– Некоторые увольняются и потом работают на приличных работах.

– Ну это, не перебарщивай, – буркнул Ранников.

Надя смягчилась.

– Ладно, что там за Николай Моренко? Когда приезжает, как выглядит, куда везти? Давай, займусь. Кабинет у меня есть?

– Напротив моего. – Ранников оживился. – Каморка форменная, но уютная. Окно большое, солнечная сторона. Пойдем.

Перед выходом из кабинета он украдкой поцеловал Надю в шею, обнял, но уже в коридоре громогласно и по-деловому начал вещать:

– Значит, посмотри в Интернете, этот Моренко – выдающийся музыкант и композитор. Родом из Бореево, между прочим, поэтому согласился приехать и выступить этим, как его, хедлайнером. У тебя на столе вся информация по приезду. Тут девочки уже оформили бронь в гостинице, служебный автомобиль предоставлен, загляни за документами и подготовь все как положено.

Он отворил дверь напротив, пропустил Надю и вошел сам. Тут же убавил громкость голоса до минимума, снова обнял.

– Короче, Надьк, не вздумай обижаться. Я скучал, сходил с ума и все такое. Ну. Это тебе, побежал, поцеловал.

Он и правда поцеловал и сбежал. Надя осталась одна в каморке, где овальный стол занимал почти девяносто процентов пространства. На столе валялись папки-скоросшиватели, три штуки, и стояла ваза с огромным букетом красных роз.

– Ох, Ранников, – пробурчала Надя. Она любила белые розы.

Под цветами лежала коробочка «Рафаэлло». Надя распаковала, съела подряд несколько, стоя у окна и разглядывая набережную. Интересно, как эти конфетки прочно вошли в привычку, когда вроде бы уже и вкус приелся, и дефицита нет, и каждый может купить себе в любой «Пятерочке» хоть десять пачек за раз, а все равно мужики подсовывают коробочку вместе с букетом цветов, и сразу на душе праздник. Ну, может, и не праздник, но правильная со всех сторон ассоциация. Любят тебя, значит, и заботятся.

Администрация находилась впритык к Волге. То есть можно обойти здание, пересечь небольшую площадь, где в центре стоял памятник героям войн, изображающий советского и российского солдат с автоматами наперевес, дальше спуститься по лесенке – и вот уже река во всей красе. Из окна ее было видно от края до края – появлялась слева и исчезала справа, широкая, в шапках деревьев по берегам, с беглой рябью на воде. Тоже привычный вид. Надя и в Ярославле жила почти у реки.

Пока она стояла и смотрела, появился белый теплоходик. Он плыл ровно посередине, были видны праздные люди, танцующие на носу, гремела музыка, и что-то неразборчиво говорили в микрофон. Как-то Ранников устроил для нее тур по Волге на четыре дня. Его семья как раз смоталась к теще на юг. Плыли не на таком мелком, а на большом, в несколько этажей. Шведский стол, живая музыка, вежливые официанты… Пьяный Ранников каждую ночь трепетно читал наизусть стихи и обещал, что рано или поздно бросит расфуфыренную Марту вместе с ее деньгами и бизнесом, плюнет на все и останется с Надей навсегда. Конечно, не бросил. Едва тур закончился, он тут же вылетел на юг в командировку и растворился за десятком сообщений и видеооткрыток. Просил потом прощения, между прочим, и тоже дарил красные розы и «Рафаэлло»

И почему она такая дура?

Конфеты закончились будто сами собой, белый теплоходик исчез за деревьями, прогудев напоследок, и Надя очнулась от дурацких мыслей. Она здесь, поехала за Ранниковым снова, прикрываясь работой, но на самом деле все еще держась за тонкую нить надежды. Значит что? Значит, стиснуть зубы и ждать.

Она разобрала папки, запихнула в файл несколько нужных листов и вышла из кабинета. По коридорам сновали. На вахте за дежурным окошком та самая женщина разгадывала сканворды, даже не подняв взгляд. Надя выпорхнула на улицу и зашагала к набережной.

Было жарко, но у реки дул прохладный ветер, и солнце как будто пряталось за деревьями, то и дело выпрыгивая короткими солнечными зайцами. По променаду вдоль Волги гуляли девушки с колясками и пожилые люди, то есть тот самый неработающий контингент, который мог себе позволить бездельничать до обеда. Под ногами поскрипывали доски.

Где-то жужжали пилы и стучал перфоратор. Надя прошла до деревянных перил, свесилась, разглядывая. Метрах в пятистах левее от прогулочной тропы, на большом пятаке возле Волги сновали рабочие. Они уже поставили металлическую арку с баннером «Песня летит…», дальше не разобрать. Выстилали пешеходные дорожки. Собирали палатки и большую сцену, часть которой покачивалась на воде на понтонах. Воздух донес запах сварки и жженых опилок. С Надиного места стройка напоминала что-то вроде ожившего конструктора «Лего». Были у них такие наборы, с инженерами, прорабами, экскаваторами и тракторами.

Надя живо представила, как из спокойных вод Волги выходит гигантский леговский человечек. Например, водяной с синим лицом и волосами из водорослей. Раздраженный из-за постоянного шума дрелей, пил и молотков, он разносит к чертям фестиваль, громит палатки и подтирается баннером.

Это было бы зрелище!

Но Волга текла неторопливо, рабочие работали, а зеваки поглядывали на стройку в предвкушении праздника. Не каждый день такое здесь происходит.

Постояв немного, погревшись в лучах летнего солнца, Надя отыскала лавочку в тени берез и стала читать про Николая Моренко.

Известный музыкант, виртуоз, прославившийся смелыми трактовками классики. Играл в основном на фортепиано и акустической гитаре. Судя по отзывам, был дерзок, современен, на волне.

Параллельно Надя воткнула наушники, подобрала несколько композиций «из лучшего» и стала слушать.

Музыка действительно была хороша. Моренко брал не только классические произведения из глубокой древности вроде разных там Моцартов, Шубертов и Чайковских, но и не гнушался Дэвидом Боуи, «Битлз» и даже «Королем и Шутом». Сочинял что-то свое. Аранжировки цепляли каким-то интересным звучанием и переходами, словно Моренко закидывал крючки прямиком в душу и дергал за них, вытаскивая из глубин нечто неожиданное и новое.

Надя не заметила, как заслушалась динамичной, рваной композицией. Гитарные струны оплели ее, ноты прыгали от зубов до ребер и ниже, ниже, к основанию живота, вызывая странную дрожь. От барабанов завибрировало под сердцем, а с появлением клавиш задрожали кончики пальцев и затрепетали веки.

Поразительный эффект.

После того как очередная мелодия угасла, Надя распахнула глазищи и тут же выковырнула один наушник, чтобы звуки окружающего мира вернули в реальность. Впрочем, следующая композиция уже не вызвала подобных ощущений, хотя тоже была сильной. Интересно, почему Надя раньше ничего не слышала про Моренко? Хотя она тут же припомнила какие-то заголовки журналов и газет двадцатилетней давности, и, возможно, заметки в новостях, и даже репортажи. Пик популярности Моренко пришелся на рождение Нади, так что немудрено, что она застала лишь отголоски. А в современном мире крутой композитор просто оказался еще одним из сотен и тысяч музыкантов, помещающихся в любом стриминговом сервисе по подписке. Затеряться нетрудно.

В левом ухе бренчала гитара, Надя вернулась к чтению, ощущая затихающую дрожь кончиками пальцев.

Итак, Николай Моренко, шестьдесят второго года рождения. Родился в Ярославле, но вообще вся его семья жила в Бореево, просто роддом в те времена был только за две сотни километров. Детство и юность провел здесь, фамильный дом не сохранился. Учился в школе номер двенадцать, в семь лет увлекся музыкой и начал ходить в музыкальную школу, где преподавали только трубу и гитару. В общем, повезло, что Моренко выбрал гитару. Он сразу показал свой талант, несколько раз ездил на разные районные выступления и в шестнадцать лет даже завоевал первый диплом на фестивале «Мечта Ярославля». Сразу после школы уехал в Москву, где поступил в престижный музыкальный университет, и уже через год прогремел на всю страну, исполняя композиции советских эстрадных артистов. Словом, тогда и завертелось. Все восьмидесятые и начало девяностых Николай Моренко доминировал на эстраде, мотался по гастролям, выступал в Лондоне, Париже, Нью-Йорке и так далее и тому подобное. С крахом Советского Союза, как это случилось со многими, надолго исчез с радаров и объявился вновь в конце девяностых уже в статусе живого классика. Много мелькал в разных передачах, давал концерты, но уже не был таким задорным и популярным, как раньше. Финал, занавес.

В этом сухом отчете на несколько страниц Наде чего-то не хватало. Как будто прочитала некролог, но без стандартной заметки в конце о месте и времени захоронения.

Она полезла в Интернет и вскоре поняла. В Моренко не было попсовости. Он не мелькал в желтой прессе, не светился со знаменитостями, не сорил деньгами, не высказывался на политические или остросоциальные темы. Все, что делал, – виртуозно играл на музыкальных инструментах. Причем за долгие годы карьеры не сочинил ничего своего и не привлекал современных композиторов. Только каверы. На «Яндекс. Музыке» его слушали не то чтобы много. Наверное, для современной молодежи Моренко был непонятен и неинтересен.

На фотографиях он всюду выглядел грустным. И в молодости, и сейчас, когда ему исполнилось шестьдесят с хвостиком. Даже когда улыбался, взгляд все равно был грустный, плечи опущены, да и вся поза такая – закрытая.

Тяжело с Моренко будет. Наверняка сразу же напьется и начнет вспоминать годы славы, горевать об упущенных возможностях, надменно покажет какие-нибудь медальки и грамоты и потом потащит Надю по улочкам, станет показывать дома, садики, школы, где он учился, жил, влюблялся и чего-то там еще делал.

У набережной особенно звонко что-то взвизгнуло, потом загромыхало, Надя отвлеклась и поспешила к деревянным перилам следом за другими зеваками.

На плоском пятачке берега, метрах в пяти от палаток готовящегося фестиваля поднималась гигантская голова. Сначала Наде показалось, что это какой-то монстр с фиолетовым распухшим лицом, с вывалившимся языком между огромных губ, пятиглазый и двуносый, весь искореженный и изъеденный, а вместо волос у него червяки. Ветер донес запах свежей краски. Солнечные блики упали на голову, и стало ясно, что это поделка из поролона или что-то вроде того. Голова водяного, похожего на персонажа из старого мультфильма «Летучий корабль». Причем потрепанная голова, в трещинках и с катышками краски, сползающей по носу и глазам. Его вроде бы покрасили заново, но плохо и дешево. Несколько человек поднимали голову на деревянные подмостки при помощи веревок.

– Наша достопримечательность, – сказала какая-то старушка, стоящая рядом с Надей. – Речной Царь, стоит у нас тут до сентября, притягивает, значит, рыб и сомов. Чтобы клев у всех был отличный. Ты, девонька, не забудь что-нибудь сладенькое ему преподнести. Он сладенькое любит.

– Кто? – не сразу сообразила Надя.

– Царь, царь, девонька. Сладостей на илистом дне маловато. Ты не зли его. А то увидит эти твои глазищи и утащит вместо меда или бананов.

Старушка зачем-то перекрестилась, причем снизу вверх, от пупка ко лбу, и пошла по променаду в сторону спуска к реке.