Тем временем наши склады все время пополнялись, а генерал Скобелев со своим Персидским корпусом все не появлялся, хотя, по слухам, был уже совсем близко. С обозами пришло дополнительное вооружение и снаряжение и для моего вновь формируемого полка. Четыре картечницы Гатлинг-Горлова, поступившие вместе с расчетами и боезапасом, должны были составить полковую скорострельную батарею. А тремя сотнями многозарядных винтовок Винчестера предстояло вооружить солдат скорострельных взводов. Таких взводов в полку было велено иметь девять, по одному в каждой роте. Эти винтовки были захвачены нашей армией после капитуляции турок на Балканах, и вот теперь им тоже нашлось применение.

В самое ближайшее время нам обещали прислать какие-то совершенно чудесные патроны к этим винтовкам, а также винтовки Бердана № 2 для остальных солдат, взамен наших ружей системы Карле.

И вот настал тот день, когда казачьи разъезды принесли весть о том, что генерал Скобелев со своим корпусом уже совсем близко. Встречать героев Персидского похода высыпали все свободные от службы офицеры и нижние чины. Шедший утром дождь совершенно прекратился, и в разрывах облаков даже стало проглядывать голубое небо. Впереди войск ехала группа всадников, в которой сразу можно было угадать начальство. А за ними в походной колонне шагали батальоны сводной Гвардейской бригады – по одному от Преображенского, Семеновского, Измайловского, Егерского, Московского, Гренадерского, Павловского и Финляндского полков.

Сначала нам показалось, что идет вовсе не русская армия – настолько непривычен был глазу покрой солдатской формы, построенной из тусклой серо-зеленой ткани, совершенно не бросавшейся в глаза.

Я вытащил из футляра свою старую добрую подзорную труб и приник к окуляру. Вместо привычных шинелей на солдатах были короткие стеганые куртки, прикрытые сверху непромокаемыми плащ-накидками из гуттаперчи, с капюшонами, под которыми солдаты несли на плечах свои винтовки, противу всем уставам, стволом вниз.

Ротные колонны выглядели совершенно однородно. Нигде не было видно ни золотого шитья, ни галунов так любимыми нашими офицерами, не блестел серебром и золотом полированный металл. Меня поразило мрачное великолепие хорошо сработанной боевой машины, в которой нет ничего лишнего – одна лишь голая целесообразность на пути к победе.

Несмотря на усталость, гвардейцы шагали бодро. Вслед за ротными колоннами ехали по две упряжки с картечницами Гатлинг-Горлова, а за ними пароконные повозки – очевидно с военным имуществом. Дымились какие-то странные сооружения на колесах, которые, как я потом узнал, были походными полевые кухнями. Солдат идет, а обед варится.

В этот момент я подумал, что, встреться мы с Фаик-пашой, имея на каждую пехотную роту и сотню кавалерии по две таких картечницы – еще неизвестно, чем закончилось бы это побоище, даже без помощи наших крылатых ангелов-хранителей. Всем ведь известно уничтожающее действие картечниц по плотным рядам кавалерии и пехоты, которыми наступали на нас турки.

Следом за Гвардейской бригадой из-за поворота дороги показались так же обмундированные и снаряженные полки Гренадерской дивизии, а за ними – Кубанский отдельный пластунский батальон. Далее шла саперная бригада, за которой следовала кавалерия и артиллерия.

Чуть позже я узнал, что в распоряжении генерала Скобелева было двенадцать тысяч штыков, семь тысяч сабель, при трехстах картечницах Гатлинг-Горлова и сорока восьми четырехфунтовых железных орудиях Круппа – лучших полевых пушках на данный момент в мире.

Прошел час, прежде чем голова колонны дошагала до ворот крепости. Мы с моими офицерами вышли навстречу едущим впереди нее всадникам, среди которых генерала Скобелева можно было узнать по широкой окладистой бороде и таким же тусклым, как и его мундир, серо-зеленым эполетам. Еще один офицер свиты генерала носил бороду, а двое других были гладко выбриты, загорелы, и имели вид людей бывалых и умелых.

– Здравия желаю, ваше превосходительство! – приветствовал я генерала. – Разрешите представиться – полковник Ковалевский Александр Викентьевич, командир недавно сформированного Первого Горно-егерского полка и начальник гарнизона Баязета.

Генерал легко соскочил с белого жеребца. Вслед за ним спешились и остальные офицеры.

– Здравствуйте, Александр Викеньевич, – сказал он, – наслышан о вас, наслышан. В Эрзеруме только и говорят о вас и о вашем полке. А теперь я представлю вам моих спутников: мой главный военный советник полковник армии Югороссии Бережной Вячеслав Николаевич, мой главный политический советник майор государственной безопасности Югороссии Османов Мехмед Ибрагимович, командир сводной гвардейской бригады полковник Гриппенберг Оскар-Фердинанд Казимирович. Прошу, как говорится, любить и жаловать.

В ответ я представил прибывшим своих офицеров, включая полковника Исмаил-хана Нахичеванского, поняв, откуда взялись все эти новшества в Персидском корпусе. Надо будет хорошенько расспросить наших гостей, чтобы и мне не упустить чего-то важного.

– Но сейчас прежде всего о деле, – сказал генерал. – Солдат надо немедленно разместить под крышей, ну а кормежка у нас своя. Пробудем мы у вас три дня, так что не обессудьте, если будет немного тесновато.

– Никакой тесноты, – сказал я, – округа совершенно замирена, так что для большей части ваших солдат и офицеров приготовлены квартиры в городе, в домах бежавших от нашей армии турок. Я сейчас выделю офицеров, которые и разведут ваши части по квартирам. А вас, Ваше превосходительство, вместе со штабом я попрошу быть моим гостем. Прошу проехать в цитадель. Там для вашего корпуса приготовлены припасы. Передачу их в ваше ведение мы можем начать немедленно, как только закончим расквартирование.

Генерал Скобелев пожал мне руку.

– Замечательно, Александр Викеньевич, – сказал он. – Ну что ж – за дело так за дело!

18 (6) ноября 1877 года. Константинополь

Сэмюэл Лэнгхорн Клеменс, более известный как Марк Твен, корреспондент газеты «Нью-Йорк Геральд»

Гераклит сказал, что невозможно два раза вступить в одну и ту же реку. То же самое можно сказать и про этот город. Мне вспоминается мой первый визит в Константинополь, в то время еще называвшийся Стамбулом. Тогда я писал, что, кроме живописности, он не радует ничем, и что с той минуты, когда покидаешь корабль, и до самого возвращения на него не устаешь проклинать этот город. Грязь, зловоние, нищета…

Я был не очень рад перспективе возвращения в Константинополь. И действительно: с борта французского лайнера «Амазон» город выглядел примерно так же, как тогда – весьма живописным. Мечети – такие, как Голубая мечеть и Сулеймание, выглядели такими же запущенными, как и в год моего первого визита. Разве что Святая София оказалась намного чище. Тут я увидел, что настоящий цвет ее стен – не серо-буро-малиновый, а именно красный. И на ее куполе вместо полумесяца гордо высился огромный православный крест, огненно-золотой под лучами осеннего полуденного солнца.

Еще одной приметой нового времени были большие военные корабли, стоявшие на якоре напротив бывшего султанского дворца Долмабахче, над которыми реяли белые флаги с синим косым крестом, указывая на их принадлежность к русскому военному флоту. Один из этих кораблей был огромным, странной конструкции, с высоким бортом, плоской, как поле для игры в гольф, палубой и загнутым вверх наподобие утиного клюва носом. Этот корабль был больше любого другого, существующего где-либо в мире. Он был больше даже знаменитого «Грейт-Истерна».

В прошлый раз мы переправились на берег на борту турецкой лодки – каика. Теперь таких каиков в порту не было, хотя кое-где по пути сюда они нам и попадались. В этот раз «Амазон» пристал прямо к новехонькому пирсу, блиставшему чистотой.

Пройдя мимо солдат европейской внешности, в пятнистой форме, с надвинутыми на одно ухо зелеными беретами, пассажиры «Амазона» и ваш покорный слуга попали на паспортно-таможенный контроль, пройдя его безо всяких проблем. Таможенник, взявший у меня документы (внешне похожий на турка, но одетый в чистую отглаженную форму, что совсем удивительно), не потребовал бакшиш. Разговаривая со мной, он был доброжелателен, а когда пролистал мой паспорт, вдруг сказал:

– Простите, сэр, но вы не тот ли знаменитый писатель Марк Твен? Мне так нравится ваш «Том Сойер»! Добро пожаловать в Константинополь!

Приятно, не скрою, когда тебя узнают даже на другом конце света. Я спросил у него, где мне лучше остановиться. Таможенник порекомендовал новый отель «Ибрагим-паша», и на прощанье взял под козырек.

Закончив с пограничными формальностями, я вышел на улицу и осмотрелся. При этом нанятый мною тут же на пирсе носильщик-грек вез за мной тележку с багажом. «Да, – подумал я, – теперь нужен глаз да глаз».

В тот раз невозможно было отбиться от нищих, которые постоянно хватали меня под руку и требовали бакшиш, а так же торговцев в грязных одеяниях, напропалую пытавшихся всучить мне свои товары. Да и воров тогда тоже было предостаточно. В прошлый раз мне очень повезло в том, что я ночевал на корабле, и у меня было нечего красть.

Теперь же на улице было чисто и аккуратно. Прохожие практически все были одеты по-европейски, а не в грязную и пеструю одежду, как в мой прошлый визит. На некоторых, правда, были костюмы в национальном стиле, но тоже чистые и не очень поношенные. Уже позже я узнал, что появление на городской улице в непотребном виде или другое нарушение общественного порядка карается тут десятью-пятнадцатью сутками общественных работ.

У стоянки извозчиков на столбе висел прейскурант с вполне разумными ценами. А рядом в небольшом банке пожилой грек менял деньги. С того моего визита я знал, что грекам верить нельзя. Но сумма, с учетом указанной комиссии, точно соответствовала тому количеству долларов, которые я менял.

И тут меня возникло подозрение, что люди, которые полгода назад захватили Стамбул и переименовали его обратно в Константинополь, просто подменили этот город. Тот, старый Константинополь был больше всего похож на цирк, по которому бегали толпы мошенников и стаи бродячих собак, и где у меня было лишь одно желание: поскорее вернуться на свой корабль и отплыть куда угодно – хоть в Россию, хоть в Италию…

Да, я совсем не хотел ехать в это путешествие. Но мне пришлось это сделать. Не всегда мы повелеваем обстоятельствами, иногда обстоятельства довлеют над нами.

А началось все так. Восемнадцатого октября мне принесли письмо от Уайтлоу Рида, хозяина газет «Нью-Йорк Геральд» и «Нью-Йорк Трайбьюн». Он настоятельно просил меня прибыть к нему в Нью-Йорк, пообещав «предложение, от которого невозможно отказаться». В письмо был вложен билет первого класса на поезд Хартфорд – Нью-Йорк и несколько долларовых купюр на оплату кучера.

Я бы не поехал в Нью-Йорк, но содержать дом из двадцати восьми комнат, который я купил по настоянию моей Оливии, было весьма накладно. А мои последние инвестиции вполне могли бы послужить темой для пары моих рассказов – юмористических и с предсказуемо грустным концом.

Так что вместо того, чтобы гордо проигнорировать приглашение, на следующий день я уже сидел в кабинете у мистера Рида, имея на лице довольно-таки умильное выражение. После обычных в последнее время восторгов по поводу «Тома Сойера» он сказал:

– Мистер Клеменс, я хочу предложить вам небольшую поездку за границу. Полностью за счет газеты и за хороший гонорар. Я знаю, что вы неплохо зарабатываете в качестве литератора, но мы готовы предложить вам сумму, которая более чем компенсирует задержку с выходом вашей следующей книги.

Я не стал ему говорить, что в данный момент я никакой книги не пишу, и величественно (по крайней мере, так мне показалось) кивнул головой. Тем более что сумма, которую он мне назвал, была настолько внушительной, что гонорары от большинства моих книг удавились бы от зависти, если бы у них была шея.

– А что мне придется делать? – поинтересовался я.

– Вам следует отправиться в Константинополь, – ответил мистер Рид. – Читателей «Нью-Йорк Геральд» очень интересует таинственная Югороссия, и все, что с ней связано. Напишете цикл путевых заметок – и о городе, и о стране, и о ее новых правителях. Названную вам сумму мы заплатим за шесть газетных статей по две газетных полосы каждая. Если вы напишете еще и про дорогу туда, либо про посещение других стран по дороге домой, то это будет оплачено отдельно. – И он назвал мне цифру – хоть и меньшую, чем предыдущая, но тоже весьма и весьма привлекательную. – Только постарайтесь прибыть туда как можно скорее, ведь наши конкуренты не дремлют.

Да, мое предыдущее посещение Константинополя трудно было назвать приятным. Но последние вечерние туалеты, заказанные Оливией, вот-вот должны были пробить немалую брешь в семейном бюджете. И я дружески пожал руку мистера Рида, получил аванс, билет на пароход, и деньги на расходы на ближайшее время, и вернулся домой в Хартфорд.

Моя дорогая Оливия сначала приуныла, но когда она узнала про ту сумму, которые мне обещал Рид, быстро в уме посчитала и бросилась паковать мои чемоданы. На следующий день ранним утром она форменным образом вытолкнула меня за порог – чтобы я не опоздал на свой пароход, принадлежавший французским почтовым линиям.

Потом были Бордо, Марсель, Неаполь, Пирей, и, наконец, Константинополь, по которому я сейчас ехал на весьма удобной пролетке по недавно уложенной мостовой. По крайней мере, в прошлый мой визит тут была сплошная грязь. Когда я садился в пролетку, извозчик, тоже грек, рассыпался в комплиментах по поводу моего «Тома Сойера». Они что, все там сговорились?

И вдруг я увидел книжный магазин, на витрине которого красовались книги, а также портреты писателей, среди которых я узнал Александра Пушкина, Виктора Гюго и… вашего покорного слугу.

По дороге нам повсюду попадались расставленные на расстоянии прямой видимости одетые в чистую синюю форму полисмены, которых тут называли «gorodovie». Кроме формы, их отличали от всех прочих обывателей три непременных атрибута: свисток на шее, кобура с большом револьвером на поясе, а также дубинка литого каучука.

По дороге мы проехали мимо большого дома, возле которого бегали и играли дети самых разных возрастов в чистенькой одежде. Я спросил у извозчика:

– Что там находится?

– Школа, сэр, – ответил он. – До освобождения города там жил один купец – хоть и грек, но большой мерзавец. Он давал деньги в рост под большие проценты, причем своим же, и наживался на поставках в турецкую армию. Когда пришли русские, они сразу прижали его к ногтю, сказав, что он «vrag naroda». Купца судили и повесили, а все его имущество было конфисковано в казну. Так ему и надо, негодяю. Теперь в этом доме наши дети бесплатно учатся русскому языку, письму и арифметике.

Наконец мы доехали до гостиницы, располагавшейся в прекрасном, недавно отремонтированном дворце, построенном в восточном стиле. И тут извозчик, хоть он и был греком, взял с меня ровно столько, сколько было указано на таксометре (я уже видел подобные устройства в Париже), более того, когда я хотел дать ему чаевые, то он взял только двугривенный.

Чем дальше, тем больше я убеждался, что Константинополь подменили. Где тот город? Где карлики, женщины с тремя ногами, гавкающие псы, тюрбаны, попрошайки?

И тут к пролетке подбежали несколько человек в шароварах и фесках. Двое схватились за мой багаж. Я чуть не обрадовался – нет, не все еще здесь изменилось. Но тут старший мне сказал:

– Мистер Клеменс, добро пожаловать в отель «Ибрагим-паша»! Не беспокойтесь, ваш багаж доставят прямо в номер.

«Воришки», увы, оказались всего лишь сотрудниками гостиницы, одетыми в национальные одежды ради придания соответствующего колорита. А несносный портье продолжал:

– Мистер Клеменс, я истинный поклонник вашего творчества. Особенно мне нравится «Жизнь на Миссисипи».

«Ну хоть не „Том Сойер“», – подумал я, входя в отель, дверь в который открыл мне с поклоном портье.

В безукоризненно чистом холле улыбчивый клерк вписал меня в книгу постояльцев, посмотрел на мой паспорт, и вдруг спросил:

– Сэр, не вы ли тот самый знаменитый писатель Марк Твен?

Тут я подумал, что если и этот скажет мне сейчас что-нибудь про «Тома Сойера», то я, наверное, совершу первое в своей жизни убийство. Но я сдержался и сказал:

– Да, тот самый, собственной персоной.

– Сэр, – сказал портье, – у меня для вас сообщение от господина Тамбовцева, канцлера Югороссии.

И он передал мне сложенный вдвое лист бумаги. Откуда этот мистер Тамбовцев знал, что я окажусь в этой гостинице? Конечно, ему об этом мог сообщить таможенник, но каким образом? И как так получилось, что послание так быстро оказалось в гостинице?

Попутно я обратил внимание, что на доске за спиной портье сиротливо висят всего несколько ключей. Остальные же номера были, безусловно, заняты. Когда я спросил портье о причине такой популярности его недешевого отеля, то он со вздохом ответил:

– Вы вовремя приехали, сэр. Уже к вечеру мест не останется совсем. Завтра с Кубы приходит очередной конвой, и сейчас на аукцион собираются оптовики, приехавшие сюда со всей Европы. Двадцать тысяч тонн товаров: сахара, кубинского рома и гаванских сигар, а также кое-чего по мелочи. Это, знаете ли, не шутка. Тут крутятся такие деньги, что и Ротшильды от зависти кусают локти.

Я кивнул, поблагодарил портье и отошел от стойки. В роскошном уютном номере, присев в мягкое кресло, я развернул письмо и прочел следующие строчки: «Уважаемый мистер Клеменс, добро пожаловать в Константинополь! Поздравляю Вас с прибытием и приглашаю Вас на обед во дворец Долмабахче завтра в 12 часов. Персонал гостиницы сможет передать мне Ваш ответ. Если Вы согласитесь, то за Вами завтра в 11:30 приедет пролетка.

Искренне Ваш Александр Тамбовцев (Канцлер Югороссии)»

Я спустился в холл гостиницы и попросил помощника портье, молодого человека за стойкой, передать мистеру Тамбовцеву, что я принимаю его приглашение. После этого я решил все-таки сделать то, что мне в тот приезд понравилось меньше всего, подумав при этом, что хоть так я смогу почувствовать себя в знакомом городе.

Сначала я пошел в ресторан при гостинице. Но он, увы, оказался вне всякой критики. В зале было чисто, на столах лежали белоснежные скатерти, персонал был вышколен так, будто его дрессировал прусский фельдфебель, а блюда хоть и были с восточным колоритом, но оказались необыкновенно вкусными, особенно шашлык в гранатовом соусе, который я запил фракийским вином, оказавшимся всяко лучше любого американского. И вообще, выбор блюд и особенно напитков в твердой книжке меню просто поражал. Тут были все сорта американского виски, кубинского рома, русской водки, греческие и российские вина, и даже мексиканское кактусовое пойло под названием «текила».

Чтобы хоть как-нибудь испортить сегодняшнее впечатление, я заказал турецкий кофе, об ужасах которого писал в своем репортаже во время моего первого посещения этого удивительного города. Но он, хоть и густой, здесь был весьма неплох.

И тогда я решился и пошел в баню тут же, при гостинице. После своего предыдущего визита в Константинополь я написал, что тот, кто окружает турецкую баню ореолом очарования и поэзии, не постесняется воспеть все, что есть в мире скучного, дрянного, унылого и тошнотворного. Действительно, то посещение хамама было одним из самых ужасных впечатлений за всю мою не столь уж и короткую жизнь. Но сейчас здесь все было чисто, роскошно и весьма мило. И массаж был бесконечно приятнее, чем тот, которому меня подвергли девять лет назад. Из бани я вышел помолодевшим и решил, что, может, не так уж и плохо, что город так сильно изменился под властью новых хозяев.

Так сказочно началось мое пребывание в Югороссии. Посмотрим, что будет завтра…