Было около полуночи, когда коридорный-сингалец Овира Мефсилу заметил непорядок.
Точнее, он его услышал.
Сингалец шел по галерее первого этажа, высматривая пыль и паутину. И тут с задней стороны отеля донесся долгий звук льющей воды. Как будто кто-то выливал воду из бутылки.
Овира Мефсилу забеспокоился. Конечно, он повидал разных постояльцев, и не раз в отеле случались такие кутежи, что и вспоминать неприлично. Но он ни на один вдох не забывал, что «Бингли» – самый знаменитый отель Сингапура и здесь должно быть чисто, как в буддистском монастыре. И мочиться у стены со стороны сада (а звук был очень похож) тут запрещено всем постояльцам, пусть они даже лорды или из королевской семьи.
Сингалец вышел в сад. Возле серебристо-белой стены никого. Для верности он решил пройти вдоль задней стены, и со второй попытки обнаружил там – лужу.
Лужа была маленькая и мутная. Земля впитывала жидкость, как губка.
Овира наклонился и принюхался. Похоже, простая вода. Решил рискнуть, опустил палец в лужу и лизнул. Горькая, соленая. Наверное, морская.
Коридорный поднялся и посмотрел в сторону океана. Раздувшийся от прилива, он покрыл пляж, так что между блестящей черной водой и оградой отеля осталась лишь белая полоска песка. Но догадка не приходила.
Правила отеля «Бингли» не запрещали лить морскую воду из окна. Разумеется, если это не раздражало других постояльцев.
Но коридорный все равно не мог взять в толк, для чего это делать.
Напротив лужи – окно восьмого номера. Насколько он помнил, именно сюда заселился тот самый загадочный армянин, что прибыл вчера с одним большим тяжелым чемоданом, а сегодня вечером показывал колокольчик маленькой кудеснице.
Света в окне нет. Похоже, постоялец уже лег спать.
***
Наутро сингалец решил выяснить, не случилось ли новых событий с участием загадочного армянина.
Овира Мефсилу было знакомо могущество колдунов, но он их не особенно боялся. Навредить порядочному человеку, который знает свой гороскоп, они все равно не смогут. А если попытаются, он пригласит монаха и тот задаст омраченному колдуну хорошую трепку!
Горничная-малайка сказала, что дверь заперта, а постоялец до сих пор не выходил. И на стук не отвечает.
Овира Мефсилу отправился к Субботину. Теперь у него была серьезная причина: номер остался неубранным.
Управляющий повидал немало удивительного, прежде чем осесть в Сингапуре. Учился в петербургском Институте Востока у легендарного йогина Поливанова. Переводил с китайского и японского, а европейские языки знал без числа. Был многообещающий поэт-декадент, один раз его даже выгнали с семинара Гумилёва. В Гражданскую поехал в Сибирь агитировать китайских кули. Агитировал, агитировал и вдруг оказался ординарцем барона Унгерна. Субботин пересек с тантрическим белогвардейцем Монголию и пытался собрать полк из боевых монахов. Чуть не стал личным переводчиком ужасного Джа-ламы. Позже, в Харбине, издал книжки стихов «Славлю смерть» и «Московская готика». Знал жаргоны маньчжурских тайных католиков и кантонских чаеторговцев.
И вот случился биржевой обвал 1931 года, отель после двухлетней агонии разорился. Кантонские чаеторговцы выкупили его с аукциона и поставили управлять своего старого приятеля.
Одним словом, Субботин исследовал мир со всех сторон и наверняка знал, как обращаться с армянскими магами.
– Это очень интересно, – сказал он. – А табличку «Не беспокоить» он повесил?
– Таблички нет, масса.
– Ну и хорошо. Вечером посмотрим. А пока я на крикет опаздываю.
В Сингапуре Субботин полюбил английский спорт. И английский джин тоже.
***
Вечером армянин не появился ни в бильярдном баре, ни на обеденной террасе. Американец, когда вернулся из города и расправился с ужином, зашел в бильярдный и спросил, не видел ли кто загадочного постояльца.
Как оказалась, загадочного постояльца не видел никто. Субботин напрягся.
– Этого следовало ожидать, – американец взмахнул еще не зажженной сигаретой и отправился в своей номер.
Воцарилось молчание. Первой его нарушила Маноэла Ферраз, та самая метиска из Макао.
– Колокольчик тоже пропал?
– Возможно, этот загадочный человек отправился искать достойного мага, – ответил уже знакомый нам француз, тасуя карты. Жан Поль Анаклет Шовен жил в отеле четвертый месяц.
Они каждый вечер играли в бридж – француз и американец против мексиканца и немца. Иногда случалось, что у мексиканца были дела в городе. В такие вечера Субботин садился играть вместе него. Но сегодня американец ушел в свой номер, и карты лежали без дела.
– Можете не беспокоиться, сеньора, – сказал управляющий, – даже если с ним что-то случилось, мы сделаем все, чтобы ему помочь.
– Вы всегда в делах, – улыбнулась метиска, – я не могу представить, когда вы спите. И с кем… ой, простите, пожалуйста! Это вырвалось совершенно случайно. Один из тех случаев, про которые пишет доктор Фрейд!
– Кстати, скоро ли прибудет ваш жених? – осведомился немец Фридрих Кластерманн. – Вы нам столько о нем рассказывали.
– Я уже начинаю подозревать, он вообще не прибудет, – призналась метиска. – хотя не могу представить, чтобы венгерский граф оказался настолько бесчестным и бесчувственным человеком.
Субботин встал из-за карточного стола и отправился на инспекцию. Он отлично знал этот типаж. С тех пор как португальцы рассорились с англичанами и голландцами, блистательный Макао увял и превратился в город заброшенных пакгаузов, второсортных борделей и облупившихся дворцов, переделанных в игорные дома. А смуглые, горячие и ужасно непостоянные португальцы-метисы с примесью китайских, арабских, малайских и даже японских кровей заполонили кают-компании, негоциантские конторы и аукционные дома всей Ост-Индии. Они продолжали называть себя португальцами, селились в европейских отелях и мечтали о британском подданстве, но не понимали англосаксонского расизма и продолжали жениться даже на негритянках.
Субботина так и подмывало иногда посоветовать им осваивать Россию, где уважают любых иностранцев. Особенно если они в пиджаках и шляпах.
– Он так и не выходил, масса.
Субботин прислушался к двери восьмого номера. Постучал и подергал ручку.
Заперто.
– С вами все в порядке?
Ответа нет.
– Принеси, пожалуйста, запасной ключ, – сказал он коридорному.
Щелкнул замок, дверь отворилась. Субботин заглянул внутрь.
Номер казался совершенно нетронутым с момента последней уборки. Можно фотографировать для рекламного проспекта.
Никакой одежды на вешалках, чистая стеклянная пепельница сверкает, как вазочка для мороженого. Кровать даже не примята. Тростниковые кресла стоят, где стояли.
Только на столе у окна лежит чемодан. Распахнутый и абсолютно пустой.
Армянина нигде нет.
Субботин заглянул в шкафы и под кровать, проверил окно. Заперто изнутри, защелки не тронуты.
Интересное дело. Ни армянина, ни колокольчика.
Управляющий позвал еще раз. Ответа не было.
– Это тот чемодан, который ты нес?
– Да, масса.
– Он уже тогда был пустой?
– Нет, масса. Я сам его нес, внутри что-то было.
– Вот как!
Субботин вышел из номера и запер дверь. Потом пошел проверять регистрационную книгу.
Загадочный армянин заселился вчера и записался как Александр Элбакян, торговец коврами из Александрополя.
Субботин попытался вспомнить, где расположен этот Александрополь – на российский или турецкой стороне? А может, в Греции? Нет, не вспоминается. Это и не важно. Все равно Великая война перекроила границы.
– А помнишь, у нас Вертинский выступал? – спросил он сингальца.
– Да, масса. Мы селили его в лучшем номере.
– И пел в бильярдном баре «В бананово-лимонном Сингапуре». Это была премьера песни. Сейчас она даже на пластинках выходит… Эх, на английском так и не скажешь. А еще у него есть песня «Лиловый негр», он ее тоже пел.
– Если бы я знал русский, масса, я бы ее запомнил.
– А что ты вообще запомнил?
– Что он пел очень проникновенно, масса. Я еще подумал – вот бы кто-то начал петь в такой манере на сингальском языке.
– Да так, мысль пришла. Почему бы нам не нанять швейцаром негра? Хотя бы лилового. Я спрошу у хозяев, думаю, они согласятся. Хотя англичанам может не понравиться, да.
Субботин задумался.
– Значит, так. Про негра я спрошу. А в номер пропавшего Элбакяна мы пока никого не селим. Вдруг он опять там появится? А если не появится, можно будет всем говорить, что в отеле живет призрак. Увидишь, еще больше народу станет. В восьмой номер отбоя не будет, за него можно будет брать, как за люкс. А чемодан призрака надо в холле поставить. Чтобы всем было видно: призраки у нас настоящие.
Когда он вернулся в бильярдный бар, там все еще обсуждали загадочного Александра Элбакяна. О пропаже, похоже, никто пока не догадался.
– Он же совсем не старый, – настаивала метиска Маноэла, – просто небритый, усы длинные и сидел сгорбившись. Я успела присмотреться – у него почти не было морщин. Поверьте, в этом-то я разбираюсь.
– Интересно, зачем ему маскироваться? – спросил мексиканец. – Может, он беглый революционер?
– Я думаю, он вынужден скрываться от сил зла, – сказала Маноэла. – Если девочка все увидела правильно, какие-нибудь черные маги могут охотиться за его колокольчиком. Может быть, поэтому он с нами не ужинает? Я хочу верить, что с ним все в порядке, и он успеет обратиться в Теософское общество. Пока еще не слишком поздно!
Субботин осторожно прокрался в коридор, поднялся в кабинет и снял телефонную трубку. А другой налил на два пальца джина.
– Соедините, пожалуйста, с военной полицией. Да-да, здравствуйте. Говорит Виктор Субботин, отель «Бингли». Рад слышать, очень рад. Скажите, вы можете проверить по картотекам двух моих постояльцев? Маноэла Ферраз из Макао. И Александр Элбакян из Александрополя. Не находятся ли в розыске или под наблюдением? Мне просто надо быть уверенным, что вы не арестуете их до того, как они нам заплатят.
Спустя полчаса ответ был готов. Маноэла Ферраз нигде не значилась. Торговец коврами Александр Элбакян тоже.
Зато в лондонской картотеке нашлась Александра Элбакян, биолог из Советского Союза, член ВКП(б) с 1929 года.
Отель Rex расположен через квартал от «Бингли», с тыльной стороны чуть менее легендарной Каледонии. Он намного меньше, не попадает на открытки, и знаменитых постояльцев тут тоже не бывает.
Так что дежурный Массимо Росси надолго запомнит тот вечер, когда дверь с золотой вязью отворилась, и в отделанный серым гранитом холл вошли эти двое. Пришельцы выглядели настолько странно, что сначала принял он их за актеров.
Один был джентльмен лет шестидесяти, обрюзгший и облысевший, с желтым лицом и всклокоченной бородкой. Одет в старомодный твидовый пиджак (лет десять назад он наверняка обошелся недешево) и брюки-гольф. Чуть ниже колен их скрепляли серебряные застежки. На пальце правой руки мигнул перстень с золотой пентаграммой.
А за ним тащил чемоданы светлокожий азиат в желтой рясе буддистского монаха. Стриженый наголо, тщательно выбритый и высокий, чуть не до потолка.
– Мне и моему консультанту нужен номер, – с ходу заявил джентльмен, – можно один на двоих. Мой консультант будет спать на полу, я прошу этому не удивляться. У него монашеский обет не пользоваться высокими кроватями.
– Простите, сэр, но я должен уточнить у директора…
– Правила отеля Rex запрещают спать на полу?
– Нет, сэр. Они запрещают селить азиатов.
– Что за чушь?
– Таковы правила, сэр. Мы селим только европейцев.
– А русских?
– Согласно правилам отеля, сэр, русские считаются европейцами.
– А как насчет португальцев из Макао?
– Разумеется, сэр, согласно правилам отеля все португальцы считаются европейцами. В том числе и уроженцы Макао.
– Я не вижу причин, почему вам тогда не поселить моего консультанта. Тибет уж точно ближе к Европе, чем Макао!
Молодой монах стоически стоял навытяжку с чемоданами и посохом за спиной. На его щеках блестели капельки пота. Ему можно было дать лет тридцать, но с таким ростом ни в чем нельзя быть уверенным.
– Правила отеля запрещают селить китайцев, японцев, ласкаров и малайцев, – повторил дежурный, – какие бы суммы они не предлагали. Я бы советовал вам обратиться в «Бингли».
– Я не желаю платить деньги только за чужую славу!
– На тот случай, если вас не устраивают «Бингли» или «Каледония», в китайском квартале, сэр, есть несколько хороших отелей: «Даменлу» и «Новый Маджестик». Туда пускают всех.
– Я не потерплю! – рявкнул джентльмен. – Я не потерплю этих глупостей! Много лет я исследую мудрость Востока, которая многократно превосходит то, что вдолбили вам в голову бездарные учителя, и вы собираетесь селить меня в китайском квартале? Это неслыханно! Вам известно тибетское слово «лама»?
– Да, сэр.
– А вам известно его происхождение?
– Нет, сэр.
– «Лам» по-тибетски означает путь или дорогу, а лама— это Идущий, особый титул богов Египта. Следующий Путем, если пользоваться буддистской фразеологией. Его нумерологическое значение – 71. Вы понимаете?
Монах приоткрыл рот, чтобы что-то сказать, но сдержался и промолчал.
– Не совсем, сэр, – ответил Массимо.
– Хорошо, зайдем с другой стороны. Посмотрите внимательно на моего консультанта. Скажите, он китаец?
– Нет, сэр.
– Малаец?
– Нет, сэр.
– А может быть, он ласкар из Индии?
– В этом я не могу быть уверен, сэр.
– Зато я уверен! Да будет вам известно, что граница между Индией и Тибетом пролегает по водоразделу Тибетского нагорья. И Тибет – это все, что севернее великого хребта! Так понятно?
– Не совсем, сэр.
– Ласкары – это индусы. А мой консультант родился намного севернее. Почтенный Лобсан, где вы родились?
– В Бурятии, – сказал монах. – Это возле Байкала.
– Вот видите! Взгляните на карту, взгляните. Вот она, на стене висит. Вот Индия, где ласкары. А вот Тибет. Что вам непонятно?
– Простите, сэр, но разве озеро Байкал расположено в Тибете? – дежурный уже ничего не понимал.
– Разумеется, нет. Но это и не важно. Главное, что мой консультант – тибетский монах. Вы же не Байкал селите, а моего консультанта! Давайте, записывайте.
– Мне надо уточнить, сэр.
– Валяйте. Покажите мне место в ваших правилах, где запрещено селиться тибетским монахам.
Дежурный достал книжечку в кожаном переплете и посмотрел на нее. Махнул рукой и спрятал обратно. Даже не открыл.
Потом развернул регистрационную книгу.
– Пожалуйста, господа. Ваш номер – четвертый.
Джентльмен записался, как сэр Саймон Алистер Кроу, литератор. А его спутник (как оказалось, он умел по-английски и писать) – как Лобсан Сэнгэ Сумати, монах (будд.).
***
Оказавшись в номере, джентльмен снял пиджак, старательно расправил его на вешалке, а потом с облегчением рухнул на кровать.
– Что за проклятый город! – пробурчал он, глядя в потолок. – И как тут душно. Лобсан, откройте окно! Хотя нет, не открывайте. Там тоже душно.
– Я хотел бы уточнить, – заговорил монах, – что вы неверно перевели тибетское слово «лама». Дословно оно означает «выше нет». Это титул духовного учителя, а не просто йогина-последователя дхармы.
– Воздух спертый, архитектура уродлива, люди с печатью вырождения на лицах, – бормотал Кроу. – Нет, англичанину здесь жить положительно невозможно! И зачем тащиться в такую даль? Не проще ли умереть на родине?
– Я полагал, что вы вернетесь в Англию, – сказал Лобсан. – В Калькутте вы тоже жаловались на климат.
– К сожалению, это для меня невозможно, – джентльмен закинул голову и глядел в низкий белый потолок. – Они идут по моему следу и хотят нанести мне последний удар. А у меня нет ни сил, ни денег, чтобы им ответить. И все это сейчас, когда наступил новый эон – эон Гора! Послушайте, почтеннейший, – сэр Кроу ослабил галстук, – вы не знаете, когда станет свежее?
– Один тайский тхеравадин рассказывал мне, что здесь, на экваторе, погода почти никогда не меняется.
– О боги!..
Новичку-северянину очень непросто переносить климат Сингапура. Лобсан не ошибся – город стоит почти на экваторе. Очень жарко и влажно, ходишь как по теплице. А здешние дожди – это сплошная стена из воды, под ними мгновенно промокнешь насквозь.
– Место, конечно, оставляет желать лучшего, – Кроу сел, – Дайте руку, мне встать надо. Да, конура еще та. Но как приятно увидеть знакомую мебель! Может, в этом и есть гений Британской империи? Куда бы ты ни приехал – в Коломбо, Мадрас, проклятую Калькутту или Сингапур, – ты как дома. Одни и те же язык, газеты, книги, мебель. Даже церкви, – оккультист бросил презрительный взгляд в окно, где вздымался восьмигранный готический шпиль кафедрального собора святого Иосифа, – Только вот климат перевозке не поддается… Смотрите-ка, Британская энциклопедия! Какая забота о досуге постояльца!
Кроу опустился в тростниковое кресло и раскрыл толстый фолиант.
– Посмотрим, что сообщают. Итак, торговый оборот Сингапура, почтеннейший Лобсан, – это 332 с половиной миллиона долларов. Конечно, не фунтов, но сумма приличная. Из них 18 миллионов – вывоз жести. Половина всей жести мира производится в Сингапуре. И оборот постоянно растет. Это старое издание, сейчас он мог вырасти и вдвое, и втрое! Помимо жести и консервированных ананасов отсюда вывозят перец, лак, сало, кожи. И колоссальный транзит всего на свете, от каменного угля до керосина. Порто-франко для всех грузов, кроме вин, пива и опиума, который и так приносит достаточно дохода… Да это же золотое дно, почтенный Лобсан! В этой душной оранжерее крутится больше денег, чем на Клондайке!
Сэр Саймон полез во внутренний карман и достал кожаное портмоне с серебряной застежкой.
– Лобсан, скажите, у нас еще остался бренди?
– Нет.
О проекте
О подписке