– Видите ли, все дело в том, что портит оружие непереработанный порошкообразный пироксилин, который, обладая очень большой скоростью горения, по сути, взрывается в стволе. Профессору Менделееву удалось перевести пироксилин в растворимую в воде форму с последующей его грануляцией. Поскольку горение идет только по поверхности гранулы, то получается, что чем она крупнее, тем медленнее сгорает заряд. Теперь давайте сравним револьвер Кольта и винтовку «винчестер». У револьвера длина ствола шесть дюймов, а у винтовки – двадцать четыре, из-за чего в «винчестере» при расширении пороховых газов давление на пулю постоянно ослабевает. Чтобы поддерживать в стволе «винчестера» постоянное давление, равное начальному револьверному, необходим заряд пороха, который будет гореть в два с половиной раза дольше и выделит при этом в четыре раза больше газов. Причем скорость горения должна быть минимальной в начале выстрела, и максимальной в конце, когда пуля прошла уже примерно пять шестых своего пути по стволу. Не буду раскрывать всех наших секретов, но скажу, что инженерам Югороссии удалось этого добиться и получить патрон с нужными характеристиками и с вполне приличной начальной скоростью пули в тысячу шестьсот футов в секунду. Примерно через две недели со следующим конвоем сюда привезут ящик таких патронов из пробной партии, произведенной Константинопольским Арсеналом. Тогда вы сами сможете убедиться, что все сказанное сейчас мною соответствует действительности.
Президент Девис и генерал Форрест переглянулись.
– Очень хорошо, мистер Ильин, – сказал генерал Форрест, – поскольку у нас нет оснований не верить вам на слово, то мы немедленно отдадим своим людям команду покупать «винчестеры» где только можно. Надеюсь, что вы еще не раз поделитесь с нами своим богатым боевым опытом.
Известие из Константинополя о том, что его сын Георгий, возможно, болен туберкулезом, огорчил императора. Александр хорошо знал об этой страшной болезни. От туберкулеза умерла его мать – императрица Мария Александровна, и старший брат Николай. Необходимо было начать борьбу с этой проклятой болезнью. Югороссы как-то научились лечить туберкулез. Но одним им просто невозможно вылечить всех больных в Российской империи. Поэтому надо создать центр по борьбе с туберкулезом – и не только с ним. И возглавить его должен сведущий в этом человек.
Лучшей кандидатурой на эту должность, как подсказали императору югороссы, оказался тридцатидвухлетний профессор Одесского университета Илья Ильич Мечников. Именно ему император Александр III чуть больше двух недель тому назад послал приглашение прибыть в Санкт-Петербург для важного разговора.
И вот адъютант принес известие, что профессор Мечников здесь, в Гатчине, и спрашивает, когда император сможет его принять.
– Немедленно пригласи его, и сообщи штабс-капитану Бесоеву, что профессор прибыл, и что я жду его с соответствующими бумагами, – сказал царь-труженик, еще раз просматривая разложенные на столе документы по запутанному крестьянскому вопросу – сейчас, пожалуй, самому важному вопросу Империи.
С начала Реформы прошло шестнадцать лет, но ее ядовитые плоды уже видны невооруженным глазом. Нищают не только крестьяне – разоряются дворяне, забросившие хозяйство и берущие деньги в Дворянском банке под залог своих имений. Падают и урожаи.
Хуже всего обстоят дела в тех губерниях, где практикуется ежегодный передел земельных паев по количеству едоков. За ничьей землей никто не ухаживает, мужики не вносят в нее даже навоза из-под собственной скотины (у кого эта скотина, конечно, есть), и сеют, сеют из года в год пшеницу по пшенице.
В результате земля истощается, пустеет. И обычным становится позорнейший урожай сам-пять. В стремлении увеличить количество едоков мужики заставляют своих жен рожать без счета. И так же без счета невинные младенцы мрут от плохих условий жизни и болезней.
Посланные императором в народ как на рекогносцировку во вражеский тыл, с заданием увидеть и доложить, молодые офицеры, слушатели Академии Генерального штаба, каждый день доносят все новые и новые подробности творящихся в России безобразий. Не по-христиански все происходящее, и не по-хозяйски.
Государство Российское тоже хорошо подсело на выкупные платежи, которые составляют более половины бюджета. И не может казна теперь без них, как пьяница без выпивки. Никто даже и не додумался о других источниках дохода. Недоимки по этим платежам растут. Растут и суммы, выданные под залог Дворянским банком. А жиреют на всем этом хлебные спекулянты. Можно, конечно, начать с того, что взять внутреннюю и внешнюю торговлю хлебом в казну. Но для этого потребуется организовывать целое ведомство, на которое поставить надежного, проверенного и способного человека. Оборот хлеба в Империи и поставка его на экспорт – это же целая наука, где ум нужен поболее губернаторского. Проект указа о хлебной монополии уже лежит у императора в сейфе. Дело было лишь за подходящей кандидатурой начальника соответствующей государственной конторы. Хлебных спекулянтов императору было совсем не жаль. Если им не нравится в России, пусть уматывают хоть в Европу, хоть в Америку, хоть к черту на кулички.
Вздохнув, Александр III собрал бумаги по крестьянскому вопросу и убирал их в сейф. Их время еще придет. А сейчас…
– Профессор Илья Мечников, – сказал вошедший адъютант.
– Проси, – ответил император и добавил: – да, и поторопи там штабс-капитана Бесоева.
– Уже идет, – ответил адъютант, прислушиваясь к шагам в коридоре, – сейчас будет.
– Ну и хорошо, – кивнул Александр III, – пригласи пока профессора.
Профессор Илья Мечников оказался довольно молодым человеком, ровесником императора. У него была густая черная борода и маленькие железные очки на большом породистом носу. Портрет профессора дополняли большие руки, которые он не знал куда девать.
– Здравствуйте, Ваше величество, – смущенно произнес он. – Вы меня звали?
Императору эта робость и неуклюжесть профессора понравились. Зачастую бывает так, что если человеку даден талант, то он лишается какой-то доли здоровой наглости и способности к интригам. История с забаллотированием Мечникова в профессора Военно-медицинской академии это только подтверждает. Был бы интриганом – прошел бы как миленький. Таких людей необходимо все время поддерживать и опекать. Но и они тоже не останутся в долгу, принеся много пользы своему Отечеству. Император знал это опыту общения с Менделеевым. Сразу видно – они одного поля ягоды.
В ТОТ раз поддержку Мечникову оказал французский институт Пастера, и он же снял урожай с его гениальных открытий. В ЭТОТ раз великому ученому поможет не француз, а сам император Александр III.
– Здравствуйте, Илья Ильич, – сказал царь, – да, я вас звал. Проходите, садитесь. Разговор у нас будет очень интересный.
В этот момент в дверь сунул голову адъютант.
– Штабс-капитан Бесоев, – доложил он. – Пригласить?
– Конечно, – сказал император, – зачем ты спрашиваешь дважды об одном и тому же?
На вошедшего Николая Бесоева, держащего в руках тонкую папку, профессор Мечников сразу же посмотрел неприязненным взглядом. По мнению интеллигентов того (да и не только того) времени, молодой блестящий офицер мог быть лишь тупым солдафоном, очередным изданием Скалозуба.
Не обращая внимания на недоброжелательный взгляд профессора, он поздоровался с императором, а потом и с самим Мечниковым.
– Добрый день, Ваше величество, – сказал он, – здравствуйте, Илья Ильич. Приступим?
– Николай Арсеньевич, является моим советником по многим вопросам, в том числе и научным, – пояснил император Мечникову. – Да вы не обращайте внимания на его мундир. Он югоросс, и он временно прикомандирован ко мне.
– Югоросс? – переспросил Мечников. – Это, конечно, совсем другое дело. Здравствуйте, Николай Арсеньевич. Вы уж на меня не обижайтесь – я поначалу принял вас за обычного служаку, который выше науки о подмывании лошадиных хвостов не поднимался.
– Ну вот и хорошо, Илья Ильич, что вы все поняли, – сказал император, – только служак наших вы тоже не обижайте. Служат они России не за деньги, а за совесть, и живота своего при этом не жалеют. Знание о том, как надо ухаживать за лошадьми – тоже вещь нужная.
Мечников растерянно пожал плечами, показывая, что он извиняется за бестактность, да и только. Император в ответ посмотрел на него, потом на Бесоева, и сказал:
– Собственно, Илья Ильич, я пригласил вас, чтобы предложить вам организовать в Санкт-Петербурге, а потом и возглавить Российский Императорский институт микробиологии, а Николай Арсеньевич должен помочь очертить рамки вашей будущей деятельности. Ну как, вы согласны?
– Институт микробиологии? – растерянно переспросил профессор. – Ваше величество, а как же господин Победоносцев и прочие наши ретрограды от церкви? Они непременно будут против.
– Господина Победоносцева с ретроградами оставьте мне, – сухо заметил император, – Свое мнение они пусть оставят при себе. Вас оно тоже не должно волновать абсолютно. Главное – дело.
– Тогда я согласен, – кивнул приободрившийся Мечников. – А что я должен буду делать?
– Так сразу сложно сказать, – задумчиво ответил император, – вы должны будете заниматься всем, что связано с нашими маленькими врагами – микробами. У нас огромная страна, в которой ежегодно случаются эпидемии. Народ умирает от холеры, дизентерии, дифтерии, тифа, кори и оспы. А на юге у нас существуют очаги чумы. Только этого нам не хватало, прости Господи… В госпиталях на войне солдаты массово мрут от горячки или же «антонова огня», который тоже случается от попавших в рану болезнетворных микробов. Ваш институт должен изучать как сами эти болезни, так и способы их распространения, методы защиты от них и формы лечения, включая поиск новых вакцин и лекарств. Не стоит забывать и о других микроорганизмах, что приносят людям пользу. Я имею в виду разного рода молочнокислые бактерии и палочки, кефирные грибки, винные и хлебные дрожжи и сырную плесень. Тут вам предстоит заняться поиском наилучших их разновидностей, пригодных для употребления людьми. Как видите, перед вашим визитом, Илья Ильич, я тоже интересовался этим вопросом, и понимаю, сколько новых открытий вы еще сделаете.
– Поговорите с вашим знакомым, господином Сеченовым, – добавил Николай Бесоев, – быть может, его заинтересует исследование физиологии естественного человеческого иммунитета. Этой темой он еще, кажется, не занимался.
– Иммунитета? – переспросил Мечников.
– Иммунитет – это естественное или искусственное свойство организма сопротивляться вторжению болезнетворных агентов, – пояснил Бесоев. – Искусственный иммунитет к оспе, например, возникает в результате оспенной прививки.
– Ах да, – сказал Мечников, – конечно же, это очень важно. Я бы и сам с удовольствием поработал над этим вопросом.
– Ну, вот и договорились, – довольно сказал император, доставая из ящика стола какую-то бумажку. – Это ассигновка на десять тысяч рублей. Думаю, они вам пригодятся для начала вашей работы…
– Да что вы! – замахал руками Мечников, – зачем мне такие огромные деньги?
– Берите, – строго сказал император, – считайте, что это аванс. Снимайте квартиру, вызывайте сюда супругу, и, самое главное, составьте смету, в которой укажите, какие средства и инструменты вам понадобится для начала работы вашего нового института. Как будет все готово, сразу же ко мне. А я вам пока какой-нибудь дворец для размещения института подберу, с расчетом, что называется, на вырост.
– Боже правый, как это все неожиданно… – смущенный, сказал Мечников, пряча ассигновку в нагрудный карман своего сюртука.
– Вы же прекрасно знаете, Илья Ильич, – наставительно сказал император, – что все прекрасные начинания обычно упираются в отсутствие финансирования.
– А это вам от меня, – сказал Бесоев, протягивая Мечникову папку, которую принес с собой. – Тут для вас есть несколько подсказок на начальный период работы.
Мечников открыл папку и стал читать первый лист, который был озаглавлен «Плесневый гриб пенициллум», после чего принялся быстро-быстро листать содержимое папки.
– Извините, Ваше величество, – сказал он, раскрасневшись от волнения, с трудом оторвавшись от чтения, – вот это воистину царский подарок! Тут столько новых идей!
– Ладно уже, – махнул рукой император. – Илья Ильич, раз мы с вами обо всем договорились, то вы можете идти. Через несколько дней жду вас с докладом.
– Разумеется, – сказал тот, вставая и кланяясь царю, – всего вам доброго.
– И вам того же, Илья Ильич, – ответил император и посмотрел на Бесоева. – А вот вас, Николай Арсеньевич, я попрошу остаться. Есть очень важный разговор.
Со времени нашего чудесного спасения от войск Фаик-паши прошло почти полгода. Но порой мне кажется, что это было еще вчера. До сих пор при воспоминании о том страшном дне меня не оставляет трепет и благоговейный ужас. Хотя сейчас я уже знаю о тех событий куда больше, чем тогда.
Тогда турецкие войска еще сражались, но Оттоманская Порта уже была смертельно ранена, сраженная в самое сердце одним коротким ударом безжалостных к злодеям суровых пришельцев из будущего, русских по крови и по духу. Это они, не забыв о случившейся в их прошлом гибели маленького русского отряда, прислали нам на помощь крылатый эскадрон небесного воинства.
Уже три месяца прошло с тех пор, как моя Сашенька призналась мне, что она непраздна и носит под сердцем наше дитя. Мы посоветовались и решили, что если родится мальчик, то мы назовем его Виктором в честь владыки Югороссии адмирала Виктора Ларионова, приславшего нам так нужную нам помощь. Если же будет девочка, то мы не станем называть ее именем сошедшей недавно с ума величайшей злодейки в истории, британской королевы, а наречем ее Ириной, в честь супруги Великого князя Болгарии Сергея Лейхтенбергского. Доктор Сивицкий регулярно осматривает Сашеньку, и говорит, что все у нее будет хорошо.
Вскоре после нашего чудесного спасения я был вновь назначен командовать гарнизоном Баязета, а подполковник Пацевич был отозван в распоряжение главнокомандующего Кавказской армией Великого князя Михаила Николаевича. И, как мы узнали позднее, он был предан военному суду за проявленное им безрассудство, граничащее с безумием. Поскольку он проявил личную храбрость, выступив вместе с нашим отрядом, и учитывая, что все кончилось благополучно, суд счел возможным ограничить наказание отставкой его без мундира и пенсии. Как говорится: вот и все об этом человеке.
Дни шли за днями, известия о том, что творится в мире, доходили до нас с большим опозданием, и нам даже казалось, что мы всеми забыты в этом проклятом, никому не нужном городишке.
Еще до отстранения подполковника Пацевича на подкрепление нашего гарнизона прибыли три сотни Эриванского конно-иррегулярного полка под командованием полковника Исмаил-хана Нахичеванского, которого я попросил принять начальство над всей нашей кавалерией, достигшей численности в тысячу сабель.
В то время как, взяв Карс и Эрзерум, вся русская кавказская армия ушла вперед, нашему отряду было поручено охранять порядок на транспортных путях в окрестностях Баязета, истребляя разбойничьи банды, в которые превратились остатки турецкого войска. Особенно свирепствовали курды, грабящие караваны и приводящие к запустению и без того скудную торговлю.
Полковник Исмаил-хан Нахичеванский взялся за это дело с необычайным рвением. Казаки и его иррегулярная конница, составленная из верных России кавказских инородцев магометанского исповедания, наводили на разбойников ужас. И вскоре местность вокруг Баязета была приведена к полному спокойствию. Чтобы солдаты не расслаблялись в безделье, я начал проводить с ними полевые занятия, тренируя их для ведения войны в горах. Горцы полковника Исмаил-хана учили моих ставропольцев и крымцев, как надо двигаться по горным тропам, как организовывать засады и как отступать, попав в неприятное положение.
Тем временем события в далеком от нас мире шли своим чередом, и известия о них доходили до нас с большим опозданием. Новости о разгроме югороссами британского флота, о завершении Балканской кампании, о взятии болгарской столицы, о захвате нашими матросами и конницей Суэцкого канала, а также о водружении на купол Святой Софии православного креста мы встретили нами с большими воодушевлением. Зловредной Британской империи был поставлен шах и мат. Некоторое время спустя нас сильно опечалило и возмутило известие об убийстве государя-императора Александра II. То, что убийцы были сразу же схвачены на месте преступления, ничуть не умаляло всей трагичности произошедшего.
Новость же о заключении в Петербурге тройственного союза между Российской империей, Югороссией и Германией, иначе именуемого Континентальным Альянсом, привела нас в восторг. Объединились три сильнейших державы мира, превратив все остальные государства в обычных статистов. От самого названия этого союза веет какой-то несокрушимой мощью.
Как только договор был подписан, новый российский император Александр III объявил о включении Западной Армении в состав Российской Империи, и о подготовке нового похода Кавказской армии. Ей предстоял путь в Сирию и Палестину, освобождать томящееся под гнетом противников нашей веры древнее христианское население этих земель.
Знающие люди из числа армейских офицеров поговаривали, что в Петербурге попросту разделили мир. России достались Балканы и вся Азия, Германии – остальная Европа и Африка. Что же получили югороссы, пока не ясно. Но в последнее время они стали сильно интересоваться американскими делами.
Ох уж мне эти штабные всезнайки… Хотя все может быть. Если так, то не за горами падение Франции и лоскутной Австрийской империи. В последнее время я разучился удивляться, и все события воспринимаю такими, как они есть, не ища за ними тайных подоплек.
Примерно с сентября у нас в крепости стали создаваться большие запасы провианта, фуража, амуниции и огнеприпасов. Причем, патроны в основном завозились к винтовкам Бердана, которых у нас отродясь не было. Недоумение мое длилось недолго. Вскоре стало известно, что через наш забытый Богом и людьми Баязет по дороге Эрзерум-Тебриз пройдет Экспедиционный Персидский корпус под командой генерала Михаила Скобелева.
Так уж получилось, что наш Баязет оказался последним русским гарнизоном на замиренной уже земле. Далее их путь будет пролегать на Тебриз по персидской земле с большей частью недружественным нам населением. Кстати, полковник Исмаил-хан Нахичеванский уже получил предписание Главнокомандующего присоединиться к Персидскому Экспедиционному корпусу вместе со своими тремя сотнями Эриванского иррегулярного ополчения. Жаль, мне будет очень не хватать этого опытного и храброго воина, начавшего свой боевой путь еще в Крымскую войну. Но, наверное, в Персии он будет нужнее.
В ожидании Персидского корпуса закончился сентябрь, прошел октябрь. В октябре сухая солнечная погода сменилась затяжными моросящими дождями. А к началу ноября по ночам дожди стали переходить в мокрый снег. Иногда небо все же разъяснялось, и тогда, радуя нас своими нежаркими лучами, сквозь легкие облака проглядывало неяркое осеннее солнце. Насколько мы проклинали это палящее светило летом, настолько же мы были рады ему сейчас.
Если в начале сентября я получил выговор от моего непосредственного начальника генерала Тер-Гукасова за напрасную порчу военного имущества и расход боеприпасов, производимых моими солдатами во время полевых учений, то уже в октябре на мое имя поступил именной рескрипт государя, которым за успехи по службе я производился в полковники. Так же государь повелевал на базе Баязетского гарнизона сформировать первый в Русской императорской армии горно-егерский полк, подчиненный напрямую главнокомандующему Кавказской армией. Чуть позже с очередным обозом на доукомплектование полка пришли четыре роты новобранцев призыва этого года и отдельная рота кубанских пластунов.
Сроком полной готовности полка к выступлению был указано Рождество Христово. Тогда я понял, что время моего баязетского сидения вскоре закончится. Супруга моя ужасно тревожилась за меня. Но так было во все времена, когда русские женщины провожали своих мужей, отправлявшихся на войну.
Несмотря на плохую погоду, горные марши, ротные и батальонные учения закипели с удвоенной силой. Важно было успеть подготовить новобранцев и оправдать доверие государя.
О проекте
О подписке