– Хорошо, Лаврентий, – кивнул вождь, – теперь я буду иметь в виду, что ты информирован почти так же хорошо, как и я. А теперь давай вернемся к японцам. Я думаю, они понимают, что в случае войны против СССР их не спасет никакой американский ленд-лиз. Особенно если к тому моменту Германия будет уже разгромлена и капитулирует.

– А я думаю, – ответил Берия, – что пока они это только подозревают. Твердой уверенности у них нет, а выбор делать надо. Запасы нефти в Японии непрерывно тают, и до тех пор, пока они не закончились, японцам надо либо добиться отмены американского эмбарго, либо завоевать так необходимые им нефтяные месторождения. И выбор с их точки зрения почти равнозначный. И тут самоубийство, и там тоже самоубийство. Но есть одно маленькое «но». Американцы Японию от ярости «Полярного Лиса» защитить не сумеют, а вот «Полярный Лис» защитить их от американцев вполне способен. Но об этом в Токио тоже не столько знают, сколько догадываются, поэтому я думаю, что они будут ждать подтверждения своим догадкам. И таким подтверждением должен стать итог Смоленской операции. Сумеем мы разгромить врага и отобрать у него и инициативу – и японские посланцы, облеченные доверием своего императора, появятся на пороге этого кабинета с предложением мира и союза. Не сумеем добиться победы – и упустим уникальную возможность, и тогда японские самураи нападут на нас, подталкиваемые в спину всей американской промышленной мощью.

– И это тоже верно, Лаврентий, – согласился Сталин, – результат грядущего сражение будет для нас крайне важным. Но подготовиться к будущему визиту японских дипломатов нам тоже следует надлежащим образом, в первую очередь согласовав наши позиции с товарищем Малининым. Это он будет нашим главным козырем на предстоящих переговорах. Ты, Вячеслав, должен дожать японцев на военно-политической союз, со всеми вытекающими из этого факта последствиями. Так что готовься к этой работе самым настоящим образом…

После того как все ушли, Сталин подошел к рабочему столу и на некоторое время погрузился в работу. Из того, что было сказано в этом кабинете в последний час, могла выйти великолепная речь о международном положении. Но это уже без его участия. Ипатий, если дать ему задание, напишет на основе произнесенных в этой комнате слов талантливую речь, которую, если потребуется, сам же и зачитает на радио и телевидении.

Но товарищ Сталин решил последней услугой не пользоваться. Он сам не хуже Ипатия выступит перед объединенным заседанием членов ЦК и депутатов Верховного Совета, а потом радио разнесет ее по территории СССР и всего мира.

3 августа 1941 года, около полудня. Сталинградская область, поселок Прудбой, место формирования 4-й танковой бригады^[3].

Командир бригады, полковник Катуков Михаил Ефимович.

Когда мы дрались с немцами под Клеванью (уже пешие, поскольку все наши танки сгорели в первом же бою), то могли только издалека любоваться на «белых защитников», рассекающих небеса на недосягаемой высоте. Они были наверху, а мы внизу. И лишь иногда то одна, то другая пара стремительных острокрылых машин, видимо, маясь от безделья, спускалась с небес, чтобы самоприцеливающимися снарядами, бомбами и раскаленными добела лучами отштурмовать вражеские позиции (раз уж немецкие летчики попрятались, не желая становиться легкой добычей). А как-то раз ночью на той стороне фронта мы наблюдали серию ярчайших вспышек и зарево на полнеба. И только потом стало известно, что это таким образом прекратила свое существование перебрасываемая к фронту моторизованная дивизия СС, которая уже на следующее утро должна была перейти в наступление на нашем участке. В те дни я еще не догадывался, что совсем скоро передо мной откроются такие тайны, о которых я прежде не мог и мечтать, потому что даже не догадывался об их существовании.

Потом на позициях нас сменила свежая стрелковая дивизия, подошедшая из глубины страны, а мы, танкисты без танков и артиллеристы без пушек, погрузились в эшелон и отправились в глубокий тыл на переформирование. И приехали мы в поселок Прудбой, где все, что осталось от расформированной 20-й танковой дивизии, превратится, как нам сказали, в 4-ю танковую бригаду, нового облика. Казалось бы, была дивизия, а стала бригада – явное понижение в статусе; но на самом деле рост боевой мощи оказался весьма значительным. В двадцатой дивизии у нас не было ни одного современного танка, только БТ-5 и Т-26; а тут, кроме двух батальонов на Т-34 и КВ-1, в состав бригады входила тяжелая танковая рота на монструозных КВ-2. Как объяснил нам присланный в качестве инструктора старший лейтенант, участник боев под Борисовым, немецкие танкисты, едва завидев эти танки, начинают жидко гадить прямо под себя, и тогда главное – не поскользнуться на их экскрементах. В доказательство всего сказанного в один из вечеров личному составу был показан фильм, смонтированный из того, что наши фронтовые кинооператоры смогли снять во время боев за Борисов. И одним из фрагментов этого фильма был как раз расстрел в упор двумя танками КВ-2 атакующих колонной нескольких германских Т-IV. Ни одна тварь не ушла живой, а зрелище разлетающихся во все стороны обломков доставило нам немалое удовольствие.

Да что там КВ-2! Я даже сразу не узнал своих старых знакомых – танки БТ-7, которые поступили на вооружение разведывательных подразделений нашей бригады. Чьи-то безжалостные руки выдрали из них механизмы привода колесного хода, облегчив машину и превратив ее в чисто гусеничный танк, а также заменили обычные для БТ узкие ходовые катки и гусеницы на широкие^[4] от Т-34. В результате давление на грунт снизилось до четырехсот грамм на квадратный сантиметр и сравнилось с тем, которое свойственно пешему солдату. Как раз то, что нужно для разведывательного танка. В болото я бы эту машину загонять не стал, а вот по сыпучим и прочим неустойчивым грунтам она движется прекрасно, с вполне приличной скоростью. Кстати, у немецких легких танков, используемых противником для разведки, гусеницы узкие – а значит, они будут застревать там, где с легкостью проходит разведывательный БТ-7.

Но не эти изменения в конструкции были главными. Вместо обычной для таких танков пушки калибром в сорок пять миллиметров из башен этих машин, облепленных плитками дополнительной защиты, торчали спаренные рыла новейших скорострельных авиапушек калибром в двадцать три миллиметра. В правую пушку планируется заряжать ленту, набитую бронебойными снарядами, а в левую – осколочно-фугасными. Огонь при этом можно вести как из двух пушек одновременно, так и из каждой по отдельности. Все зависит от типа обстреливаемой цели. Если это танки с пехотой на броне, тогда по врагу синхронно бьют сразу два ствола, а если только пехота или только танки, то один. Хотя бронебойными болванками по плотной массе пехоты тоже должно получиться интересно: все в клочья и брызги крови веером.

Но наибольшим потрясением для меня стала встреча с главным тактиком Ватилой Бе, а также техническим персоналом из так называемых «серых», которые ловкими руками быстро превращали наши танки в каких-то непонятных мутантов. История о том, как космический крейсер Галактической империи присоединился к священной борьбе Советского Союза против немецко-фашистских захватчиков, потрясла меня до глубины души. Сразу, едва прибыв к окрестностям нашей Земли, эти имперские товарищи выбрали сторону в этой войне и включились в нее со всем возможным энтузиазмом. Белые защитники в небе над нашими головами – это были это они, сражения под Слоним-Ивацевичами и за Минск – это тоже они; и даже бомбовый удар по Берлину, поубивавший множество нацистских бонз, совершила их эскадрилья тяжелых бомбардировщиков. Обычные на вид люди, темные эйджел, горхи, сибхи и многочисленные, гм, гибриды, в едином строю с советским народом отражают вражеское вторжение и объясняют дейчам, то есть немцам, как плохо они сделали, когда пошли за этим недоумком Гитлером.

Так вот – главный тактик крейсера товарищ Ватила Бе, которая в военном деле сведуща гораздо больше, чем многие наши генералы, у себя в империи носила звание капитана второго ранга (то есть подполковника), а у нас товарищ Сталин за выдающиеся успехи в разрушении планов врага присвоил ей сразу генерал-лейтенанта и назначил главным военным консультантом Генштаба.

– Разведчику обычная редко стреляющая танковая пушка как бы и ни к чему, – сказала она мне при обсуждении достоинств и недостатков нового разведывательного танка. – Столкновения с врагом если и произойдут, то будут очень скоротечными, и чаще всего противником ваших разведчиков будет либо вражеское передовое охранение, либо выставленные на прямую наводку противотанковые батареи, либо такие же механизированные разведывательные группы. И тут автоматическая пушка имеет существенное преимущество перед обычным танковым орудием, пусть даже и большего калибра. У дейчей в каждой танковой роте имеется разведывательный взвод из пяти легких танков, которые в наступлении должны следовать впереди своих подразделений, нащупывая соприкосновение с врагом. Пушка у них тоже мелкокалиберная и автоматическая, но она изрядно уступает вашей и по скорострельности, и по мощи снаряда; ну а бронирование на их танках-двойках – почти такое же, как и на ваших легких танках, даже еще не усиленных по защите. Вы их на встречных курсах с гарантией достанете с расстояния в километр, а они вас, если учесть накладную керамическую броню – не больше чем со ста метров, то есть практически в упор. В столкновении больших танковых масс преимущество получает тот, кто первым сможет лишить врага разведки и заставить действовать наугад. Никогда не забывайте о разведке и перепроверяйте информацию с командирского планшета действиями собственных разведвзводов. Тот, кто придерживается этого правила, помирает в почтенном для своего вида возрасте, в собственной постели, в окружении любящих родственников, а не молодым на поле боя, в кольце врагов. Но вы же, Михаил Ефимович, военный гений, и сами должны понимать, что к чему…

Последняя фраза, сказанная с милой улыбкой, обнажающей чуть заостренные зубы, ввела меня в недоумение и, можно сказать, шок. До этого момента я старался не замечать ни темно-серой (почти черной) кожи, ни роста «коломенская верста», ни тонкого хвоста с рыжеватой кисточкой на конце, но когда товарищ Ватила так запросто назвала меня военным гением, я остолбенел. Честно скажу, никогда не думал о себе в таком разрезе. Воевал – да, считаю, неплохо; труса не праздновал и глупостей не делал – но и только. Обычный чернорабочий войны – и тут раз вдруг, еще и «гений»…

И ведь кто меня назвал гением? Особа, которая, как мне уже было известно, в приграничном сражении в фарш покрошила, посолила, поперчила и употребила немецких генералов на завтрак вместе с омлетом. Это у нас на Украине положение было просто тяжелым, в Белоруссии же состояние дел нельзя было описать цензурными словами, без применения отборного мата. Но – раз-два-три – и наши прорывающиеся из окружения войска сначала сильно надавили в одном месте, а потом, внезапно изменив направление удара, плотно оседлали важнейшую вражескую линию коммуникаций и, несмотря ни на какие атаки германской пехоты и танков, удерживали ее до тех пор, пока было необходимо. И потом вдруг выяснилось, что план вражеского наступления сломал не генерал-лейтенант Болдин, который передавал в войска уже готовые решения, а вот эта самая особа… Одним движением бровей она отправила в сортир многомесячный труд германских штабистов, выиграв для СССР драгоценные первые недели внезапно начавшейся войны.

– Я вас не понимаю, товарищ Ватила, – сказал я, нервно одергивая гимнастерку. – На самом деле я не гений, а обычный советский командир, старающийся делать свое дело наилучшим образом.

– Успокойтесь, Михаил Ефимович, – сказала она. – Я знаю, что вы еще только учитесь, но уже сейчас, если бросить вашу бригаду в настоящее дело, за ручку вас водить не понадобится, достаточно будет обозначить общее направление и только изредка давать советы. А еще вы способны самостоятельно находить нестандартные решения. Вот увидите – впереди у вас большое будущее, почти такое же большое, как у вашего бывшего командира товарища Рокоссовского. Вот уж с кем легко было работать, достаточно было держать руку на пульсе и ни во что не вмешиваться, а остальное он сделает сам.

– Но, товарищ Ватила… – попробовал я возразить, – настоящий гений – это вы. Вряд ли у кого из нас получилось бы с таким блеском провести Слоним-Ивацевичскую, да и Минскую операции.

– Да что вы, Михаил Ефимович! – отмахнулась она. – Слоним-Ивацевичская операция вообще не требовала никакой гениальности. Чтобы сломать чужие шаблонные действия, большого ума не надо. Достаточно просто не быть дураком и иметь представление о точном расположении своих и вражеских войск. Одним словом, хорошая разведка, надежная связь и никакого мошенства. Ручки-то – вот они. Тактики дейчей сознательно пошли на риск, оставив зазор между своими подвижными войсками и следующей за ними пехотой, и не вклиниться при возможности в эту дыру было бы непростительной глупостью. Нам было достаточно направить по истинному пути несколько глубоко второстепенных командиров, а потом заострить на этой проблеме внимание товарища Сталина. Остальное доделали ваши солдаты и командиры – они сумели и выполнить, и перевыполнить первоначальный план. Вот кому после войны стоит отлить большой памятник в бронзе.

Немного помолчав, она неожиданно добавила:

– А Минская операция и вовсе не потребовала от нас каких-то особых усилий, достаточно было определить ключевую позицию и назначить туда правильного человека, а потом только следить, чтобы он исправно получал необходимое снабжение – и кровь врага потекла рекой. Вот и вы будете таким же; мы даем вам в руки пробивной инструмент, который будет еще улучшаться по мере разработки новой техники и внедрения наших технологий, а ваше дело – применить его надлежащим образом – так, чтобы враг пожалел, что вообще начал эту войну.

И вот ведь какое дело… Больше с товарищем Ватилой я не встречался (очевидно, у нее нашлись более важные дела, чем водить за ручку какого-то полковника), но, несмотря на это, во всем происходящем с нашей бригадой я видел ее руку. Недостаточно получить новую технику, необходимо еще довести ее до ума. Началось все с того, что серые вместе с нашими мехводами стали перебирать трансмиссии и двигатели новеньких, прямо с завода, танков Т-34 и КВ, попутно объясняя, почему это деталь сломается через сто километров пробега, а вот эта – через пятьсот… На белых самолетах-шаттлах, вертикально опускавшихся прямо в нашем лагере, откуда-то привозили замену бракованным деталям. И, как нам сказали, после всех этих переделок межремонтный пробег наших машин мог достичь двадцати тысяч километров.

Едва закончили эту работу, как в Прудбой прибыли представители артиллеристов, привезли для Т-34 и КВ-1 новые пушки, Ф-34У (У – значит «удлиненные»). Пятьдесят два калибра – такого раньше и не видели. Сначала пушки были коротенькими, потому что иного не позволяла промышленность, а потом удлинению орудий стали противиться генералы с большими звездами, считая, что с длинноствольной пушкой танк не сможет таранить препятствия, а еще при движении по сильнопересеченной местности она будет цеплять стволом за землю. Я бы мог ответить, что прошибать тараном стены не является главной функцией танка, зато возможность поражать цели на большем расстоянии и с большей точностью стоит удлинения ствола орудия. К тому же, по новому наставлению, мы теперь в походном положении не держим ствол параллельно земле, а приподнимаем его на двадцать градусов к горизонту.

Одновременно с заменой орудий башни самые уязвимые (и обстреливаемые) места корпусов Т-34 и КВ дополнительно обклеили керамическими пакетами сменной защиты. С БТ-7, как я уже говорил, такая работа была проделана еще раньше. Стоит эта керамика копейки, заменяется быстро, а при попадании в такую плитку головная, заостренная часть бронебойного снаряда выкрашивается и сплющивается – и он бьет в основную броню уже не острием, а излохмаченным торцом. Когда я впервые взял в руки эти похожие на кирпичи легкие штуки, набитые изнутри шестигранными стержнями сверхтвердой керамики, то весьма удивился, узнав, что выпускают их на фарфоровом заводе, где имеется почти все необходимое для этого оборудование.

Тем временем учебно-зачетные стрельбы из новых пушек прошли вполне нормально, но не успели мы вздохнуть с облегчением, как на горизонте снова появилась команда «серых» – на этот раз с новыми прицелами, командирскими перископами, радиостанциями и внутренними связными устройствами каких-то совершенно новых типов. Прицелы прозрачны как слеза младенца, рации и переговорные устройства совершенно не фонят, а перископы вместе со специально устанавливаемыми башенками-надстройками над командирским люком существенно улучшают обзор… Но тем не менее все эти улучшения только замедляют нашу отправку на фронт. А бойцы и командиры, получившие в руки новое совершенное оружие, так и рвутся в бой – рассчитаться с немцами и за вероломство двадцать второго июня, и за то, что случилось позже. Надеюсь, что после окончания последних наладочных работ наша бригада наконец отправится на фронт, где и покроет себя неувядаемой славой.

5 августа 1941 года, утро. Белорусская ССР, Бобруйская область, Кировский район, деревня Кирово, штаб 13-й армии (2-е формирование).

Командарм генерал-лейтенант Константин Константинович Рокоссовский.

Передислокация армии даже на относительно небольшое расстояние, особенно в военное время – задача сама по себе нетривиальная. Переместиться следовало скрытно, так, чтобы противник продолжал считать, что мы все еще находимся в Бобруйском выступе и готовим ему удар во фланг. Особо усложняло задачу то, что между Бобруйским выступом и районом развертывания армии не было прямого железнодорожного пути. А все из-за того, что линию Рогачев-Быхов-Могилев по правому берегу Днепра враг перерезал в нескольких местах. К тому же задача, поставленная товарищем Сталиным, звучала, если можно так выразиться, слишком неконкретно. Отрезать вражеские подвижные соединения от пехоты, разгромить их и перейти в общее контрнаступление, конечно, возможно, но для этого требовалось знать следующее: на каких рубежах и какими силами нам придется производить это отрезание, а также кто будет строить для моей армии рубеж обороны, на котором споткнется немецкое наступление.

Так что, приказав своему начальнику штаба готовить армию к передислокации, я взял в подручные Алиль Фа, и мы засели за командирский планшет. Тактик темных эйджел сама по себе является мощным оружием, заменяющим несколько тяжелых артбригад РГК. Ведь прежде чем приступать к выполнению задания, необходимо хотя бы уяснить общую обстановку в районе предстоящей операции и сопоставить с ней возможности нашей армии. В первую очередь мы пришли к выводу, что оборонительные позиции, которые отсекут немецкие танки от их пехоты, строить надо открыто и в нарочито большой спешке, чтобы немцы, застигнув их не занятыми нашими войсками, не заподозрили ловушки.