– Да, Георгий, – ответил мне генерал Бережной, – это он. Понимаешь, армейские офицеры, имеющие призвание к разведывательной и оперативной работе, довольно часто переходят на службу в ГУГБ, и Николай был одним из первых, кто пошел по этому пути. И не путай, пожалуйста, жандармов с гебистами: если первые защищают только власть, неважно, хорошая или плохая, то вторые оберегают страну от любых напастей, за исключением стихийных бедствий и вторжения вражеских армий. И они такие же офицеры, как и те, что служат императору в строю рот и батальонов, также приносили присягу и также готовы отдать жизнь за Россию и ее интересы. И твои телохранительницы тоже достойны того, чтобы ты уважал их за храбрость, и совсем не заслужили твоей жалости, потому что она унижает.

– Понимаете, Вячеслав Николаевич, – неожиданно для себя самого сказал я, – будь я не сербским наследным принцем, а простым армейским подпоручиком, то, не задумываясь, женился бы хоть на Анне, хоть на Феодоре, хоть, после перехода в магометанство, на обеих сразу. Но я принц, а потому начинаю уже жалеть о том, что попросил о долговременном контракте, с одной стороны, взяв на себя дополнительные обязательства, а с другой стороны, подвергнув небезразличных мне людей дополнительному риску. Я вообще не хочу, чтобы кто-нибудь рисковал ради меня своей жизнью, и сложившаяся ситуация приводит меня в определенное отчаяние… Ведь впереди у меня война, во время которой у тех, кто меня будет сопровождать, шансов погибнуть гораздо больше, чем во время простой поездки из Софии в Санкт-Петербург.

– Я уже дал тебе совет, Георгий, – пожал плечами генерал Бережной, – и могу только его повторить. Не рискуй понапрасну своей головой, и тогда твой эскорт тоже избавится от лишнего риска. Ну а насчет женитьбы хоть на любой из них, хоть на обеих сразу ты должен сказать им сам, ведь с твоей стороны это очень высокая оценка. Но, если перефразировать древнегреческую поговорку, то не все, что позволено быку, допустимо для Юпитера. Делай что должно, и пусть случится что суждено. Другого совета у меня для тебя нет.

5 июня 1908 года. за час до полудня, Ораниенбаум. Верхний парк, окрестности Китайского дворца^[6].

Теплым солнечным полднем по парковым аллеям прогуливалась не менее теплая компания. Нет, собравшиеся для решения важных мировых вопросов были тверезые до неприличия, просто между собой эти люди держались не как случайные знакомые и не как начальник и подчиненные, а как друзья и единомышленники. В центре композиции – император Михаил Второй (в зависимости от политического настроя публики называемый то Великим, то Лютым) и его верные клевреты: тайный советник Александр Тамбовцев и единственная пока женщина-генерал Нина Викторовна Антонова. По правой стороне от этой компании идет адмирал Ларионов со своим воспитанником, четырнадцатилетним болгарским царем Борисом, а по левой – генерал Бережной вместе с двадцатиоднолетним сербским наследным королевичем Георгием. В этой компании не хватает только подполковника ГУГБ Мехмеда Османова. Но у него уважительная причина. Он инкогнито выехал в Оттоманскую империю с целью организовать ликвидацию некоторых одиозных в нашем мире личностей. Вот, например, Мехмед Талаат-паша – на данный момент мелкий почтовый чиновник в Салониках и в то же время в нашем мире один из виднейших деятелей младотурецкой революции и кровавый палач армянского народа. И он такой там не один.

Кстати, телохранительницы Георгия, которые заступают в сопровождение каждый раз, когда он покидает военный городок корпуса морской пехоты, держатся поодаль от основной группы, за пределами слышимости. И хоть королевич не откровенничает со своими «сестренками» по поводу разных великих тайн, но даже без этого, имея с ним постоянный контракт, девочки попадают в число секретоносителей высшей категории. А посему в эскорт-гвардии они теперь только числятся. Нина Викторовна Антонова самолично провела беседу с обеими подпоручицами и признала их годными для перехода на следующую служебную ступень. Еще не специальные исполнительные агенты, но и уже не простые телохранительницы. Еще бы – ведь девочки настоящие красавицы, спортсменки и комсомолки (то есть, простите, дворянки). Будущие фрейлины сербской королевы – это не только источники информации, приближенные к эпицентру сербской политики, но и потенциальные агенты влияния и пример для подражания образованным сербским девицам. Чтобы сербы смотрели на все исходящее из России как на самое лучшее. Вот и еще один инструмент мягкой силы, в дополнение к твердой силе русского оружия.

Компания остановилась на берегу Китайского пруда и стала делать вид, что внимательно рассматривает статую Пророк Иона. При этом генерал Бережной чуть заметно усмехнулся.

– Чему вы смеетесь, Вячеслав Николаевич? – с едва заметным раздражением спросил император Михаил.

– А дело в том, Михаил Александрович, – ответил Бережной, – что вы уже почти час нас водите кругами по этому парку, аки Моисей водил евреев по пустыне, и явно все никак не можете решить, где находится та самая Обетованная Земля, на которой нам будут поведаны Великие Откровения.

– И в самом деле, – смутился император, – я лишь хотел найти такое место, где нас даже случайно не смогут услышать посторонние уши. Даже моя охрана. Тут каждый куст может оказаться сотрудником Дворцовой полиции.

– Тогда, – сказала Нина Викторовна, – это место ничуть не хуже других. С одной стороны от нас пруд, с другой, до самого Китайского дворца, открытый газон. До ближайших кустов в обе стороны метров по двадцать пять. Если мы не будем кричать и размахивать руками, как экспрессивные испанцы, то все сказанное между нами останется тайной.

– Ну хорошо, Нина Викторовна, – согласился Михаил, – давайте поговорим здесь. А может, я и в самом деле перемудрил, и вся эта секретность призвана скрыть то, что уже завтра станет секретом Полишинеля. Одним словом, товарищи и некоторые господа, я собрал вас всех для того, чтобы согласовать наши позиции перед послезавтрашней встречей в верхах. Собственно кайзер с Тирпицем прибудут в Ревель уже завтра утром. Если король Эдуард Седьмой решил прибыть к нам на «Дредноуте», а у кайзера своя игрушка того же класса еще не на ходу, то яхта дядюшки Вилли «Гогенцоллерн» дошла только до Либавы, где он пересел в мягкий вагон литерного поезда…

– Так значит, – сказал адмирал Ларионов, – мой тесть решил провести переговоры, так сказать, с позиции силы? Он в белом на «Дредноуте», а остальные – бедные сиротки… Так! С дорогого тестюшки и его верного сподвижника необходимо срочно сбить спесь, а то недалеко и до беды!

– Виктор Сергеевич, – с интересом спросил Михаил, – вы что-то задумали?

– Да, – ответил адмирал Ларионов, – задумал. Атака учебными торпедами с «малюток» и бомбовый удар с пикирования. Только вот в чем незадача. «Утенок»^[7] поднимает бомбу в пятьдесят килограмм, «ишачок»^[8] – в сто, но для «Дредноута» это несерьезно и, кроме того, время для их дебюта еще не настало… Официально вся наша авиация сейчас состоит из этажерок на конном старте.

– А ты, Виктор Сергеевич, – быстро сказал генерал Бережной, – подними «сушку» с лучшим пилотом, и пусть он покажет мастер-класс по забиванию болванок в палубу «Дредноута».

– Атаковать «Дредноут» даже учебными бомбами запрещаю, – быстро сказал император Михаил. – Ну и что, что они не взрываются? Даже деревянный макет, грохнувшись о палубу рядом с группой людей, способен поубивать кучу народа, а остальных сделать калеками. Прибьете мне случайно дядю Берти, потом греха не оберешься. Я прямо сейчас отдам приказ подготовить какую-нибудь баржу, заполнить ее пустыми бочками или чем-то похожим, и оставить на видном месте на рейде. Пусть ваш кавказский воздушный снайпер Гуссейн Магомедов бомбит ее в свое удовольствие и без всякого риска для престижа Российской империи. Я сам перейду на «Дредноут» с «Алмаза», чтобы иметь возможность на месте комментировать дяде и адмиралу Фишеру ход предстоящего авиационно-морского представления. Ну очень хочется полюбоваться на их лица в момент, когда они поймут, что для нас их «Дредноут» – просто плавучая мишень… И труба у них после этого на переговорах станет пониже, и дым из нее пожиже. Но лишь бы ваши люди не подвели. Все надо сделать как под куполом цирка – в меру лихо и красиво. А в самом конце, побарабанив «Дредноуту» учебными торпедами в борта, «малютки» должны всплыть и раскланяться. Чтобы публика видела, что атаковали их не «Алроса» с «Северодвинском», а подводные миноносцы нашей собственной постройки.

Бережной с Ларионовым переглянулись.

– Будет вам шоу, ваше императорское величество, – с усмешкой сказал адмирал Ларионов, – и еще какое! Только не забудьте взять с собой на «Дредноут» вашего дядюшку Вилли и его друга Тирпица. А то как бы, достроив свои «Мольтке», они не возгордились сверх всякой меры. Пусть знают, что в случае чего у нас найдется управа и на монстров их Хохзеефлотте. Но только, пожалуйста, оставьте «Алмаз» в покое. Девятнадцать узлов максимального хода – сейчас это ни о чем. Да и вид у него допотопный. Для наибольшей солидности и уверенности, что гости от вас не убегут, возьмите «под седло» «Адмирала Ушакова» из состава моей эскадры. Кстати, кайзера Вильгельма и адмирала Тирпица тоже давно пора было прокатить на настоящем корабле из будущего.

– Да, – согласился император, – это отличная идея. Показать, что ваши корабли еще вполне на ходу и одновременно посадить, так сказать, двух зайцев в одну клетку. А то мне кажется, что дядя Берти хотел на этой встрече стравить нас с Вильгельмом. Пусть немного отведает своей же собственной стряпни.

– Так вы думаете, Михаил, – спросила Антонова, – что ваш дядюшка Берти прибежал к нам на запах вкусного, чтобы помочь нам, сирым, разделить шкуру неубитого турецкого медведя?

– Что-то вроде того, Нина Викторовна, – кивнул Михаил. – После событий в Софии в Лондоне почуяли наш интерес к Поливам и встрепенулись. Но поскольку спасать Османскую империю себе дороже, дядюшка Берти решил, что львиная доля турецкой шкуры за содействие должна отойти как раз к Британии. Как говорили у вас в будущем, «на халяву».

– Перетопчется! – усмехнулся Бережной. – Халява у нас только в мышеловке, к тому же сдобренная отборным ядом. Крысы потом на бегу дохнут.

– Так и я о том же, – поддержал своего зятя император. – Но дядюшку Берти мы травить не будем. Родня как-никак. Необходимо только показать ему, что тут не подают. При убиении Больного Человека Европы и разделке его туши мы обойдемся без британских услуг и одобрительных возгласов.

Принц Георгий неожиданно поднял руку, словно прилежный ученик на уроке.

– Михаил, – сказал он, – дозволено ли мне будет высказать свое мнение?

– Разумеется, Жорж, – ответил русский самодержец, – и давай без этих гимназических штучек. Я уже знаю, что ты достаточно зрелый молодой человек, и поэтому по делу можешь говорить свободно.

– А я, кузен, – неожиданно сказал юный царь Борис на немецком языке, – тоже могу свободно высказывать свое мнение? Я, конечно, еще плохо понимаю по-русски, но ведь я настоящий болгарский царь, а не просто наследный принц…

– Знаешь что, Борис, – так же по-немецки ответил русский император, – в моем окружении люди высказывают свое мнение не потому, что обладают положение суверенного монарха или наследника престола, а потому, что могут сказать что-то умное или полезное. Вон твой наставник Виктор Сергеевич обменял титул Протектора Кореи на графский Российской Империи титул, но графьев у нас как тараканов за печкой, а адмирал Ларионов один.

Потом, немного подумав, император Михаил смягчился и добавил:

– Когда речь зайдет о делах в Болгарии или вокруг нее, мы непременно спросим твоего мнения, ибо иначе нельзя. Но пока стой рядом, слушай, о чем мы говорим и мотай на ус. И учи русский язык самым настоящим образом, потому что если мы с этими господами хорошо сделаем свое дело, то русский станет главным языком международного общения. Понимаешь?

– Понимаю, кузен, – кивнул Борис, – и извиняюсь за несдержанность.

– Ну да ладно, замяли, – ответил император, – ты прощен. Жорж, ну что же, мы слушаем – что именно ты нам хотел сказать?

– Для начала, – произнес Георгий, – я хотел бы спросить. Вы, русские, собираетесь поглотить всю азиатскую Турцию без остатка, вместе с Ираком, Аравией и прочими глухими уголками, не так ли?

– Да уж нет, – ответил Михаил, – хватит с нас Проливов, Армении, Сирии и восточной части Палестины. Ну и черноморское побережье с греко-армянским населением тоже неплохо было бы забрать под себя. А остальное, например, внутренние районы Анатолии, нам не переварить.

– Ирак, – с серьезным видом сказал генерал Бережной, – ни в коем случае нельзя отдавать англичанам. Там столько сладкого разом, что у твоего дядюшки Берти слипнется попа. Хотя и мы тоже сами его не потянем. Исключено! Удержать бы в своих руках Сирию^[9] с Палестиной…

– Ирак и западную часть Палестины, – ответил Михаил, – я планирую подарить дядюшке Вилли. В любом случае владеть он ими, как и Циндао с Формозой, сможет только до тех пор, пока Германия является частью Континентального альянса и имеет возможность провозить свои грузы через нашу территорию без пошлин и таможенного оформления.

– В таком случае, – сказал Георгий, – у тебя остается непристроенной такая территория как Аравия вместе с Йеменом. Думаю, что для тебя это далеко, неудобно и неинтересно, а вот у англичан на другом берегу Красного моря колонии в Египте и Судане…

– Ну вот, – вздохнул император, – я так и думал, что у нас обязательно что-то упадет со стола. Ну что поделать: на самом роскошном пиру тоже бывают объедки, которые потом подают на бедность разного рода прохожим. При этом надо будет сделать вид, что этот кусок англичанам мы отдаем с болью в сердце. Пусть все думают, что мы всю жизнь мечтали о Мекке и Медине, и вот теперь отрываем их от себя с кровью. Вы, Александр Васильевич, – обратился император к тайному советнику Тамбовцеву, – проследите за тем, чтобы были распущены соответствующие слухи. Пару статеек в газеты тоже тиснуть не вредно. Мол, это акт англо-российской дружбы. Пусть галльский каплун поймет, что ради вкусного кусочка за тридевять земель любезные соседи обрекли его для германской духовки, и немного покукарекает. С другой стороны, легко быть добрым, когда это тебе ничего не стоит, а на самом деле дядюшки Берти и его наследники намучаются еще с этими дикими бедуинами.

– Теперь, – сказала Нина Викторовна, – осталось только пристроить то, что осталось от Турции, то есть центральную Анатолию. Ровно на попе эти люди сидеть не будут точно, и, оказавшись без всякого источника дохода, начнут совершать набеги на соседние земли с целью разбоя и грабежа.

– Только англичанам, – сказал Бережной, – этот костлявый кусок турецкой территории отдавать не надо, потому что они сами этот разбой и возглавят. И греков тоже от тех мест тоже лучше держать подальше, а то греха не оберемся. Именно там в нашем прошлом Кемаль-паша, которого позже назовут Ататюрком, вдребезги разгромил греческих интервентов, и главной силой в его войске были как раз местные ополченцы, которые греков на дух не переносят.

– А что если центральную Анатолию мы тоже отдадим немцам? – сказала Нина Викторовна Антонова. – Пусть строят через нее железную дорогу и ищут в ее земле самые древние древности. Если не ошибаюсь, то где-то там расположены четыре поселения, которые в наше время считались первыми городами в истории человечества. Климат тогда был настолько благодатным, а местные земли настолько плодородными, что большие оседлые группы людей могли прокормить себя прямо с дикой природы без всякого земледелия или скотоводства.

– Да, – сказал император Михаил, – дядя Вилли такие вещи любит. Его хлебом не корми, дай покрасоваться перед публикой с какой-нибудь древностью в руках. А теперь серьезно. Все приготовления к операции следует завершить к концу июня, и к этому же времени необходимо приурочить мятеж младотурецких буржуазных националистов. При этом самые вменяемые в этой компании к означенной дате должны быть уже мертвы, чтобы к тому моменту как сербские, болгарские и греческие войска перейдут турецкую границу, там уже шла резня всех против всех. Тут, Александр Васильевич, опять не обойтись без вашей службы. Едва Ревельская конференция завершится и их величества разъедутся по домам, среди турецкого населения Фракии, Македонии и Албании нужно распустить слух, что британский король с благословения турецкого султана отдал эти земли неверным. Мол, сам султан на эту встречу поехать никак не мог и послал вместо себя английского короля. Вы, Борис, через свое военное министерство пошлете своим четникам сигнал, чтобы были наготове. Пусть они приготовятся быть передовым отрядом болгарской армии, которая, наконец, придет и освободит своих братьев из турецкого гнета.

– Да, кузен, – сказал Борис, – я непременно это сделаю. Полная независимость была мечтою моих подданных вот уже тридцать лет, а сегодня ты говоришь, что совсем скоро осуществится и вторая их заветная мечта. Болгария наконец-то будет не только свободной, но и полностью единой.

– Единая Болгария… – пробормотал Михаил, – кстати, хорошее название для правой верноподданической партии. Но об этом мы еще поговорим… У вас, Георгий, все то же самое, за исключением того, что большая часть вашей армии, собранная в кулак, должна находиться на северной границе в полной боевой готовности, а меньшая – вести демонстрационные действия в Албании и Черногории. Ваш дед Никола Черногорский немного обиделся на нас за то, что мы отправили его дочку Стану лечиться от словоохотливости, и теперь с его стороны могут быть всяческие сюрпризы. Нина Викторовна, наверное, это я поручу вам. Необходимо дать понять этому деятелю, что торг тут неуместен, а вместо двух королевств (Сербии и Черногории) по факту может образоваться одно. То ли Великая Сербия, то ли сразу Югославия. И еще нельзя спускать глаз с греков. Союзники из них весьма условные. Тут и гадать не надо, что в общей кутерьме они попытаются выхватить из-под носа болгарской армии Салоники, а потом еще начнут торговаться. В таком случае, Виктор Сергеевич, разрешаю применять самые жесткие санкции. Вплоть до летального исхода всем, кто окажется непосредственно причастен к нарушению союзнических обязательств. Пусть все знают, что шутить шутки с Императором Всероссийским смертельно опасно. Ну вот, в общих чертах, вроде и все. Еще одну встречу мы, быть может, проведем позже, по итогам конференции… Вопросы есть? Нет? Ну, тогда давайте направим свои стопы к Большому дворцу. А то наша любезная сестрица Ольга Александровна и кузина Виктория уже, наверное, заждались нас к обеду. А как говорится, негоже заставлять дам ждать.

7 июня 1908 года. 13:35, Балтийское море, Ревельская бухта^[10], пять морских миль севернее Ревельской гавани, линейный крейсер флота Его Величества «Дредноут».

Двое суток потребовалось «Дредноуту» для того, чтобы на полном ходу^[11] покрыть расстояние от устья Темзы до входа в Финский залив; и все это время адмирал Фишер гадал, чем их будет удивлять русский император и его правая рука на военно-морском поприще адмирал Ларионов. Гадал, и не мог прийти ни к какому определенному выводу, а ведь русские непременно должны его чем-то удивить. Русские дальние рейдеры к этому моменту ушли в дальний учебно-боевой поход, и никто не ведал, где они нынче находятся. Поговаривали, что призрачную русскую эскадру в камуфляжной раскраске видели на траверзе Нью-Йорка, Сан-Пауло или даже у мыса Доброй Надежды. Но они где-то там, а «Дредноут» здесь, в нескольких часах хода от столицы России.