И, конечно, белым – правильным и скучноватым – выпадало быть Поддубному. Он борется и поднимает гири, а Дуров шутит (репризы из старого цирка служили свою службу и в советские времена).
Фильм взялся снимать известный комедиограф Константин Юдин («Сердца четырех»). На главные роли он пригласил Станислава Чекана из Театра Советской Армии и Александра Михайлова из МХАТа. Оба – актеры популярные, но с не вполне задавшейся на то время судьбой в кино.
Чекана, как правило, использовали в качестве эдакого уцененного Бориса Андреева – точнее даже будет сказать: того Андреева, которого режиссеры бесхозяйственно тратили, используя наиболее элементарную грань его дарования, эксплуатируя в основном богатырский облик. И в роли Поддубного Чекан надеялся хоть сколько-нибудь расширить свое киноамплуа (в театре-то у Алексея Попова он играл ведущие роли).
Михайлов же, прославившийся в «Двух капитанах», тоже жаждал уйти от устоявшейся репутации.
Юдин погиб на съемках, репетируя с лошадью, которую по сюжету дрессировал Дуров. Картину доделывал выдающийся режиссер Борис Барнет (он снял классический фильм «Окраина», но страна его больше знает за «Подвиг разведчика»).
Человек могучего сложения, в молодости спортсмен, боксер, заставший Ивана Максимовича на арене, он много возился с Чеканом, желая из штампованного увальня-простака сделать нечто вроде российского Тарзана (не найду лучшей параллели) – и увести от лубочной былинности…
Фильм все равно получился малоудачным, но по телевидению и до сих пор идет, поэтому другого Поддубного у нас пока нет. С артистом Чеканом много занимался чемпион мира Александр Мазур (кстати, встречавшийся с Поддубным на ковре) – и сцены борьбы выглядят правдоподобно.
Рыжий заика Сергей Уточкин всей рефлексирующе-мятежной натурой своей близок был миру искусств. Он и Куприным описан, и Гиляровским. И в дневниках Ивана Бунина за 1905 год есть запись: «Уточкин, – знаменитый спортсмен, – при смерти: увидел на Николаевском бульваре, как босяки били какого-то старика-еврея, кинулся вырывать его у них из рук… “Вдруг точно ветерком пахнуло в живот” – это его собственное выражение. Подкололи его “под самое сердце”».
Но тогда Уточкин выжил.
У Юрия Олеши (одессита) есть странный рассказ, основанный на детских впечатлениях, когда потерял он цепь с чужого велосипеда, и в поисках того, кто спас бы его в неприятнейшей ситуации, встречается с Уточкиным, который впопыхах (он мчится с друзьями на автомобиле) не разобрался в случившемся, но все равно сразу встал на сторону чувствующего себя несчастным ребенка…
Сергей Исаевич Уточкин скончался в сумасшедшем доме за год до Октябрьской революции. Ему было всего сорок лет.
В советском фильме, сделанном на Одесской студии и посвященном Уточкину, ни о каком сумасшествии, разумеется, не могло идти речи.
Бравого супермена играет Олег Стриженов, и единственная дань реальности – рыжий цвет волос актера. Играет Стриженов хорошо, но не про то – что, конечно же, не его вина. Он играет по сценарию, где вроде бы и нет противоречия фактам жизни: спортсмен, механик, благородный человек… Но что-то главное пропало.
Киноистория Сергея Уточкина начинается, впрочем, не фильмом Одесской студии.
Борис Бабочкин с определенного момента тяготился славой, принесенной ему ролью Чапаева. Один из крупнейших актеров современности, видный режиссер, поставивший примечательные спектакли из репертуара русской классической драматургии, мастер, с большим успехом работавший на подмостках разных театров, он не мог не надеяться, что будет в его судьбе и кинематографический образ, который потеснит Василия Ивановича в народной любви. Ему необходим был персонаж-миф, обжитый талантом прославленного актера с той же личной достоверностью.
В сороковом году начались съемки по сценарию, увлекшему Бабочкина. Он играл Уточкина последних лет жизни – умирал он, правда, опять не там, где умер на самом деле. Несчастье случилась с ним на набережной Невы – и по-киношному эффектно. Но в остальном замечательный артист резко отходит от канонов тогдашних оптимистических трагедий. И начальство усмотрело в этой работе ненужную предвоенному обществу рефлексию. Фильм прервали в производстве.
Неудачнику, каким считал себя редко встречавшей понимание Уточкин в жизни, не повезло и здесь.
Как не удалось уйти от Чапаева Борису Бабочкину.
Общеизвестен и множество раз обыгран тот факт, что немедленной популярностью в России (даже в советское время, прежде всего в России) канадский хоккей обязан футболистам, к тому времени всенародно почитаемым.
Игру с шайбой сразу же приняли как свою, раз состязались в ней известнейшие футболисты, год назад победившие англичан у них на родине (и во всемирной силе отечественного футбола никто из нас тогда не сомневался).
А футбол обязан популярностью велосипеду, занимавшему в XIX веке такое же место в жизни, как футбол в XX-м…
Спорт в сегодняшней понимании к нам ввезли, как картошку, только насаждать его не пришлось – прижился без насилия.
Правда, один-единственный спортивный жанр процветал и прежде – конные скачки. Они очень долго – вплоть до Октябрьской революции – оставались вне конкуренции.
Конечно, в стране не спортивной по сути ее национального характера никакие заимствования не получили бы развития. И уж тем более собственной психологической и всякой прочей окрашенности.
Французская – по приемам – борьба развивалась в русле балаганной лихости и отваги, необходимой в российском быту.
Велоспорт, велогонки – привет из цивилизованного мира. Но все-таки всегда уместным было воспоминание о том, что первый велосипед в России изобрел крепостной.
Ефим Артамонов в 1801 году совершил на своем самокате путешествие из Екатеринбурга в Москву. И бицикл бициклом, но при случае имя «самокат» включали в спортивный обиход.
Велосипед при желании и с конем можно сравнить, и гонку скачке уподобить – первые российские велосипедисты весьма увлекались вольтижировкой. Искали, словом, опоры в более привычном и традиционном спортивном сознании.
Но вот футболу никакого аналога не находилось.
Не лапту же вспоминать?
Выручало уважение к занятиям иностранцев. И скрытый юмор при взгляде на жизнь их в дикой России.
Английский газон на российской почве стоило сеять, а затем тщательно и упрямо подстригать лишь в случае, если иностранцы рассчитывали жить и работать здесь долго.
А раз долго, то без футбола не прожить.
И вряд ли англичане предполагали послужить российскому футболу, в чью возможность, вероятность не имели и малейших оснований верить.
Но вот ведь послужили, поспособствовали, увлекли…
В том футболе, что англичане к нам завезли, все решала физическая сила. В сущности, нам проповедовали регби.
Воспоминание о первых матчах – грубость и увечья. Можно пошутить, что сто лет прошло, а картина – сходная. Столько всякого разного прошли, чтобы вернуться к тому, с чего начали. Грустно. Но ведь и к высокому артистизму приучили, и теперь его жестокостью враз с поля не выгонишь.
Показательный матч футболистов состоялся в перерыве между заездами на Семеновском велодроме в Петербурге. Суровая, костоломная игра имела и неожиданный комический эффект – господа спортсмены, бегая по грязи в белых костюмах, то и дело шлепались со всего размаху в грязь и вскоре выглядели трубочистами.
Вот это упоминание о белых костюмах, как деталь, дорогого стоит.
Смех смехом, а победили белые костюмы, вернее, спортсмены, которые уже привыкли в них облачаться.
Спорт уже стал аристократичным.
Пройдет время, и аристократичность начнут из него вытравлять. Но в первом десятилетии века многое решала принадлежность спорта привилегированному классу.
И это не закрывало в него дорогу талантам из народа – напротив, в спорт стремились и приходили, как Ломоносов в науку…
Англичане своей откровенной грубостью подзадоривали – в близости к мордобою русский человек чувствовал себя поувереннее, от футбольной площадки веяло чем-то родственным, родным.
И англичане-футболисты не были хулиганами – просто прошли школу регби, незнакомого россиянам. Когда русские игроки втянулись в футбол и матчи приняли международный характер – раскладка сил на поле стала несколько иной. Газетчики отмечают большую физическую крепость своих футболистов против недостижимой пока ловкости англичан.
Под ловкостью надо понимать специальную тренированность в обращении с мячом – то, что позднее назовут техникой.
Русские игроки изучали футбол в партнерстве и в соперничестве с англичанами. Новички в футболе, они, однако, были опытными спортсменами. И происходило то же, что и с канадским хоккеем, – иностранная игра приспосабливалась под свои козырные достоинства. В хоккее, допустим, довольно долге противились силовым приемам, а теперь вот и в футболе без них не обходится.
Историки футбола много говорят про артистизм и темперамент, привнесенный латиноамериканцами в английскую модель игры. Но почему-то забывают про самостоятельность русских игроков, принявших английскую манеру с большими и существенными оговорками. В общем-то понятно, почему забывают, – уже во втором своем десятилетии наш футбол надолго изолировался от мирового…
Сначала было слово… Ну, может быть, не совсем сначала – слово и дело спортивное существовали параллельно, одновременно. Во всяком случае, спорт без своей прессы ни дня, пожалуй, не прожил. Россия уже привыкла к газетному слову и не могла принять (не говорю понять) явления, не отражаемого регулярно в печати.
И то, что заметка, заочно знакомящая русского читателя с футболом, появилась в разделе «Игральный спорт» (освещавшем шахматы и карты) журнала «Охотник», очень в характере тогдашних направленности и восприятия…
Танцевать следовало от чего-то знакомого, как печка.
Охота – никак не меньшая энциклопедия русской жизни, чем «Евгений Онегин». И со всеми более поздними спортивными жанрами она органично связывается. Знаменитые футболисты братья Старостины были сыновьями царского егеря. Откуда и порода, откуда и здоровье. Похоже, что породы и здоровья природного российским спортсменам хватило до Олимпиады-56.
Дальше самородки встречались совсем не часто, а сегодня их, пожалуй, и вовсе нет.
Экология – во всех смыслах – тому объяснение.
Постоянным клиентом егеря Петра Старостина, между прочим, был богач Василий Прохоров – один из первых авиаторов, летавший на собственном «Фармане». Андрей Старостин вспоминает, что Прохоров подарил отцу снимок с надписью: «И в Сибири люди жить привыкают…» На снимке – разбитый аппарат вверх колесами, а возле аэроплана стоит миллионер-летчик вместе с авиаторами Ефимовым и французом Пэгу…
Старейшим среди спортивных журналов был коневодческий – по рангу в спортивной среде. Как до последних времен «Новый мир» в литературной. Некоторое время его редактировал Гиляровский – и в мемуарах пишет, с какими уважаемыми людьми сводила его (его-то, и безо всяких журналов знавшего всех примечательных людей России) работа в спортивном издании.
Конечно, особняком стоял журнал Дяди Вани, «Геркулес», сохранявший колорит личности издателя. И, конечно, в нем публиковался Александр Куприн.
Память о велосипедном буме – в подшивках велосипедных журналов: их в России издавалось едва ли не с десяток: «Циклист», «Велосипедный спорт», «Велосипед», «Самокат»…
Суворинское «Новое время» много писало о спорте, в основном с издевкой, не считая за серьезное дело… И критика давала дивиденды – русский человек внушаем, но и недоверчив.
Понятие «спорт» вбивалось в буйные головы с азартной (один журнал, кстати, так и назывался «Азарт») настойчивостью: «К спорту» (замечательное издание, от него и сегодня не оторвешься – рассматривая следующее десятилетие, мы наверняка обратимся к нему подробнее), «Русский спорт», «Атлетика и спорт» (тоже журнал Дяди Вани), «Спорт и наука», «Спорт и здоровье», «Спорт и жизнь», «Спорт и личность», «Спортивная жизнь», «Спортивное слово»…
Уважением пользовался журналист-летописец, провозглашенный «Нестором российского спорта» – Георгий Дюперрон, известный и как секретарь петербургской футбольной лиги и Всероссийского футбольного союза…
В семидесятых-восьмидесятых годах у нас наряду с весьма содержательным журналом «Театр», где сотрудничали лучшие критики, котировался (особенно в провинции) тонкий журнальчик «Театральная жизнь», редактируемый Юрием Зубковым, осуждаемым интеллигенцией за верноподданичество и черносотенность. Чем же брала «Театральная жизнь»? Да только тем, что постоянно печатала сообщения обо всех спектаклях во всех театрах, приводя полный перечень занятых в них артистов, фамилии режиссеров, художников, бутафоров и прочих, никого не забывали.
Подобная памятливость и внимание к рядовым участникам действа отличали и спортивные издания начала века…
О проекте
О подписке