– Я рассказал мистеру Фергюсону о нашей поездке и как раз собирался продолжить рассказ о том, чего Вы, Ватсон, пока не знаете. Честно говоря, выходить на улицу в такую погоду мне не хотелось, поэтому работал дома. Мне прислали подборку «Норс суррей обсервер» за интересующий нас период. Кроме того, Лестрейд прислал старые дела из архива, которые я ему должен вернуть. И ещё, пока Вы, дорогой друг, увлечённо беседовали со служителем музея, я отлучился и переговорил с директором. Оставил требуемый залог и вот, мне сегодня доставили для изучения интересный экспонат из музея, который мы с Вами осмотрим вместе чуть позднее. Доверие директора объясняется тем, что он также, как и я является членом Королевского исторического общества и, кроме того, читал мой труд о методах реконструкции личности египетских фараонов по содержанию их гробниц. Так вот, век назад, когда пра-прадедушка Генри Фергюсона был священником в приходе своего городка, в радиусе примерно 40 миль был совершён ряд дерзких ограблений. Преступника не нашли.

– Вы хотите сказать, мистер Холмс, что мой предок был грабителем?!

– Нет. Не волнуйтесь, у Вашего предка не было такой возможности. Он был очень занят службой в церкви. Всё время на людях. Ездить за 40 миль, выслеживать, грабить и при том, оставаться незамеченным он просто не мог. И ещё, он был очень набожным человеком, серьёзно относился к акту покаяния. Даже когда случалось уходить из мира отпетым преступникам из тюрьмы, расположенной неподалёку, они просили пригласить именно отца Фергюсона, чтобы он помолился об их душах и напутствовал в последний путь. Это доказанные факты, не вызывающие сомнений. Жил он скромно, на несколько лет пережил свою супругу. Скончался от сердечного приступа на руках у взрослого сына, который по заранее подготовленному отцом завещанию, получил в наследство крупное состояние. Интересно, что наследство представляло из себя чемодан, набитый денежными купюрами. Об этом писали в местной газете. Сыщики пытались связать эти деньги с грабежами, но не смогли. Пришли к выводу, что они достались священнику от дальнего родственника, который несколько лет назад гостил в его доме. Известно, что он ушёл в очередной рейс на судне «Голубая звезда» и пропал. Собственно, пропало судно. В конторе Ллойда, по прошествии положенного времени, ударил колокол – судно было официально признано погибшим.

– Это всё интересно, Холмс, но не томите нас, на конторке я вижу таинственный свёрток. Это его Вам доставили из музея?

– Да, Ватсон, Вы наблюдательны. Честно говоря, я сам не знаю, что там. Директор музея сказал, что у них есть только одна единица хранения, переданная в музей лично господином Фергюсоном. Вот этот предмет нам и прислали. Давайте посмотрим, что же это такое.

На планете Земля, как и в нашем Университете, заканчивался ХХ век. После утренней лекции образовалось окно между парами, которое можно было посвятить приведению дел в порядок. В комнате преподавателей мой стол и шкаф стояли слева от двери. Вдоль стен располагались рабочие места ещё троих коллег.

Собственно, моё основное рабочее место находилось в лаборатории вычислительной техники, которой я руководил. Правда, «руководил» громко сказано, так как там я был в единственном числе, наедине с мультитерминальным компьютером польского производства. Студенты приходили на лабораторные занятия по расписанию и уходили. Те из них, кто не успевал закончить расчёты вовремя, хотели поработать ещё и на перемене. Пришлось написать программу, которая создавала иллюзию, что центральный процессор самостоятельно общается со студентами и предупреждает, что через пять минут питание отключится, чтобы все успели сохранить свои файлы. Досада студентов обращалась на компьютер, и это позволяло поддерживать комфорт во взаимоотношениях. К сожалению, с другими людьми было не так просто.

Через несколько минут подошли коллеги. Они просто хотели общаться, но почему-то располагались всегда возле моего стола, как бы вовлекая в свой круг. Впрочем, причина для этого была. Она крылась в традиции пятнадцатилетней давности, когда темой обсуждений были новости науки и техники. Все были моложе, да и времена были советские. Преподавание в Университете и научная работа считались престижными занятиями. Этот труд общество ценило. С тех пор времена изменились. Разговоры коллег стали меркантильными и неинтересными. А потребность в уважении со стороны общества свелась к тому, что они, «как-бы», выбрали меня «козлом отпущения». Дело в том, что я был единственным, у кого не было собственного автомобиля. Никогда не было. Не возникало и желания приобрести «железного коня». Таким образом, ясно, кто в традиционном кружке был «белой вороной». Приходилось молчать или вставлять ничего не значащие фразы, вроде:

– Что Вы говорите?!

– Как интересно!

– Правда?!

Вечером, совершенно неожиданно, мне позвонил мой приятель (редкий звонок!), который преподавал в другом вузе и с которым я не виделся со студенческой скамьи. Он попросил дать отзыв на методическое руководство. Решили встретиться в кафе после работы. Хорошо посидели, вспомнили студенческие годы. Когда-то на третьем курсе вместе записались в ДОСААФ и по три раза прыгнули с десантным парашютом с принудительным раскрытием. Собственно, так и мешок картошки может прыгнуть. Но если для меня знакомство с авиацией этим и ограничилось, то товарищ увлёкся техникой. Он рассказал, что несколько лет назад на базе бывшего аэродрома ДОСААФ лётчики организовали коммерческое предприятие, у которого были маленькие самолёты, их сдавали напрокат. Клиентами являлись, в основном, иностранцы, работающие в нашем городе. У себя на родине они владели самолётами, любили летать и хотели поддерживать себя в тонусе. Аренда стоила 180 долларов за час полёта. Мой приятель уже год посещал курсы пилотов-любителей при этом предприятии, а всего ему нужно было самостоятельно налетать 100 часов, чтобы сдать экзамен на сертификат.

Когда прощались, он предложил:

– Давай в воскресенье поедешь со мной и посмотришь. Я как раз подкопил денег на час аренды. Взять пассажира не могу, так как у меня нет прав пилота, но всё равно будет интересно.

В воскресенье утром синий жигулёнок приятеля доставил нас на аэродром. Подошли к одному из самолётов. Винт впереди, кабина как у двухместного автомобиля, только два штурвала – у инструктора и у курсанта.

– Смотри, как раз идёт директор фирмы. Я тебя познакомлю! Геннадий Иванович, познакомьтесь – мой друг. Мы вместе прыгали с парашютом в ДОСААФ. Ну, я побежал на занятие.

Директор был усатым мужчиной примерно моего возраста, одетым в аккуратный комбинезон.

– Ты, я вижу, как и твой друг, человек увлечённый. Мне как раз нужно облетать самолёт. Садись справа. Надень шлемофон.

Сел в кресло. Захлопнул свою дверцу. Не обнаружил никаких ремней безопасности или парашюта. Молча надел шлемофон. Услышал в наушниках голос:

– Поехали.

Подумал о директоре:

– Ну, прям Гагарин!

Мотор громко загудел, и машина побежала по грунтовой полосе аэродрома. Среди приборов перед собой узнал высотометр, так как на нём так и было написано.

Рукоятка газа находилась между нашими сидениями, и пилот двигал её вперёд правой рукой. Скорость увеличилась, машина оторвалась от земли и начала взлетать. Подумал:

– Как красиво вокруг, хорошо, что лето… и винт, оказывается, смотреть совсем не мешает – слишком быстро крутится.

Из приятных размышлений вывел голос пилота, как ковш холодной воды за шиворот:

– Принимай управление.

Смотрю, а он отпустил штурвал и отвернулся, глядит в левое окно.

Быстро схватил штурвал, сознание прорезала паническая мысль:

– Надо сказать, что я даже машину водить не умею!

Через секунду:

– Но ведь ничего страшного не случится, если я просто тихонько подержу штурвал!

Пилот повернулся ко мне и скомандовал:

– Высота четыре тысячи, летать будем в радиусе двух километров от трубы ТЭЦ.

Он показал пальцем вправо.

Шок прошёл, и я начал что-то соображать. Конечно, в кино и, краем глаза, в компьютерных играх, в которые играл сын, я видел, что штурвал от себя – это вниз, а штурвал на себя – это вверх. Мы летели вверх, следовательно, сейчас положение штурвала это – штурвал на себя. Так… вот и высотометр подходит к отметке 4000. Медленно двигаю штурвал от себя. Стрелка на приборе замерла на отметке 4000. Так держать! А где труба? Вот она, справа. Плавно поворачиваю штурвал вправо. Что такое, самолёт не поворачивает! Его просто сносит к трубе крылом. Ага, наверно, штурвал поворачивает только руль на хвосте. А как сделать, чтобы поворачивал весь самолёт? Когда доводилось летать пассажиром на больших самолётах, я видел, что при повороте на крыльях опускаются и поднимаются закрылки, элероны или как их там. Логично предположить, что две педали у меня под ногами как раз и служат для этого. Правая – при повороте вправо. Левая – при повороте влево. Попробовать стоит. Тихонько нажимаю правую педаль. Самолёт накренился и полетел на трубу, как надо. Ура! Вот она труба. Прямо передо мной. Отпустил педаль и вернул штурвал в прежнее положение.

Слышу в наушниках:

– А ты зачем пикируешь?

Пилот стучит пальцем по прибору, где маленький профиль самолёта наклонился вниз. Он почти на красной черте, проведённой под углом. Как я узнал потом, там отмечен угол 15 градусов, при котором происходит срыв в штопор. Я так увлёкся поворотом на трубу, что не сообразил – труба-то внизу! Если я вижу трубу перед собой, то самолёт гарантированно летит вниз. Потихоньку забираю штурвал на себя. Высота снова выравнивается до 4000. Пролетел над трубой. Как он сказал – радиус два километра? Не спуская глаз с высотометра, плавно нажимаю правую педаль и поворачиваю штурвал вправо. Потихоньку поворачиваю, поворачиваю. Соображаю, что если так всё и держать, то будет плавный непрерывный поворот по часовой стрелке в горизонтальной плоскости. Может, это два километра, может, не два – какая разница, к трубе всё равно вернёшься. Держу высоту, двигая потихоньку штурвал то на себя, то от себя. Всё это жутко утомительно. За окно совсем не смотрю. Пот со лба мешает, да и некогда, приходится всё время смотреть на высотометр. Быстро взглянул на свои наручные часы. Ого, летаю уже 30 минут. Хватит. Элементарный прагматизм, конечно, помогает даже в управлении самолётом, но физически это очень трудно.

Громко говорю:

– Принимай управление!

Вижу, пилот взялся за штурвал. Уф! Хоть посмотрю на Землю, а то так ничего и не увижу. Расслабился… Как бы не так!

Слышу в наушниках:

– Ну, ты, я вижу, начинающий пилот, (мысленно сказал себе: «Ха-Ха!»), а вот посмотри, как могут летать опытные лётчики.

Самолёт взмывает свечкой вверх. Потом устремляется вниз. На маленькой высоте над лугом парим в горизонтальном полёте, прямо под самолёт уносится трава и какая-то машина на дороге, впереди виднеется ряд высоких деревьев: вот-вот врежемся! Перед самыми деревьями «взяли» круто вверх. Думаю непрерывно одну фразу:

– Только бы не вырвало!

Плохо помню, как мы сели. Пилот открыл дверцу и ушёл в сторону зданий аэропорта. Я медленно встал на землю, держась за крыло. Идти не мог, земля сильно качалась. Стоял долго. Потом пошёл к офису. Увидел Геннадия Ивановича, поблагодарил и заплатил ему 90 долларов за 30 минут полёта. Приятеля моего нигде не было и я решил идти до трассы пешком.

От аэропорта до трассы протянулась неширокая прямая асфальтовая дорога длиной около километра. По обе стороны под солнцем дремали высокие пирамидальные тополя. Вверху простиралось голубое небо. Оттуда доносилось слабое жужжание самолёта. Может, это мой приятель летал? Дошёл до трассы, перешёл дорогу и увидел площадку перед столбиком с номерами. Подошёл автобус. Его большая дверь откатилась посредине корпуса. Я встал на нижнюю ступеньку и спросил: