Мы отплываем в Сингапур —

Безумен каждый, как медведь.

Припав к штурвалу, я понур,

Земную покидаю твердь.

Всех китайцев опоил,

По дну Парижа шлялся,

С цветным цунами танцевал,

В песке косы валялся.

Попрощайся же со мной!

Том Уэйтс, «Сингапур»

Часть I. Забытая реликвия

I. Авагдду угадывает

– Наука не может объяснить то, что сейчас вы увидите.

В тот майский вечер 1936 года бильярдный зал был полон публики. Почти все постояльцы знаменитого сингапурского отеля «Бингли» собрались, чтобы стать свидетелями настоящего чуда.

Англичане, французы, швейцарские немцы, голландки из Батавии, латиноамериканец с подкрученными усиками, очаровательная португальская метиска из Макао и многие, многие другие. Явились и китайцы в застегнутых на все пуговицы европейских костюмах – несколько лет назад новые хозяева отеля разрешили селить обеспеченных азиатов. Еще один китаец в белом колпаке замер в баре. А возле выхода вытянулся по стойке смирно мордатый коридорный-сингалец со Шри-Ланки, всегда готовый прийти на помощь.

Верхний свет погасили. И только в баре посреди зала горят красные лампы. Бар похож на мавританскую крепость из орехового дерева, а лампы – на сигнальные огни ее башен.

Пахнет английскими сигарами и влажной сингапурской ночью.

Напряженная тишина. Слышно, как движутся на шарнирах электрические опахала и щебечут цикады за громадными полукруглыми окнами.

Все смотрят за перегородку, что отделяет столики от бильярдных столов. На той стороне – стул с малиновой обивкой. Стул сделан из той же темно-коричневой ореховой древесины, что барная стойка.

На стуле – девочка лет тринадцати с волосами, заплетёнными в две косы. Одета в темное складчатое платье, какие носили во времена королевы Виктории. Она сидит настолько прямо и неподвижно, что похожа на куклу. Лицо девочки накрыто черной, под оттенок платья накидкой. Из тени под челкой сверкают колючие глазки.

Рядом женщина лет сорока с распущенными огненно-рыжими волосами и в зеленом платье кельтского стиля, словно сошедшая с полотна романтика-прерафаэлита. Открытое декольте напоминает о парижских модах, длинные легкие рукава – о средневековых герцогинях, а на поясе – узор из кельтской коллекции Британского музея. Рядом с девочкой она кажется особенно высокой и властной.

В руках у женщины черный шерстяной шарф.

– Агата росла чудесным ребенком, – начала женщина по-английски, – и родители не могли на нее нарадоваться. Она хорошо училась в школе, помогала друзьям, но больше всего ее сердце волновали величественные баллады валлийской старины. Холмы Уэльса, туманные озера и величественные скалы у морских берегов всегда волновали ее живое воображение. Возможно, ей предстояло стать великой певицей, которая представила бы на сцене Ла Скала или парижской оперы дивные сказания кельтской древности. А возможно, она могла бы изобразить это языком танца… У девочки было очень много талантов, и мы не знаем, какой из них дал бы самые прекрасные плоды. Но однажды с ней произошло несчастье. Путь искусства или хотя бы светской жизни отныне закрыт для нее.

Женщина обвела взглядом зал. Казалось, она собирается найти виновника.

– Здесь был убит зверь, – вдруг произносит девочка. Голос у нее нечеловечески монотонный.

– Что? Что ты сказала, Авагдду?

– Здесь был убит зверь.

– Да, это так, – произносит человек в белом костюме, форменной фуражке и с пусть подстриженной, но все равно пиратской бородкой. – Было дело, в отель приходил тигр. Давно, в самом начале века, еще до Великой войны. Пробрался в зал полосатый, залез под вон тот бильярдный стол, свернулся в калач и уснул. Не знаю, как у него получилось. Наверное, город в те времена был чуть меньше. И вот, господа, вы представляете, насколько удивился старина Джон Гутри, когда выдал фрейм-бол, убрал кий, повернулся, чтобы взять виски, и вдруг наступил тигру на лапу!.. Нам повезло, что в гимназии Стэмфорда нашелся хороший стрелок. Он и уложил зверя, всадил ему пулю между глаз. С пятой, правда, попытки.

Это Виктор Субботин – управляющий отелем. Ему можно верить. Он знает все байки от Харбина до Адена, а в России служил ординарцем у самого барона Унгерна.

– Да, как вы видите, девочке многое открыто, – продолжила женщина, – но она заплатила чудовищную цену за обретенный талант. Вот как это случилось. Однажды мать послала Агату за керосином. Девочка подала бидон, керосинщик открыл кран, и теперь уже никто не знает, как это произошло, но керосин вдруг вспыхнул, и вся лавка взлетела на воздух. Агата выжила, но ее лицо так и осталось обезображено ужасными ожогами. До конца своих дней она будет вынуждена скрывать его, словно бедуинка из жарких пустынь Сахары.

В зале послышался шелест. Это португалка достала платок.

– Агате пришлось пережить ужасные муки. Она плакала от боли, а потом забывалась коротким сном. А когда она вспоминала, какое горе это для ее родителей, несчастная девочка плакала еще сильнее.

Ее несчастные родители, добрые, честные, богобоязненные труженики, не могли проводить с ней достаточно времени. До взрыва у них с трудом хватало денег, чтобы платить за учебу, и ни отец, ни мать не могли оставить своего ремесла. И тогда я, Керридвен МакМеган, взяла опеку над мой любимой маленькой родственницей. Некое шестое чувство подсказало мне, что несчастье бедного ребенка не может быть бесконечным.

И вот однажды, когда Агата, обессиленная, забылась сном, с ней случилось нечто необыкновенное. Она увидела скалу, что вздымалась над бушующим морем, а на вершине скалы вращался серебряный замок кельтской небесной богини Арианрод, чье имя сохранилось только в древних преданиях. Агата взмолилась о помощи и оказалась внутри. Там богиня показала ей чудесный котел, и в его бурлящей воде Агате открылось ее новое имя и предназначение. Она стала Авагдду, и отныне для нее открыты самые сокровенные тайны человеческих душ.

Так началась ее новая жизнь. Неумолимая судьба скрыла ее лицо за накидкой, но убрала для ее глаз завесу тайны с ваших лиц. К тому же Агате постоянно приходят новые озарения и пророчества – одно из них и стало причиной нашего путешествия. Оно заключалось в том, что только в Сингапуре, на границе Востока и Запада, ей будет открыта ее подлинная миссия в нашем измерении.

Мы знаем, что время не терпит. Наступает новая эра, и человечество выживет, только если научится прислушиваться к высшим силам. На ближайшем заседании Сингапурского отделения Теософского общества мы попросим уважаемых спиритуалистов изучить характер ее дара и дать совет, как лучше использовать его для блага всего человечества. Сегодняшнее же собрание необходимо, чтобы феномен Авагдду смогла наблюдать широкая публика.

Ни для кого не секрет, что деятельность Теософского общества окружена множеством отвратительных слухов. Агенты темной иерархии не остановятся ни перед чем, чтобы опорочить искателей света подлинной истины. Сегодня каждый из вас сможет удостовериться: чудеса древних преданий по-прежнему живут рядом с нами. Но чтобы овладеть ими, мы платим слишком большую цену…

Женщина продемонстрировала публике шарф.

– Есть люди, которые прочитали несколько историй про Шерлока Холмса и уверились, что сокровенные тайны человека можно раскрыть, просто взглянув на его одежду. Но дар Авагдду не зависит от зрения. Чтобы доказать это, мы для чистоты эксперимента завяжем ей глаза. Кто-нибудь желает проверить, что повязка надежна и не позволяет подсматривать?

– Давайте я, – из-за карточного стола поднялся пожилой краснощекий американец. Он сидел к девочке ближе всех.

Керридвен подала американцу шарф. Тот с видом заправского портного осмотрел его со всех сторон, потом одним движением повязал себе на глаза и обернулся к остальным зрителям.

– Не вижу, – сообщил он и вернул шарф.

Керридвен поблагодарила гостя и завязала девочке глаза. Теперь лицо Агаты полностью скрыто черной тканью.

– Ассистировать нам будет кузен девочки – Гвион Бах. Он из Лланфер-Керейнион и, как может, помогает своей кузине. Гвион, начинаем.

Кузену Гвиону было лет двенадцать. Прямые светло-рыжие волосы до плеч, словно у юного рыцаря, симпатичное лицо, в котором есть чуть-чуть от лисицы, и стройное тело. Легкой походкой он подошел к стулу, изящно поклонился публике и одним прыжком перемахнул через перегородку.

– Гвион будет держать человека за руки, а Авагдду скажет о нем немного правды, – Керридвен ухмыльнулась: – ну точь-в-точь кельтская ведьма – родство их душ достаточно сильно, чтобы вызвать нечто наподобие резонанса. Современная психология пока не может даже подступиться к этим явлениям. Нечто подобное исследует только австрийский доктор Вильгельм Райх…

– Кто желает быть первым? – Гвион смотрел из-под золотистого локона.

– Я, – американец поднял пухлую руку, – раз уж с меня, что называется, началось…

Гвион подошел, улыбнулся и взял американца за руки. Тот заметил, что у мальчика очень тонкие изящные запястья.

– Авагдду, прошу, скажи, что ты видишь.

– Вы названы именем, которое есть в Библии, – заговорила Авагдду, – вы родились в небольшом городке, и даже сейчас, в разъездах, сохранили верность той церкви, к которой принадлежали. Это одно из протестантских течений… вероятно, методисты, а может быть, некое чуть-чуть более пуританское течение. Скорее всего, методисты, содержание веры у них настолько похоже, что я не всегда могу различить… Нет, это не что-то радикальное. Адвентизм и тому подобное – это не для вас, ведь вы разумный человек.

– Совершенно верно.

– Вы прибыли сюда из-за моря. Страна за морем. Вы прибыли на пароходе, чтобы что-то купить. Но вы не можете купить эту вещь. Она слишком большая, это серьезная покупка. Вы беспокоитесь из-за этой сделки.

Американец ощутимо нервничал.

– Можно прекратить? – спросил он.

– Да, – сказала Авагдду.

Гвион разжал пальцы.

Американец выдохнул и сел, достал сигару, положил в рот и отхлебнул пива.

– Все верно, – сказал он в зал, – исключительно точно работает.

– Кто еще желает подвергнуться испытанию?

Гвион оглядывал гостей. Его глаза смеялись.

– Я, – поднял руку француз в белом костюме с красным платочком в кармане. На мизинце блеснул изумруд.

Гвион подошел. Жена француза с восторгом смотрела, как ловкие белые пальцы обхватили холеные руки.

– Авагдду, открой нам тайну этого славного мужа!

– Этот человек женат на изгнаннице, – сказала Авагдду. – Его жена девочкой жила в другой, очень холодной стране, но была вынуждена уехать. Потому что ее дом забрали бывшие слуги. Вы уверены, что с вами этого не произойдет. Вы родились в лучшей из частей света – Европе, в лучшем городе Европы – Париже и в лучшем из округов Парижа – четвертом.

– Вот как! – сказал Субботин и посмотрел на жену француза. Соня Шовен, урожденная Танеева, грустно кивнула.

– У вас есть много скрытых возможностей, которым вы пока так и не нашли применения, – продолжала читать француза Авагдду. – У вас есть слабости, но вы способны их преодолеть, если нужно. Вы знаете, что с вашим положением и талантами вам нет нужды служить или заниматься поденной работой: сама жизнь дает достаточно материала, чтобы реализовать его, когда на вас снизойдет вдохновение. Вы предпочитаете разнообразную жизнь, рамки и ограничения вызывают у вас недовольство. Также вы мыслите независимо и этим гордитесь. Вы ничего не принимаете на веру без достаточных доказательств.

Француз улыбался.

– Смею заверить, – сказал он, – что вы, юная мадмуазель, видите меня насквозь.

– У вас есть и темная сторона, – Авагдду продолжала тем же тоном, – вы предпочитаете ее не раскрывать. Это связано с событиями вашей ранней юности. Запреты уже тогда для вас ничего не значили. Вы хотели все испытать и попробовать. Вы попробовали многое. Остановились на немногом. Но некоторые шаги были чрезмерны. Это темная область вашей души, в которую вы редко заглядываете.

– Я надеюсь, вы сохраните увиденное в секрете? – спросил француз.

– Да.

Гвион разжал пальцы, не дожидаясь команды.

– А давайте почитаем вас! – он обратился к нахохленному человеку, что стоял за французом, – Давайте, давайте попробуем! Случайный человек, который вроде бы не готов открыться. Ну пожалуйста! Я вас очень-очень прошу!

У нахохленного торчало все – и бородка, и усы, и шевелюра с паутинками седых волос. Скорее по инерции он выставил потные желтые руки.

– Авагдду, прошу, подними покров тайны!

– Вы участник великой войны, – начала Авагдду, – вы не очень понимали ее цели, но выполняли свой долг, и вас не в чем упрекнуть. К сожалению, война оказалась проиграна, но вы не знали ее целей. Потрясением для вас было именно послевоенное презрение к вам, бывшему фронтовику. Родина изменилась. Вы стали ей не нужны.

– Это обычное чувство у немцев моего поколения, – ответил нахохленный. – На войне я был связным, если вам интересно.

– Новый канцлер Адольф Гитлер остается для вас загадкой. Вы не можете решить, кто он – очередной обманщик или человек, который возродит Германию. По мере сил вы стараетесь служить своей стране. Вы надеетесь, что со временем рост благосостояния заставит забыть об унижении проигранной войны. Вы были не раз влюблены, но не можете бросаться с головой в омут страсти: это мешает работе, и у вас уже были с этим проблемы.

– Давайте кого другого, – попросил Субботин, – а то опять о политике. Люди сейчас настолько набиты политикой, что вам, наверное, душу еле видно.

– Да, – ответила Авагдду, – это так.

Гвион подошел к усатому латиноамериканцу.

– Авагдду, скажи нам про этого человека.

– Ваша страна перенесла ужасные страдания, – начала Авагдду. – Они большой болью отзываются в вашем сердце. Долгая кровавая борьба за независимость, предательство политиков, армия, которая не защищает страну, а устраивает перевороты, годы диктатуры, попытка революции. Успешная. Но это не принесло народу счастья. Продолжается война. На вашу страну влияют Соединенные Штаты. Иногда вам кажется, что посол Штатов влиятельнее, чем сам президент.

– Загляни ему в сердце, девочка, – крикнул Субботин. – Это все я у него и в дипломатическом паспорте прочитать смогу!

– Вам было от тринадцати до шестнадцати лет. Вы были впервые по-настоящему влюблены, но не могли жениться на ней, потому что были ей не пара. Да, слишком разные. И ее, и ваши родители не допустили бы свадьбы. Вы мечтали примкнуть к революции. Потому что революция сделала бы вам карьеру. И принесла много женщин. Но родители были против. Они заставляли вас учить английский язык. Это язык захватчиков, которых вы терпеть не можете. Религия не значит для вас много. О! Неужели вы атеист?

– Я не вижу смысла это скрывать, – с достоинством ответил латиноамериканец, – мы здесь все современные люди.

– Меня! Меня посмотрите, – португальская метиска махала платком.

Гвион повернулся к кузине.

– Авагдду, будем ли мы смотреть эту прекрасную леди?

– Да.

Гвион прошел через расступившуюся толпу и взял девушку за руки. Кожа у метиски была цвета какао с молоком, а скуластое лицо просто не позволяло отвести взгляд.

Даже двенадцатилетний Гвион отметил про себя, что она очень даже ничего.

– Вера значит для вас очень много, – заговорила Авагдду без приглашения, – вы учили кахетизис. Ваша сердце замирает, когда вы вспоминаете себя в возрасте первого причастия. Вы любите католические храмы, потому что они красивые. Вы знаете, что грешны. Бог создал и любит вас такой, какая вы есть. Вы мечтаете встретить достойного мужчину. Вы понимаете, что с вами придется непросто. Вам нужен мужчина, похожий на вашего отца, а лучше на самого Бога. Вы пока его не встретили. Вы стремитесь в высшее общество, потому что мужчина вашей мечты тоже амбициозен. Вы всегда в поисках чего-то нового. Вы разбираетесь в моде намного лучше, чем большинство женщин.

– Спасибо, спасибо, – португалка быстро моргала глазами.

– …Простите! Вы можете сказать про… вещь! Да, вот слово: вещь! У меня есть вещь, про нее хочу, чтобы вы сказать.

Этого старика заметили только сейчас. Он сидел на стуле между двумя окнами, в тени. В полумраке он казался столиком или шкафчиком, а не живым человеком.

Смуглый, с пушистыми усами и щетиной на щеках, он был похож на армянина. Хороший светлый костюм болтался на нем, как на вешалке. Видимо, старик усох с возрастом, но старался этого не замечать. Или не желал тратиться на новый костюм?

А вот брюки ему были ощутимо коротки, и из-под них торчали волосатые ноги в дешевых кожаных сандалиях, какие носят индусы.

Широкополая шляпа надвинута на лоб, а руки вцепились в трость. Казалось, что даже сидя на стуле старый армянин нуждался в опоре.

Армян в Сингапуре жило немного, всего несколько семей. Но они были достаточно богаты, чтобы им никто не удивлялся. Несколько десятилетий назад именно четыре брата-армянина по фамилии Саркис построили отель «Бингли» и руководили им до биржевого краха в 1931, который через два года закончился продажей отеля за долги.

– Вы хотите, чтобы Авагдду заглянула в сущность какого-нибудь из ваших предметов?

– Да! Да! Вещь – это предмет. Верно, верно… Предмет!

– Вы принесли его с собой?

– Да! Да! Вот она.

Старик достал что-то, завернутое в мешковину.

Гвион обернулся к Керридвен.

– Авагдду сможет не только прочитать предмет, – сказала Керридвен, – она сможет его угадать.

– Да, – сказала Авагдду.

Гвион подошел к старику и протянул ладони.

– Положите его без обертки. Мне надо почувствовать.

– Да! Да!

Армянин прислонил трость к стулу и начал разворачивать. Пальцы работали удивительно ловко для дряхлого старика.

– Вот! – старик протянул предмет, – Всем покажи! Всем!

На лице Гвиона отразилась легкая паника, но он поднял руку. На ладони стоял небольшой бронзовый колокольчик. Это был типичный дильбу, с каким ходят тибетские монахи.

– Авагдду, – Гвион сглотнул, – молю, открой нам тайну сего загадочного предмета.

Ответа не было.

Гвион обернулся. Керридвен тоже смотрела на девочку.

Авагдду вскрикнула.

– Ох, – сказала Керридвен, подошла ближе и положила руки на плечи девочки.

– Великая тайна! – заговорила Авагдду, теперь уже другим тоном: монотонным, но встревоженным, – Великая тайна! Это могучий предмет, он не то, чем кажется! В нем заключена великая магическая сила! Немыслимая сила! Великая тайна, великая мощь! О нет! Нет! Не мечтайте им завладеть! Справиться с ним может лишь великий и подлинный маг! Вы не знаете его истории и применения!

Авагдду затихла. Все смотрели на армянина. Тот снял с руки колокольчик, завернул обратно в мешковину, спрятал в карман. Поднялся, опираясь на палку и только сейчас улыбнулся.

– Лексо! Лексо! Так и думал! Так и думал! Лексо!

И заковылял к выходу на галерею первого этажа. Коридорный хотел его поддержать, но старик отстранил сингальца и скрылся в галерее.

– Yr hyn a wnaeth e ddweud? – спросила Авагдду. – Beth mae Lekso yn ei olygu?

– Nid wyf wedi deall, – ответил Гвион. – Rydych wedi arbed y sioe. Diolch!¹

– Авагдду, мы будем продолжать? – спросила Керридвен.

– Нет, – девочка вернулась к обычному тону, – Я устала.