– Не мы отбираем, – отец Михаил усмехнулся, – Господь. Всяк свою дорогу к нам по-своему находит. Не все остаются – кто-то сам уходит, кого-то мы не принимаем. Но по большей части все-таки если уж человек к нам пришел, то с нами и остается.

– Значит, отсеиваете все-таки? А по каким параметрам? Подготовка плохая?

– Подготовка… – священник махнул рукой, – Не в подготовке сила! Не в умении биться – с мечом, с пистолетом или вообще без всего! Мало ли таких умельцев, от которых в мире одно лишь зло приумножается?! Не в силе Бог, а в правде! Знаешь, кем сказано?

– Ну-у-у, если честно…

– Святого Александра Невского это слова! Вот он воин был великий, и святость заслужил, прежде всего, мечом обороняя веру православную и родную землю. Вера – вот, что главное. И вера истинная. Вот ты скажи – в Бога веруешь?!

Вопрос этот отец Михаил в Алексея, что называется, влепил в упор – как выстрел. А тот и застыл на долгую минуту, не зная, как сформулировать то, что хотел сказать в ответ. Верил ли он? Однозначно – да! И пришла эта вера к нему после гибели родителей. Уж очень хотелось знать, что не ушли они в никуда, не канули в небытие, а пребывают где-то там, в светлой Вечности, в которой им, таким замечательным людям, уж конечно, должно быть спокойно и хорошо. Самое удивительное, что милицейская служба веру эту не погасила, не убила, а, наоборот – укрепила и усилила. Именно от того, что доводилось сталкиваться чуть ли не каждый день с человеческой мерзостью и гнусью, с несправедливостью, подлостью и злом, еще сильнее тянуло к Свету. Да и молитва, не напоказ прочитанная, перед смертельно опасным задержанием все-таки придавала уверенности в том, что кто-то незримый спасет и сохранит его, в общем, неплохого парня, с риском делающего свое правильное сыщицкое дело.

Но вот если перейти к конкретным заповедям, их соблюдению и вообще грехам и грешкам… Тут все обстояло вовсе не так хорошо. А потому, вместо того чтобы вскинуться навстречу священнику и радостно выкрикнуть «Верую!», Алексей опустил глаза и тихо, но твердо сказал:

– Верую, отец Михаил. Но как-то, наверное, неправильно…

– Это что же такое значит – «неправильно»?! – впервые, пожалуй, за весь разговор ошарашен был священник, а не его собеседник. – Ну-ка, объясни мне – как это у тебя получается «неправильно верить»!

– Ну-у… В церкви редко бываю. Исповедь там, причастие… Это вообще не помню когда. И грешу я… по-всякому. Водка там, сигареты… Да вы сами знаете, видели! И вообще… – тут Алексей сбился на какую-то совершенную невнятицу, еще сильнее потупившись в пол. Страшно, сказать, но похоже было, что он близок к тому, чтобы покраснеть – чего никогда в жизни за бравым опером не водилось!

– Вот, значит, как… Ну, что я тебе скажу, Алексей, человек Божий, – речь отца Михаила стала тихой и какой-то по-особому успокаивающей. – То, что ты сам себя грешником считаешь, и если в чем и сомневаешься, так прежде всего в том, достоин ли ты истинным сыном святой Церкви быть… В этом веры, быть может, больше, чем у некоторых в показном благочестии. Главное, чтоб в грехах своих ты раскаивался искренне, и искренне же желал от них избавиться. А тут все легко и быстро не бывает. Так что начнем с главного – ты ведь крещеный?

– А как же! – вот тут Алексею времени на обдумывание ответа не требовалось, вот он его и выпалил, да еще при этом и достал из-под застиранной домашней футболки доказательство – старый-престарый нательный крест, с которым не расставался вот уже долгие годы.

Священник не удивился. Он… просто остолбенел, молча вглядываясь в то, что предстало перед его глазами – немалого размера, отлитый из серебра, потемневшего не за годы, а, похоже, за века, крест необычной формы. Широкий и массивный, тот сужался в нижней своей части подобно клинку, да и боковые его лепестки имели не классические, прямые очертания, а изгибались, изрядно напоминая ту же гарду меча. На лицевой стороне крест нес изображение Спасителя, а на оборотной – строки молитвы, которые сейчас вряд ли бы кто разобрал. Однако отцу Михаилу прекрасно было известно, что это за молитва. И что это за крест…

– Откуда?! – только и смог он спросить в удивлении. – Откуда этот крест у тебя?! Как достался?!

– Отец дал, – Алексея несколько смутило крайнее удивление собеседника от взгляда на пусть и не совсем обычный, пусть старинный, но достаточно обыденный для священника предмет. – А сам крест… То ли деда, то ли прадеда. Семейная реликвия, одним словом. Отец не носил – сами знаете, какие времена были, а мне вот передал… А что в нем особенного такого, в кресте-то этом?!

– Особенного? Да ничего, можно сказать. Вот разве что, – при этих словах отец Михаил расстегнул ворот и достал… такой же точно нательный крест, разве что явно поновее. Вот тут уж пришел черед Алексею застывать в удивлении.

– У всех братьев наших такие же. Это – крест Церкви Воинствующей, и носят его те, о ком мы тут с тобой беседовали. И значение он имеет особое, и силу. Теперь понятно мне, почему тварь адская тебя в мгновение не разорвала. Учуял. Боялся… А заодно вот тебе, Алеша, и доказательство промысла Божьего – того, что ничего в жизни этой не происходит «просто так» или «случайно». На все воля Его, и значит, должны были наши пути-дороги пересечься. Такие, выходит, планы у Него на тебя… Просто время пришло нужное.

– Для чего пришло?

– Ну… Для того хотя бы, чтобы ты правду понял, принял и поверил в нее! Для того, чтобы над жизнью своей задумался, над тем как дальше быть и с кем.

– Погодите… Вы что, меня… одним из вас стать приглашаете?! В Братство зовете?!

– Стать или не стать – не мне решать одному, – отец Михаил усмехнулся, – Да и не сразу это решается, ох, не сразу… Но в гости, в обитель нашу я тебя зову. Или, может, тебе еще подумать надо?!

* * *

Звон… Короткий и мелодичный – от мимолетного соударения стремительных клинков. Вспышка… Солнечный блик на, казалось бы, невесомо порхающих лезвиях, отполированных до зеркального блеска. Тень… Смазанный силуэт, в который, ослепив всего на секунду, вдруг превращается твой противник, одним неуловимым, немыслимо плавным и быстрым движением ускользая из поля зрения! И удар! Хлесткий, прилетевший словно бы из ниоткуда, подрубающий ноги и бросающий на утоптанный крупный песок лицом и руками, из которых вдруг куда-то делось оружие…

У-у-ух… Ну вот, опять! Четвертый раз подряд… Алексей, незаметно сплюнув, поднимается, стараясь делать это одним движением, стряхивает песок и идет навстречу тому, кто, от души улыбаясь, стоит по одаль, держа в руках оба клинка. Тот кивает приглашающе: «Начнем сначала!» Начнем, конечно – в пятый раз. А будет и седьмой, и десятый, скорее всего. В чем в чем, а уж в этом Алексею сомневаться не приходится…

В монастырскую калитку по названному в тот вечер отцом Михаилом адресу он стучался буквально через день. Думать?! А о чем тут было думать-то, в сущности? У настоящего сыщика (если он настоящий, конечно же, а не подонок, пришедший в «органы» за властью и взятками) понятие служения въедается не то что в кровь, а в костный мозг. Становится сущностью. И когда после лет и лет такого служения ты вдруг становишься никем, перемолотым и вышвырнутым системой человеческим мусором, то теряется не только удостоверение с табельным «стволом» (хотя и без них первое время – как, извините, без штанов на людной улице). И не «огромная» (три «ха-ха»!) милицейская зарплата. Теряется главное – смысл. Смысл твоего существования, твоей жизни. И это будет саднить и болеть фантомными болями, как отрезанная конечность – до конца твоих дней. До конца жизни будет не хватать этого – Настоящего. Настоящего дела, настоящих опасностей, настоящих, проверяющихся практически ежедневно по высшей мере, человеческих отношений. Потому что настолько остро и ярко ты не будешь чувствовать жизнь уже никогда…

Да и в чисто житейском плане – куда идти? Чем занять себя и как устраивать жизнь? Податься в «бизнес»? Не имея ни опыта, ни нужных связей, ни «стартовых» денег? Да и не имея, по правде говоря, ни способностей, ни желания этим заниматься? Пристроиться в частной охранной фирме? И что? «Жирные» места начальников «секьюрити» банков и крупных предприятий занимают не его полета птицы. Отставных генералов и полковников тоже хватает, и кушать они хотят не меньше, чем капитаны. Куда побольше, если честно. А с его опытом, возрастом и специализацией… Оберегать чужое добро, понимая прекрасно, что такого тебе не нажить и за три жизни? Опускаться постепенно до уровня сторожа? Или – еще того лучше – очутиться в прикрытой законом, легализованной банде, занимающейся «крышеванием» и «выбиванием»? Стать в один ряд с теми, кого по жизни откровенно презирал? Нет, есть, конечно, и приличные «частники», достойные. Но тут уж – как повезет… А зачем испытывать судьбу, если есть возможность заняться не просто достойным делом, а таким, достойней которого даже и не представить?! Да еще и действовать в системе координат, где нет места полумерам, компромиссам, «вариантам». Где все четко разделено на черное и белое, своих и врагов, подлежащих безусловному искоренению! Да это – мечта для некоторых людей! Алексей был как раз из таких – из-за чего, если честно, и случалось подавляющее большинство его служебных проблем. А здесь – возможность не прислуживать, а служить. Не «решать вопросы», всегда учитывая чьи-то «интересы» и «расклады», а реально бороться со Злом… Без въедливых прокуроров, продажных судей, очумелой «общественности» и буйнопомешанных правозащитников… Так, по крайней мере, представлялось ему в тот момент, когда он стучался в калитку неприметного монастыря…

Где-то подсознательно Алексей ожидал процесса «оформления», чем-то похожего на мытарства в милицейских «кадрах» – то есть долгого и нудного. Однако никаких проверок, комиссий и, тем более, медосмотров с освидетельствованиями не случилось. Да, было собеседование с братом Георгием, который возглавлял отряд, куда Алексею предстояло влиться – вот оно-то единственное и напомнило ему что-то знакомое по временам прошлой службы. Да и неудивительно – речь, собственно, о милицейской службе и уровне «профподготовки» к ней и шла. А вот беседы с несколькими священниками, скорее, были разговорами по душам. Правда, начинались они с вроде бы совершенно незначительных и обыденных вопросов, а заканчивались тем, что рассказывал о себе Алексей те вещи, о которых ему раньше вряд ли бы и в голову взбрело говорить вообще с кем-либо. Ну, получалось так как-то… Само собой вроде бы.

Ну, а потом было самое серьезное. Была исповедь… Долгая. Непростая. Принимал ее у Алексея отец Михаил, с мастерством профессора-хирурга удалявший засевшие в израненной душе гнилые занозы и ржавые гвозди. Если продолжать эту ассоциацию – солью раны не посыпал, но и обезболивающего не вкалывал. А как еще расставаться с грехами, если не через боль? К концу исповеди Алексей с удивлением почувствовал, что лицо его мокрое – от слез. Однако и такого чувства облегчения и покоя никогда в жизни раньше ему испытывать не приходилось.

Исповедь, причастие, церковные службы – все это стало с того момента частью его жизни. Никто не заставлял, силой не гнал – но и без этого было невозможно. С другой стороны, то, что раньше представлялось скучным, каким-то мертвым обрядом, который просто надо выстоять, теперь стремительно наполнялось живым смыслом – особенно после бесед со священниками. Они терпеливо растолковывали и объясняли ему, только вставшему на путь воина Церкви, те вещи, которые человек верующий вообще-то должен был бы знать с раннего детства. Никто при этом невежеством в элементарных вопросах его не попрекал, даже отвечая на те вопросы, относительно которых сам же Алексей какое-то время спустя понимал, что были они как минимум неуместными. И дурацкими – как максимум.

Святые отцы учили и другому – тем вещам, без знания и понимания которых он был бы самым обычным боевиком-скорохватом, а не Божьим воином. Один священник сменял другого, втолковывая:

– Главное оружие и ограждение Церкви и всех членов ее от врагов видимых и невидимых суть Крест. Он – орудие спасительной смерти Господа нашего Иисуса Христа, избавившего весь род людской от рабской участи греху и диаволу, от вечной погибели. Крест же через это соделался символом и знамением спасения и победы над смертью. Оттого содержит он в себе благодатную силу Распятого Спасителя.

Любая нечисть креста страшится, бежит от него в ужасе. Честным крестом и крестным знамением побеждаем силы нечистые, развеиваем бесовское обморачивание и темные чары. При сем говорим следующее…

– Святая вода – вода, что освящена в церкви на специальном водосвятном молебне. При сем крест святой трижды должен быть погружен в воду – с подобающими молитвами и песнопениями. Водосвятие разделяем великое и малое – великое осуществляется накануне праздника Богоявления и в сам день праздника. Малое же – в иные праздники, и во всякий день, как в храмах, так и в домах, на полях и в иных местах, по желанию священника и верующих. Святая вода, употребленная с истинной верою, душу и тело христианина укрепляет и врачует, всякую же нечисть уязвляет жестоко, гонит и устрашает. Запомни! Ежели святая вода, запасенная, заканчивается, возможно в нее добавить воды неосвященной, только чистой. Та же вода сама освящение примет. Коли нужда выпадет – так и поступай.

– Молитва – обращение человека к Богу. В ней Господа мы славим, каемся в своем недостоинстве, исповедуемся перед ним, за явленные нам милости благодарим и о личных своих нуждах просим. Молитва – великое оружие Божьего воина. Ей нечистые силы посрамляем и побеждаем. Сильнее всех для этого – запретительные молитвы. Сие – молитвы некоторых богослужебных чинопоследований, диаволу запрещающие и его изгоняющие. Читать такие молитвы допустимо и должно лишь рукоположенному священнику. Мирянину же такое не подобает. В каких случаях и какие именно молитвы тебе читать надлежит, запоминай…

Это составляло, так сказать, теоретическую часть его учебы. Была и специальная подготовка – как же без нее. Алексей всегда числился неплохим рукопашником. Не чемпион, конечно, но из схваток с достаточно серьезными противниками выходил победителем не раз. Сейчас же его самооценка в этом плане упала, причем резко. Оказывается, он просто не сталкивался еще в этой жизни не просто с хорошими бойцами, а с Мастерами. Теперь вот столкнулся… При этом надо, конечно, было делать поправку на то, что система ведения боя, принятая в Братстве, здорово отличалась от всех тех, с которыми ему доводилось иметь дело ранее. По той простой причине, что «заточена» была под бой не с людьми, ну, вернее, не только и не столько с людьми, сколько с сущностями и тварями, которые своей силой и скоростью людей зачастую превосходили многократно. Мало того – даже мимолетный физический контакт с некоторыми из них практически со стопроцентной гарантией приводил к самым неприятным последствиям – вплоть до летального исхода. Поэтому основной упор делался не на отработку, скажем, захватов и болевых удержаний, – это годилось, но опять-таки только и исключительно против людей – а на умение избегать прямого столкновения и противостояния «сила против силы». Уходы вместо жестких блоков, увертки и сложнейшие – на уровне акробатики финты – было в этом что-то от айкидо. Но вместе с тем присутствовала и наработка жестких, молниеносных ударов, так что, скорее, ближе всего эта система была (из всех знакомых Алексею) к чему-то вроде джиу-джитсу. А в общем-то, рукопашный бой был для братьев чем-то вспомогательным, или, скорее, средством для совсем уж крайнего случая. Против тех, с кем им приходилось иметь дело, с голыми руками (пусть и самому тренированному бойцу) лучше все-таки было не соваться…

Основным оружием братьев были клинки. Дать более конкретную классификацию Алексею, который очень даже прилично разбирался в «холодняке», было затруднительно. Для мечей – вроде бы слишком короткие и легкие, а для кинжалов – крупноваты. Алексей, естественно, сразу же полез с расспросами – почему так? На это не сильно разговорчивый обычно брат Илья, выполнявший для «новобранца» роль инструктора по клинковому бою, объяснил, что да, изначально оружием братьев как раз и был классический славянский меч. Причем оружием главным, с которым они не расставались практически никогда. Но было это, конечно, в те времена, когда вид опоясанного мечом человека даже в самом людном месте ни у кого никаких вопросов не вызывал – нормальная деталь костюма, так сказать.

Так было когда-то. А нынче… Попробуйте сегодня продефилировать с мечом по городу – хотя бы проехаться в метро в час «пик». Кто-то примет за спятившего «реставратора», а кто-то и сразу за потерявшего страх маньяка, вышедшего на охоту за головами. Короче, проблемы гарантированы как с правоохранителями, так и с представителями психиатрии – не обязательно в такой последовательности, но наверняка. Современный же клинок братства оказался куда как удобен не только для ношения (прежде всего скрытого), но и для боевого применения, к примеру, в условиях ограниченного пространства, где длинным мечом не сильно-то и помашешь. Кстати, потеряв в длине, клинок остался достаточно массивным – настолько, что им можно было не только колоть или резать, но и рубить. Это опять-таки результат выводов, сделанных из практики, – боевой опыт применения пришедших на смену мечам шпаг и остального куда более изящного оружия, вроде рапир, показал, что против нечисти и нежити они крайне неэффективны. Выходцы из потустороннего мира умудрялись переносить все возрастающее количество колотых ран в своем, существующем по нелюдским законам организме, сохраняя большую часть своих боевых качеств, а то и вовсе игнорировать. А вот отсечение различных когтистых конечностей, щупалец и тем более – башки, действовало на них как раз с нужным эффектом.

Широкое (причем не равномерно, а прямое у основания и с расширением ближе к острию) лезвие, не вычурная, а простая практичная гарда, рукоять, обтянутая кожей и имеющая на конце блестящее полушарие-балансир, позволяющее наносить серьезные удары – именно так выглядел сегодня клинок Братства. При этом изготавливался он полностью из серебра, на нем гравировались строки молитв и церковные символы, после чего следовала церемония освящения. Вот тогда-то и становился этот клинок грозным оружием, смертельно опасным для нечисти и ее приспешников.