели. Одна, пройдя в метре от разрыва 127-мм снаряда, с изорванной в хвосте обшивкой, фонтанируя вбок из прорехи раскаленными газами, выписывая в воздухе кренделя, встряла в воду в паре десятков метров от корабля, выдав облако пара.

Вторая поймала 252 грамма трассирующего снаряда со скорострелки левого борта линкора, чиркнувшего неглубокой бороздой по зализанной головке самонаведения – получившие сотрясение (эдакий баллистический шок) электронные мозги ракете уже были не нужны. Не потеряв общего направления, тем не менее отклонившись на метры, «Гарпун» разорвался у борта, подняв фонтан воды, не причинив вреда толстому металлу.

Как ни норовили ГСН ракет целиться аккурат в центр крупной, вытянутой на 263 метра мишени, двадцать семь узлов полного хода, попытка маневрирования тяжелой махиной, и все те же частые белые бутоны разорвавшихся зенитных снарядов, долбящих ударной волной и баллистическими встрясками по курсу пикирующих огнехвостых сигар, внесли некоторый разброд в концентрированный удар.

Первое попадание пришлось в переднюю мачту-надстройку, обильно напичканную мостиками, рубками и переходами^[36]. Воткнувшись ниже артиллерийского поста, ракета, проявив внутренний дефект, не взорвалась. Изрыгая вверх факел горящего топлива, неумолимо и медленно толкающего ее вниз, она вгрызалась в металл параллельно шахте лифта, словно пиранья в мясо жертвы, пока окончательно не застряла. Высокий огненный факел поджаривал заднюю стенку верхнего мостика, успев лизнуть правое «ухо» 15-метрового дальномера, однако старший дивизиона смог вовремя увернуть всю конструкцию от прямого огня.

Второй «Гарпун» попал за дымовой трубой ближе к левому борту в районе 138-го шпангоута. Имея полубронебойную боевую часть, ракета прошила две палубы, встряла в монолитный агрегат во внутреннем машинном отделении и взорвалась.

Следующие три ракеты вошли в широко расходящуюся за полубаком палубу по левому борту, пробивая внутренние перекрытия. Одна вызвала пожар в матросском кубрике, вторая разнесла в щепки всю мебель в жилом помещении, провоцируя затяжной пожар. Третья врезалась буквально в пяти метрах дальше по ходу к корме, тоже продырявив две палубы, взорвалась, чиркнув по броневой цитадели, не причинив, однако, большого вреда.

Поскольку вся команда находилась на боевых постах, в жилых помещениях незваные гостьи никого не застали. Пожарные команды тушили последствия взрывов и выработки несгоревшего топлива ракет, порой самоотверженно теряя людей в жестокой схватке с огнем.

Очередной взрыв произошел в глубине линкора в районе 136-го шпангоута, уничтожив обслугу в отсеке гидромашин, соответственно приведя последние в негодность.

Очередной «гостинец», прошив три палубы в районе 70-го шпангоута и снова в стороне многострадального левого борта, рванув, вызвал пожар в нескольких кладовых.

Последняя из пикирующих, зацепив хвостовым оперением за высокую пагода-образную надстройку, всего лишь кинетическим ударом покончив сразу с тремя прожекторами и их постом управления, упала уже плашмя, изрыгая гейзер из сопла, детонировала на открытой палубе, разметав два зенитных автомата в районе дымовой трубы.

Все это были ракеты, настроенные операторами на выполнение «горки» перед ударом. Следующая серия извергающих огненный хвост снарядов атаковала с горизонтали на высоте от двух до пяти метров. Они словно голодные железоедные хищницы набросились на желанное блюдо, пытаясь пробить борта, скосы и переборки.

Лишь парочке удалось «прогрызть» дырки в носовой оконечности за броневым поясом, добравшись до 300-мм траверза, рвануть, но так и не всковырнуть толстой сталюки.

Какая-то одиночка, нарушая полетную программу, подскочив выше борта, попробовала на свой полубронебойный зуб башню главного калибра. При этом в своем рвении высокого полета зацепила самый стык верхней и боковой бронированных плит, по инерции расплескав огонь своего взрыва вытянутым в бок факелом, снеся два зенитных автомата на крыше башни. Остальные почти бестолково бились, гнули и жгли, и снова бились высокими технологиями в примитивное, но упрямое железо.

После того как команда, оперативно раскатав пожарные шланги, сбила струей воды лоскуты пламени, а санитары унесли раненых, можно было сказать, что в целом линкор не особо и пострадал. Повреждения от ракетного удара, на удивление, были весьма умеренными и сами по себе не повлияли на боеспособность корабля, хотя из внутренних отсеков продолжал валить густой дым.

Однако прошло не меньше часа, прежде чем команде удалось погасить все источники огня.

Корабли уже двадцать минут никто не обстреливал. В небе лишь иногда из низких облаков вываливались вражеские истребители, с ревом и свистом проносясь в отдалении, наседая на букашки-бипланы.

Вице-адмирал Ибо Такахаси, выйдя на открытую палубу, наскоро оценил повреждения линкора: несколько опаленных шрамов и пробоин в палубе, лохмотья зенитных автоматов, полностью выгоревший артиллерийский пост на топе мачты.

«Поразительно, – подумал вице-адмирал, – даже ни одного доклада о затоплениях!»

Потом направил бинокль на крейсер, отстающий на правой раковине в двух милях от головного корабля.

Линейный крейсер «Конго» горел.

Ему и ракет досталось по странному стечению обстоятельств больше.

Ему и в предыдущем боестолкновении основательно перепало: полностью развороченная палуба и орудийная башня на корме, не считая мелких повреждений.

Сейчас же зенитчики крейсера не успели получить приказ (по большому счету бесполезный) о ведении какого-либо заградительного огня. Ко всему, еще головки самонаведения ракет, словно выискав самые слабые места корабля, донесли свои боевые части до важных механизмов и – самое существенное – погребов боезапаса.

«Конго» пылал. Жаркое яркое пламя выбивалось из-за густого черного дыма. Был заметен крен на левый борт (дался ракетам этот левый борт).

Крейсер медленно терял ход, постепенно уходя с курса. Впрочем, тонуть не собирался.

Адмирал отметил мельтешение фигурок экипажа на палубе, косые струи воды – экипаж боролся за живучесть судна. Порой дым сносило резкими порывами ветра, и можно было увидеть, как с развороченного борта, словно изломанные руки, торчали погнутые стволы орудий. Это было жуткое, жалкое и одновременно завораживающее зрелище.

Ближе к носовой части, куда не доходил броневой пояс, корпус корабля щерился безобразными пробоинами, выставив наружу изломанный металл внутренних переборок. В тех местах, где боевые ракеты встревали в легкобронированные участки, почерневшее железо торчало рваными клочьями, внезапно расцветая аляпистыми бутонами оранжевого пламени – где-то внутри происходила детонация снарядов.

– «Конго» обречен? – Рядом обозначился Тосихиро Иногути. – Будем принимать экипаж к себе на борт?