Лорд Реглан был в шоке. Чудом уцелев во время бомбардировки, он теперь не знал, что ему следует предпринять. В данный момент он с ужасом наблюдал за тем, как британские хирурги, накинув поверх обычной одежды кожаные фартуки как у мясников, сортируют доставляемых санитарами солдат Ее Величества, отделяя живых от мертвых. И ведь подумать только – на многих покойниках ни царапинки, только потеки крови из носа и ушей. По свидетельству санитаров, их так и нашли – сидящими на дне траншеи в обнимку со своими ружьями. Они просто умерли и даже главный хирург британской армии не может сказать, в чем причина их смерти. А вот рядом на расстеленных шинелях лежат другие тела, изломанные и исковерканные, очевидно побывавшие в самом эпицентре кошмара. На них доктора даже не смотрят, потому что лечить эту груду мяса и костей не взялся бы даже сам Господь Бог.

Но британские хирурги не равнодушны к людским страданиям и готовы сражаться со смертью за каждого солдата или офицера Ее Величества, даже несмотря на то, что ужасная антисанитария в английских госпиталях убьет большую часть их пациентов. Что там говорить об условиях на полевом перевязочном пункте, если в Балаклавском госпитале за зимние месяцы британское командование даже не удосужились отремонтировать окна и двери. И вообще в эту эпоху количество солдат, умерших от ран, превышает число убитых наповал, а количество погибших от кишечных инфекций, больше и тех и других вместе взятых. Кишечная палочка косит армии похлеще пуль и ядер, а врачи рассуждают о дурном воздухе и миазмах.

Общее число убитых и раненых пока не подсчитали, но потери наверняка будут как после проигранного сражения. И что хуже всего – неизвестный враг, засевший со своими пушками на вершине Сапун-Горы, артиллерийским огнем сумел полностью разгромить британский лагерь, взорвать запасы пороха, разбить железную дорогу и уничтожить на ней единственный паровоз. У французов от этого обстрела тоже имелись потери, но основной удар пришелся все же по англичанам. Самое главное, что выпущенные с Сапун-горы бомбы огромной разрушительной силы не долетали до Камышовой бухты, где обосновался французский флот, а вот английская якорная стоянка в Балаклаве пострадала изрядно. А ведь она казалась такой безопасной, укрытой от штормов и всяческих напастей… никто ведь не мог предвидеть заранее, что враг сможет тайно втащить на вершину горы множество пушек и нанести по господам коалиционерам внезапный и уничтожающий артиллерийский удар. Самое ужасное заключалось в том, что обстрелу и полному уничтожению подверглись как раз сильнейшие корабли флота Владычицы морей.

В яростном ревущем пламени там, за холмами, в настоящий момент погибают лучшие линкоры Ее Величества: стодвадцатипушечные «Британия», «Трафальгар» и «Королева»; девяностопушечные «Родней» и «Лондон», а также семидесятивосьмипушечный «Беллерофон». Артиллерийский обстрел застал британских моряков врасплох. По свидетельству очевидцев, чудовищные снаряды глубоко вонзались в толстые дубовые борта (у парусных линкоров до метра толщиной) и тут же разрывались с ужасной силой, создавая такие проломы, что в них с легкостью мог бы пройти человек. К тому же адский жар от этих взрывов моментально воспламенял расколотое дерево, создавая очаги пожаров, с которыми бороться оказалось почти невозможно. А уж если снаряд пробивал ослабленный борт или попадал прямо в пушечный порт, взрывался внутри – то тогда ревущее яростное пламя охватывало сразу помещения трюма, превращая их в огненную пещь. В этом неистовом огне вместе с сотнями других храбрых британских моряков одним из первых погиб и командующий флотом в Средиземном море вице-адмирал Эдмунд Лайонс.

Скрипнув зубами в приступе бессильной ярости, лорд Реглан посмотрел на вздымающиеся к небесам клубы угольно-черного дыма. Он находился к вершине Сапун-горы примерно в три раза ближе, чем адмирал Нахимов (около трех километров) и точно знал, что, несмотря на красный цвет знамени, там окопались кто угодно, но только не турки. Турки (настоящие) еще с ночи разбежались по окрестностям, и их ловят храбрые марокканские спаги императора Наполеона Третьего (как самые опытные в этом деле). Пойманные пытаются лепетать в свое оправдание что-то о шайтане, слугах иблиса и прочей нечистой силе – по их словам, именно она одолела поклонников Магомета прошлой ночью. Морщась от отвращения, главнокомандующий британской армией приказал повесить дезертиров и то же самое проделать с теми из них, которые еще будут пойманы. Когда есть возможность пограбить, турки всегда первые, честные британские солдаты за ними не угонятся; а если требуется воевать, то они убегают с поля боя быстрее своего визга, как и случилось в битве под Балаклавой.

Лорд Реглан посмотрел на стоящего рядом генерала Кэмпбелла, временного командира четвертой пехотной дивизии.

– Сэр Джон, – просто сказал он, – я хочу, чтобы ваша дивизия поднялась на эту гору и вышвырнула оттуда тех хулиганов, которые причинили вам столько неприятностей. Их там не должно быть особенно много, так что, думаю, вы управитесь с этим делом за пару часов. Если вы выполните поставленную задачу, то станете постоянным командиром дивизии. Ступайте, я жду от вас только победы!

– Постойте, месье Реглан, – окликнул британского командующего подошедший со стороны французского лагеря, генерал Боске, командующий стоящим по соседству правым флангом^[5] французской армии, – дивизия зуавов и конные африканские егеря д`Алонвиля поддержат атаку британских храбрецов, или мы уже не союзники?

Полгода назад, во время Балаклавской операции русской армии, именно Боске со своим обсервационным корпусом вытянул англичан из весьма неприятной ситуации. Если бы не те самые конные егеря д`Алонвиля, Легкая Бригада британской кавалерии, состоявшая из цвета знати, вся без остатка легла бы на том кровавом поле, куда ее загнал как раз лорд Реглан.

– Хорошо, мой дорогой друг, – кивнул британский главнокомандующий, – пусть ваши зуавы и конные стрелки подкрепят атаку британской пехоты. Хотя не думаю, что дело будет трудным: гора выглядит совершенно пустынной, так что думаю, что устроившие этот обстрел русские давно убрались туда, откуда они явились. Теперь меня интересует только то, какой бакшиш (взятка) был заплачен туркам, чтобы те пропустили русских на вершину Сапун-горы…

– Месье Реглан, – с иронией ответил генерал Боске, – тот, кто воевал в Алжире, знает, что если противника не видно, это не всегда означает, что его нет. Пожалуй, я сам, лично, со шпагой в руке возглавлю атаку наших храбрых зуавов…

Дальнейшие события подтвердили правоту генерала Боске. Первыми на неприятность нарвались конные егеря д`Алонвиля и сопровождавшие их в разведке кавалеристы из 4-го легкого драгунского полка британской армии. Этот полк был как раз в числе британских кавалерийских частей, которые были спасены действиями конных африканских егерей во время Балаклавского сражения (поэтому он установил со своими спасителями особые отношения вроде боевого братства). Джентльмены не могли оставаться в лагере в то время, как их спасители рискуют жизнями, и потому добровольно вызвались сопровождать их в походе к вершине Сапун-горы.

Когда зуавы и солдаты Джона Кемпбелла построились в штурмовые колонны^[6] и уже были готовы двинуться вперед, кавалеристы пришпорили коней и рассыпным строем поскакали вверх по пологому склону на разведку. Если их обстреляют, они отскочат и разойдутся в стороны, нащупывая фланги вражеской позиции, а если все пройдет без стрельбы, то доскачут до вершины и сорвут вражеский флаг. И все. За скачкой храбрецов, на рысях поднимавшихся в гору, внимательно следили тысячи глаз.

Но все вышло совсем не так, как рассчитывал лорд Реглан. Когда до гребня горы осталось две сотни двойных шагов, навстречу скачущим во весь опор кавалеристам ударили выстрелы, много выстрелов. Однако никакого противника перед собой всадники так и не увидели. (И вправду, попробуй-ка разгляди со спины скачущего коня диких амазонок в камуфляже и с раскрашенными тактическими гримом лицами. И это при том, что выстрел из винтовки не образует обычного в эти времена клуба дыма. Бойцы пехотного легиона со своими репликами винтовки Бердана пока молча наблюдают за полем боя; огонь ведут только вооруженные супермосиными бойцыцы-амазонки особых стрелковых рот, а для них стрельба – это предназначение всей жизни, а не одно из возможных занятий. Стрельба из самозарядного супермосина для таких мастериц одно удовольствие. Только целься и стреляй, целься и стреляй, да не забывай менять пустые магазины на набитые.)

Всадники полетели с коней один за другим, и в этот же момент снова ударили пушки. Пролетев над головами гибнущих от прицельного огня кавалеристов, снаряды описали очень пологую дугу и с небольшим недолетом лопнули ватными пороховыми облачками перед строем британской и французской пехоты, по которой стегнули свинцовые снопы шрапнелей. А за этим – еще и еще. Тем временем ни один британский или французский кавалерист не доскакал до невидимых окопов, и никто из них не смог укрыться за пехотный строй. Все полегли, застреленные амазонками в грудь или в спину при попытке к бегству с этой страшной высоты. И только ржущие от возмущения кони кругами носились по склону, потеряв своих хозяев. Их-то амазонки жалели и старались не задевать. Конь – существо благородное, не то что некоторые двуногие, которые набрались наглости восседать у него на спине.

Пехота вместе с двумя своими предводителями под шквалом шрапнелей шаг за шагом продолжала подниматься на свою Голгофу. Редели ряды, падали раненые и убитые, а Джон Кемпбелл и генерал Боске продолжали двигаться вперед. Вот-вот уцелевшие в этой атаке одним рывком покроют дистанцию до таких заметных и зловредных окопов, после чего переколют назойливых стрелков своими штыками. Но не тут-то было. Навстречу небольшим уже горсткам зуавов и британских пехотинцев в контратаку поднялась волна бойцов самого фантастического вида. Обряженные в буро-зеленые мундиры, многие из бойцов помимо берданок были вооружены любимыми двуручными мечами в человеческий рост. Когда речь идет о рукопашной схватке, да на приволье – винтовка идет за спину, а меч используется для дела. Английские и французские солдаты не ожидали, что их будут рубить двуручными мечами и смутились при виде поднявшихся из окопов рослых фигур, с клинками наизготовку длиной почти в человеческий рост. Впрочем, колебания им не помогли. Почти в упор прозвучал залп из берданок, а несколько мгновений спустя атакующие и контратакующие столкнулись. Раздался лязг и хруст, а также звуки, больше свойственные мясной лавке, когда там пластают топором целиковые бычьи или свиные туши. Впрочем, в самый короткий срок все было кончено. Большая часть атакующих погибла, нескольких человек легионеры взяли в плен, в том числе и обоих генералов, а остальные, прихрамывая и подвывая от ужаса, бросились наутек. Но никому из них не довелось вернуться в свой лагерь и рассказать приятелям, каково это: оказаться в гостях у злой русской сказки. Всех их застрелили снайперши-амазонки, никто не смог убежать настолько далеко, чтобы в него нельзя было попасть из супермосина.

Глядя на то, как легко и просто обороняющиеся разделались с британскими солдатами и зуавами, лорд Реглан осатанел и бросил в мясорубку лучшее, что у него было – гвардейскую дивизию и шотландскую дивизию хайлендеров. Сэр Колин Камбелл, предводитель шотландских горцев и командир гвардейской дивизии Георг Вильям Фредерик Чарльз, герцог Кембриджский, граф Типперари, барон Куллоден под мерный рокот барабанов и заунывное завывание волынок построив своих людей в несколько линий, следующих одна за другой, повели их вверх по склону – на верную смерть. Оба генерала являлись незаурядными военачальниками и понимали, что штурмовая колонна – это явное приглашение противнику обстрелять атакующих шрапнельными гранатами или даже ядрами. Чем реже строй, тем меньше будут потери от артиллерии. Если задание невозможно выполнить, то к этому хотя бы надо стремиться, а погибать следует – маршируя к цели, а не наоборот.

Вслед за гвардией и горцами в гору приготовились тянуть пушки (что было уже откровенной глупостью). Во-первых – тащить пушки вверх по травянистому склону без дороги было сущей каторгой. Во-вторых – никто и не собирался подпускать британскую артиллерию на дистанцию действительного огня, поэтому, едва на батареях началась нездоровая суета, то они оказались разгромлены коротким, но чрезвычайно энергичным артиллерийским налетом. При этом погибло множество артиллеристов, а лорд Реглан полностью отказался от идеи покончить с засевшим на Сапун-горе врагом при помощи артиллерии.

Пока английские полки маршировали навстречу своей судьбе, командующий французской армией генерал Канробер, наблюдая за маневрами англичан, только мысленно крутил пальцем у виска. Лорд Реглан, будто ополоумев от неожиданных неудач, поставил на кон лучшие части своей армии. Атака сильного противника неизвестной численности, с артиллерией и егерями, успевшего хорошо укрепиться на господствующей высоте выглядела предприятием более чем безнадежным. Число жертв пресловутой Атаки Легкой Бригады (уже ставшей синонимом глупости и головотяпства британского командования), сегодня может быть многократно превышено. Да что там «может быть». Потери того осеннего дня уже перекрыты многократно. Прямо со своего командного пункта генерал наблюдал склон, усыпанный телами в красных мундирах английских пехотинцев и красно-синих мундирах зуавов. Такое впечатление, что на склоне этого холма наступил месяц май и в степи зацвели маки и прочие весенние цветы.

«Нет, – решил Канробер, – на этот раз французы не пойдут вслед за своими союзниками». Первоначально эта война в Париже планировалась как легкая прогулка, своего рода карательная экспедиция против обнаглевших дикарей, но упорное сопротивление русских, не желающих дарить врагу победы без боя, заставили заколебаться не только генералов, но и самого императора. Теперь Наполеон требует маленькой ритуальной победы, после которой он с чистой совестью мог бы заключить мир. И кто же виноват, что маленькой ритуальной победой этот человек называет захват Севастополя. А этот город русские не могут позволить себе отдать без самого ожесточенного сражения. Необходимо срочно написать Наполеону письмо, в котором изложить сегодняшнюю диспозицию. И до получения ответа с внятными инструкциями следует избегать неблагоразумных ответных действий.

Тем временем горцы и гвардия на тысячу шагов подошли к месту предыдущей схватки – и тут из вражеских траншей снова защелкали выстрелы. Лорду Реглану опять захотелось протереть глаза. Не было видно никаких клубов белого порохового дыма, как бывает при стрельбе из обычных ружей – только яркие вспышки… и больше ничего. Огонь был направлен исключительно против офицеров. Дети самых богатых, самых знатных, самых влиятельных семей империи (ведь только такие могли купить недешевый офицерский патент в гвардейских полках) навзничь падали на окровавленную траву. Вот первая шеренга одетых в красные мундиры британцев остановилась и дала дружный залп, на мгновение затянувший склон холма белесым пороховым дымом, после чего солдаты принялись перезаряжать свои штуцера.

И тут же из траншей последовал ответный залп – такой же плотный и злой, как у англичан, а за ним еще и еще. Тут уже ни о какой избирательности не могло быть и речи; на склон холма рухнули убитые и раненые, и ряды красномундирных солдат тут же смешались. Мгновенное облегчение лорда Реглана от того, что у противника массовое оружие такое же, как у англичан, сменилось недоумением от непонятной скорострельности неизвестных ружей. Скрывающиеся в траншеях незнакомцы успевали сделать три залпа в то время, как англичане давали только один. Встряхнувшись будто собаки, британские гвардейцы, взяли свои штуцера наизготовку для штыкового боя и быстрым шагом пошли вперед. Стоять на месте и перестреливаться с противником, имеющим тройное преимущество в скорострельности, было бы чистым самоубийством. В дальнейшем залпы из траншей следовали с убийственной частотой, голоногие хайнлендеры в килтах и гвардейцы в штанах выбывали из строя один за другим, а траншея, в которой засел неведомый противник, приближалась невыносимо медленно.

И вот, наконец, шотландцы и гвардия перешагнули через оставшиеся после предыдущей атаки последние трупы британских и французских солдат. Отсюда бруствер траншеи, как и торчащие над ним лица, раскрашенные, будто у леших, черно-зеленой краской, уже видны совершенно отчетливо; но вдруг прямо под ноги солдатам Ее Величества полетели какие-то яйцевидные предметы, много предметов. А потом разом громыхнуло так, что первые ряды британцев оказались полностью сметены, после чего из траншеи с нечленораздельным матерным ревом, мало напоминающим классическое «ура», густо полезли плечистые фигуры в буро-зеленых мундирах, вооруженные кто двуручным мечом, кто алебардой, а кто и берданкой с примкнутым штыком. И начался тот самый ожесточенный рукопашный бой на полное истребление противника, какой бывает только тогда, когда «верные» дерутся с «неверными».

Но британцев было много, целых две дивизии, выстроенных в несколько линий. Истребив первую и вторую линии британского построения, артанские легионеры в упор столкнулись с третьей и четвертой линией. У этих солдат, еще ни разу не стрелявших по врагу, штуцера были заряжены, в результате чего в упорной кровавой схватке с выстрелами в упор потери стали нести обе стороны. Впрочем, чтобы одолеть первый артанский легион, этого было недостаточно. Прошло не более четверти часа, ожесточенного рукопашного боя, и на ногах не осталось ни одного солдата в красных мундирах. И наступила тишина… А потом пришло время санитаров. При этом наблюдавшие снизу британские и французские генералы и офицеры видели, что на носилках с места схватки уносят не только раненых в мундирах буро-зеленого цвета, но и британцев, и даже, кажется, парочку зуавов, каким-то образом выживших с момента первой схватки.

И там, внизу, разгорелся нешуточный спор. Лорд Реглан, надрываясь, требовал, чтобы снова и снова повторять атаки на Сапун-гору и продолжать их столько раз, сколько потребуется для очищения этой горы от присутствия неприятеля. Казалось, весь остаток жизненных сил в этом человеке сосредоточился на мести за свой конфуз. Он кричал, настаивал, требовал, убеждал – но все без толку. Генерал Канробер непоколебимо стоял на своем: мол, без инструкций из Парижа от своего императора он не пожертвует ни одним солдатом, ограничившись мероприятиями самообороны. Все, финита ля комедия.