Цитаты из книги «Как начать разбираться в искусстве. Язык художника»

Осень сама по себе – пора равновесия со всех сторон: звуки и страсти равно удалены, как удалены все впечатления от того четырехугольника, на котором стоит Культура.

История нового витража – от Альфонса Мухи до Марка Шагала, от арт-деко и до наших дней – отдельная большая тема. Нам сейчас важно, что средневековая публика, сближающая любовь и благородство, способна видеть в свете главный источник с любовью созданного изображения, а в изображенном лице – пример благородного действия света.

Благодать в христианстве – это дар, подарок, которым можно дальше делиться с другими. Есть и олицетворение благодати – три грации, в танце. Нимб как облако влаги и тепло света – самый наглядный образ такой жидкости.

Ад безвиден, поэтому в этой главе будет много поэзии и мало живописи. К живописи мы тоже придем, но с той строгостью и суровостью, которой требует предмет.

Нарциссизм, согласно Уотерхаусу, вовсе не бытовое самолюбование, но особое переживание окружающего мира.

Сэр Браун объявил форму ромба с пятью основаниями исходной формой цивилизаторства на земле, превращающей земледелие в ритуал возвращения рая или возвращения невинности, того, чего Филомела навсегда лишилась. Можно сопоставить это с ситуацией цугцванга, когда остаются два короля и три фигуры разной мощи: конь, ладья и пешка/ферзь, например. Тогда сюжет шахматной игры может быть прочитан как противостояние сговора и насилия, и разрешение – превращение «соловья» как ночной девицы в «соловья» как невинную вещунью-поэта.

Из гермы как художественной формы позже возник бюст; Иосиф Бродский в стихотворении «Бюст Тиберия» (1981) прекрасно показал, как именно бюст сохраняет этот смысл оплодотворения всей земли, эротической власти, только вот вместо ритуала перед нами шум переполненной богами и людьми Римской Империи

Рассказывая о каждом из героев, он находит неожиданные факты из их «биографий», проводит оригинальные параллели со стихотворениями, обращает внимание на противопоставления их земного и небесного начал

Поразительно сходство развязки: астры не познали света весны, и от Астры не бывает светло; астры не познали утешения весны и светлой соловьиной песни, и с Астрой не нужно утешения светом. Где у Апухтина была история жизни, там у Анненского уже вовсю история смерти. Повествовательность сменилась нормативностью: не как, к несчастью, было, а как всё должно быть в нашем текущем несчастье. И именно об этом несчастье говорит другое стихотворение Анненского, «Конец осенней сказки»

По сути, Корессий, сам того не желая, открыл новые пути живописи уже ХХ века, отказавшейся от репрезентации, простого представления вещей, и показавший удержание собственных качеств как стержень собственной выразительности.