Дальнейший завтрак проходил для Ольги как во сне. Время от времени она поглядывала на сидящего напротив поручика и заливалась краской. Наместник Алексеев воспользовался случаем и, поглядывая на Ольгу, принялся своими словами, но довольно близко к тексту, излагать боевое донесение командира крейсера «Баян» Роберта Петровича Вирена о деле при Элиотах. И поручик Никитин в этом изложении выходил полубогом, а его бойцы – дружиной былинных героев, наполовину перебивших, наполовину пленивших вдесятеро превосходящий их японский гарнизон островов. Сам же поручик при всех похвалах в свой адрес делал каменное лицо и притворялся, что разговор вообще не о нем. Ольга, напротив, все больше смущалась.

Выручил ее Михаил. Едва дождавшись конца изложения военных подвигов, он вдруг сказал:

– Господа, я долго думал о своем положением среди вас. Я не дипломат, как Сандро, и не могу принести России пользы на этом поприще. Также, в отличие от моей сестры, я мужчина, и честь не позволяет мне находиться в стороне, когда идет война. Я не моряк, и не могу принести пользы на корабле… Возможно, мне однажды придется стать императором, но как я могу командовать, если не умею подчиняться? Господин Никитин, прошу взять меня на обучение в вашу часть…

В салоне повисла тишина. Ошарашены были все: и Сандро, и Наместник, но в первую очередь Ольга. С лица поручика морской пехоты соскользнула маска вежливой любезности и он серьезно сказал:

– Поздравляю вас, ваше Императорское Высочество, это шаг не мальчика, но мужа. Я, конечно, доложу адмиралу Ларионову, но не вижу каких-либо причин, способных воспрепятствовать вашему желанию. Попрошу вас прибыть на «Сметливый» за час до полудня, там вас осмотрит корабельный врач и сделает некоторые анализы.

– Я абсолютно здоров, господин поручик, – вспыхнул Михаил.

– Это стандартная процедура, – успокоил его Никитин, – без этого мы не сможем разработать для вас индивидуальный курс подготовительных тренировок. Уж поверьте, вылепить из вас настоящего морского пехотинца будет стоить немалого труда, и в первую очередь для вас самого. Легко не будет, это я вам обещаю. Не уповайте на то, что вы и так всю жизнь в строю. Ваши навыки кавалериста вам почти не пригодятся. Но, зная ваше упорство и желание, думаю, что шанс у вас имеется. – Поручик морской пехоты пожал руку наследнику Российского престола. – Думаю, что в старости я буду гордиться тем, что когда-то был вашим наставником. Честь имею!

– Честь имею, господин поручик, – ответил успокоившийся Михаил. – Думаю, что ни я, ни вы не пожалеем об этом решении.

Остаток завтрака прошел почти в абсолютном молчании, даже Наместник стал вдруг молчалив и задумчив. Как грозовая туча, на хрупкий мир накатывались грозные события, только никто не мог сказать, какие именно…

25 (12) февраля 1904 года. Полночь. Тверь. Поезд литера А.

Капитан Тамбовцев Александр Васильевич.

Вот так, «с шутками и прибаутками», и доехали мы до Первопрестольной. Но в ней останавливаться не стали. Обогнув Москву по кольцу, наш поезд вышел на ветку, ведущую к Питеру, и бодро помчался к цели нашего затянувшегося путешествия.

Я стоял у окна и смотрел в ночную тьму. Почему-то вспомнилась поэма Некрасова, посвященная этой железной дороге. И слова:

 
Славная осень! Морозные ночи,
Ясные, тихие дни…
Нет безобразья в природе! И кочи,
И моховые болота, и пни –
 
 
Всё хорошо под сиянием лунным,
Всюду родимую Русь узнаю…
Быстро лечу я по рельсам чугунным,
Думаю думу свою…
 

Да, думы в голову лезут разные. Мы уже на финишной прямой. Еще немного – и мы в моем родном городе. Как там нас встретят? Не думаю, что плохо, но все равно кошки скребут на душе.

Видимо, мое настроение передалось и Нине Викторовне. Она тихо подошла ко мне сзади, и шепнула на ухо:

– Васильич, не волнуйся, все будет хорошо! Ведь мы провалились на сто лет назад не для того, чтобы завалить свою миссию. Должна же быть во всем этом какая-то высшая справедливость!

Я покивал головой, соглашаясь, и продолжал смотреть в окно. Поезд миновал Клин. Мелькнули тусклые станционные фонари, закутанный в башлык жандарм на перроне – и снова за окнами темнота. Опять вспомнился Некрасов:

 
Да не робей за отчизну любезную…
Вынес достаточно русский народ,
Вынес эту дорогу железную –
Вынесет всё, что господь ни пошлет!
 
 
Вынесет всё – и широкую, ясную
Грудью дорогу проложит себе.
Жаль только – жить в эту пору прекрасную
Уж не придется – ни мне, ни тебе.
 

Отчего-то сжало сердце. Ох, и часто оно стало у меня шалить в последнее время. Вроде не старый еще, а вот…

Скоро Тверь. Здесь наш поезд постоит некоторое время в ожидании смены паровозов и проверки букс и колес. Бывал я и в советском Калинине, и в постсоветской Твери. Красивый город, и Волга в нем такая маленькая-маленькая, даже по ширине меньше нашей Невы.

Вот и бывший стольный город Великого княжества тверского… Однако уже полночь. Поезд дал гудок и стал притормаживать. Перрон был пуст. Похоже, к прибытию нашего «литерного» здешние полицейские и жандармы удалили всех припозднившихся пассажиров, дабы избежать каких-либо роковых случайностей. Да и лишние глаза, которые могут заметить нашу чудо-технику на платформах, тоже ни к чему.

Поезд остановился. Наши караульные уже привычно высыпали из своих теплушек и окружили состав. Постукивая молоточками по колесам и буксам, вдоль вагонов пошли осмотрщики.

Неожиданно на перроне появилась странная процессия. Впереди шел высокий и плотный мужчина лет пятидесяти-шестидесяти. Одет он был в долгополую медвежью шубу и купеческую шапку из бобра. Сзади за ним шел жандармский унтер-офицер, неся в руке большой чемодан. Сквозь оцепление эта «сладкая парочка» прошла легко, как горячий нож через масло. Они явно направлялись к нашему салон-вагону.

– Нина Викторовна, к нам, кажется, гости, – негромко сказал я.

– Какие еще гости? – не поняла меня поначалу дремавшая в мягком кресле Антонова.

Но тут же у нее сработал выработанный годами службы рефлекс. Наша бравая начальница мгновенно «навела резкость», и рука ее быстро скользнула в сумочку. Раздался едва слышный щелчок. Нина Викторовна сняла с предохранителя свой ПМ. Я знал, что теперь в течение доли секунды она сумеет выхватить оружие и открыть огонь на поражение. Я погладил свою слегка оттопыривающуюся полу куртки. Мой ПМ висел на поясе в «облегченке». Достать его я сумею за пару секунд.

Словно из-под земли, за нашими спинами выросла фигура старшего лейтенанта Бесоева. Он стоял, заложив руки за спину. И я был уверен на сто процентов, что в правой руке у него был готовый к бою «стечкин».

Тем временем в тамбуре раздалось топанье. Незваный гость по-хозяйски сбивал снег со своих сапог. Потом послышалось вежливое покашливание, и в салон вошел уже освобожденный от шубы и шапки пожилой мужчина в партикулярном костюме. Но было видно, что ему привычней носить военную форму. Несмотря на его простецкий внешний вид, чувствовалось, что этот человек – начальник, причем большой.

– Господа, извините за столь поздний визит, – сказал незнакомец. – Но дела государственной важности заставили меня нарушить ваш покой.

Я лихорадочно вспоминал. Лицо этого господина было мне смутно знакомо. Вспомнил! Ого, вот так птица к нам прилетела! Считается с нами царь-батюшка, если прислал на ночь глядя такую важную особу…

– Ничего страшного, Евгений Никифорович, – сказал я господину в штатском, который обомлел, услышав мои слова, – служба есть служба…

– Господа, – повернулся я лицом к своим спутникам, одновременно им помигивая, – разрешите вам представить… – я снова повернулся к нашему гостю, – Его Превосходительство генерал-майор Ширинкин Евгений Никифорович, начальник Дворцовой полиции.

– Да, господа, – произнес пришедший в себя генерал, – не ожидал, не ожидал… Скажите, у вам меня до сих пор помнят?

– Помнят, но не все, а только те, кому по должности положено, – лаконично ответил я на вопрос Ширинкина. – Ваше Превосходительство, позвольте представить главу нашего, так сказать, посольства – полковника Антонову Нину Викторовну и поручика Бесоева Николая Арсеньевича. Ну а я – капитан Тамбовцев Александр Васильевич.

– Ну, вот и познакомились! – довольно потирая руки, сказал генерал Ширинкин. – Давайте, выпьем за знакомство. – Он повернулся в сторону тамбура. – Эй, Павел, давай сюда быстро, накрывай на стол!

В салон вошел жандармский унтер. Он открыл чемодан и с ловкостью опытного «халдея» стал выкладывать на стол разные вкусняшки, салфетки, столовые приборы и тарелки с рюмками. В довершении всего на стол была водружена литровая бутылка «Смирновской».

– Господа, прошу к столу, – сказал генерал. – И оставьте, наконец, в покое ваше оружие – вы, мадам, и вы, молодой человек. Да и вы, господин капитан, снимите кобуру, она вам будет мешать за столом.

Оценив профессионализм Ширинкина, мы сели за стол и налили по рюмке. По воспоминаниям современников я знал, что генерал был человеком хлебосольным и любил застолья. Но мои спутники поглядывали настороженно на начальника Дворцовой полиции и не спешили брать рюмки.

Заметив это, Ширинкин усмехнулся и, произнеся краткий тост: «За знакомство!», лихо опрокинул рюмку себе в рот.

«Школа генерала Черевина, – вспомнил я, – бывший начальник Ширинкина, генерал-адъютант Петр Александрович Черевин, начальник охраны императора Александра III, славился своей любовью к «зеленому змию»».

– Господа, я совершил этот вояж совсем не из желания раньше всех познакомиться с вами, – неожиданно серьезно заговорил генерал Ширинкин. – Скажу прямо, по нашим агентурным данным, представители некоторых иностранных держав очень интересуются вами, а также образцами боевой техники, которые вы везете с собой. Скажу больше: было предпринято несколько попыток совершить диверсии по пути вашего следования. Но коллеги из жандармского управления, сопровождавшие ваш путь, сумели предотвратить эти диверсии. Хочу вас сразу предупредить – аналогичные попытки будут предприниматься и в дальнейшем. Так что, выполняя прямое приказание Государя, я и мои подчиненные будем вашими ангелами-хранителями на протяжении всего вашего пребывания в Санкт-Петербурге. Я знаю, что ваши люди, Нина Викторовна, прекрасно стреляют и владеют приемами борьбы – как она называется, джиу-джитсу? Нет? Ни и ладно, в общем это не имеет никакого значения. Но вы плохо знаете наши реалии и не знаете тех из опасных бомбистов, кто представляет наибольшую для вас опасность…

Заметив, что я хочу ему возразить, генерал Ширинкин остановил меня жестом, и продолжил:

– Знаю-знаю… Вы обладаете огромной информацией о нашем времени. Но не в полном объеме. Вы не сможете действовать в толпе, не вызывая подозрений у окружающих, как мои подчиненные. Они натасканы на борьбу с террористами и дело свое знают. Поэтому, господа… выпьем еще по рюмочке и займемся делом. Будем прикидывать, как, не привлекая к себе большого внимания, попасть в столицу Российской империи и добраться до дворца Великого князя Александра Михайловича. Кажется там вы решили обосноваться?

26 (13) февраля 1904 года. Утро. Внешний рейд Порт-Артура, СКР «Сметливый».

Великий князь Александр Михайлович.

Уходящие в поход броненосцы Тихоокеанской эскадры – величественное зрелище. Правда, два самых новейших из них – «Цесаревич» и «Ретвизан» – нуждаются в ремонте после вероломного японского нападения на Порт-Артур 26 января.

Вчера мы вместе с Наместником побывали в порту. Сухой док сейчас занят крейсером «Варяг». Эту довольно ценную единицу флота можно быстро ввести в строй, и поэтому все силы мастеровых брошены на него. Для броненосцев же готовят кессоны. Говоря словами наших гостей из будущего, «международная обстановка крайне напряженная», а потому необходимо скорейшим образом ввести корабли в строй. Очередность уже определена: «Варяг», «Ретвизан», «Цесаревич». О трофейных кораблях никто пока не задумывался. Повреждения у них тяжелые, а на ремонт нет ни времени, ни сил.

Для бесхитростно прямого борта «американца» «Ретвизана» почти готов кессон. Изящные обводы «француза» «Цесаревича» заставляют людей, занимающихся изготовлением кессона, замысловато выражаться по-боцмански по поводу бурной галльской фантазии, подкрепленной неумеренным употреблением бургундского, кальвадоса и прочих коньяков.

Восстановительными работами на «Варяге» совместно занимаются старший офицер крейсера Степанов, старший механик Лейков, и командир аварийно-спасательного судна «Алтай», капитан лейтенант Горелов. Настроение у команды такое, будто «Варяг» переживает вторую за свою бытность в строю российского флота битву не на жизнь, а на смерть. Повсюду змеятся шланги и кабели, воздух наполнен карбидной вонью, и изощренными выражениями из «изящной словесности». Причем, в этом преуспевают обе стороны – как предки, так и потомки. Кстати, благодаря помощи последних крейсер будет введен в строй примерно через месяц. С оборудованием гостей из будущего некоторые тяжелые операции выполняются в разы быстрее.