Вторая дивизия народного ополчения формировалась в июле 1941 года. В число ленинградских предприятий, с которых уходили в эту дивизию добровольцы, вошёл и вагоностроительный завод имени Егорова, что располагался на углу Заставской улицы и Международного проспекта.
– Не спеши, Фёдор Ефимович, – почти перегнувшись через стол, говорил толстый румяный человек с большой красной лысиной. Обвёл короткопалыми руками заваленный бумагами стол:
– Ты посмотри, сколько дел. И ведь это тоже будет фронт. Да-да, самый настоящий производственный фронт. Как заводу без таких, как ты? Ты ведь отличный инженер, Фёдор Ефимович…
– Примите, пожалуйста, дела, – коротко произнёс Кровлев и поднялся со своего места. Посмотрел на истёртую кожаную обивку стула со множеством забитых в неё по краям медных гвоздиков с рифлёными шляпками. Стул был массивный, дореволюционный. Таких в заводоуправлении сохранилось ещё немало. Кровлев одёрнул полы тёмно-синего пиджака, поправил галстук и поднял глаза на начальника:
– И, пожалуйста, поскорее.
Толстый румяный человек откинулся в директорском кресле. Произнёс другим тоном, медленно, с расстановкой:
– Фёдор Ефимович, ну давай откровенно – ведь давно не мальчишка. Мало тебя жизнь потрепала? И здоровье не очень, я ведь знаю.
– Не беспокойтесь, справлюсь.
Снова перегнувшись через стол, начальник произнёс совсем тихо и вкрадчиво:
– Ведь у тебя жена, дети. О них подумай.
– Вот поэтому и иду, – последовал чёткий ответ. – Примите, пожалуйста, дела.
Вздохнув, человек в начальственном кресле подтянул манжет рубашки, обмакнул в чернильницу перьевую ручку и с сопением принялся выводить свою резолюцию на выложенных перед ним на столе бумагах…
Кровлев покинул завод только через двое суток после разговора с начальником. Всё это время ушло на передачу дел. Он даже ночевать остался в примыкавшей прямо к цеху подсобке на старой, скособоченной тахте. Удалось прикорнуть, не раздеваясь, всего несколько часов. Вечером второго дня, совершенно измотанный, он вышел на проспект и зашагал через Московскую заставу в сторону Обводного канала. Вечер был тёплый. Похоже, собирался дождик. Как всегда заныло на перемену погоды плечо. Кровлев попытался согнуть левую руку в локте, чтобы взглянуть на наручные часы, и не смог сделать это с первого раза. Прямо на улице совершил несколько вращательных движений плечами, особенно долго разминал левое. Морщась от боли в застарелой ране, всё-таки поднёс циферблат к глазам. Было начало девятого. Ещё несколько раз согнул и разогнул левую руку в локте, вопреки всему довольно улыбнулся сам себе и бодро зашагал по проспекту своим обычным маршрутом.
Сборы дома были совсем короткими. Уже в шесть утра следующего дня Кровлев тихонько притворил дверь маленькой десятиметровой комнаты в доме на Обводном канале и вышел в коммунальный коридор. Они жили в этой комнатке вчетвером: жена, сын, дочка и он. Аккуратно выглаженный с вечера костюм остался висеть в шкафу. Кровлев надел видавшую виды клетчатую рубашку и такие же старенькие брюки. Достал чудом сохранившиеся с прежних времён добротные юфтевые сапоги. Он их хоть и не носил уже много лет, но ухаживал за ними исправно, регулярно смазывая касторовым маслом. Обмундирование выдадут, а вот угадать с обувью гораздо сложнее. Сапоги уж лучше взять свои. В котомке на лавке рядом с ним уже лежали чистое полотенце, бритва, ложка, кружка и смена белья. Беззвучно усмехнувшись накатившим на мгновение воспоминаниям, он отстегнул от сапог шпоры – они явно были не к месту в нынешней ситуации. Шпоры чуть звякнули о лавку.
– Ты так спокойно собираешься на войну, Федя.
Перед их дверью стояла и смотрела на него жена. Он чуть улыбнулся уголком рта:
– Просто я делаю это уже в третий раз.
– Просто? – Она подняла собранные лодочкой ладони к губам.
– Агата, – он поднялся, обнял её за плечи. – Я тебя прошу…
Кивнул в сторону комнаты, где спали дети:
– Лишь бы им так собираться не пришлось.
И тут же перевёл разговор на дела, заговорив негромким, ровным тоном:
– Вероятно, я ещё зайду. Если нет – напишу при первой же возможности. С ребятами мы вчера погуляли – пусть сейчас отдыхают. Деньги в ящике стола. Я всё получил и ещё снял – на первое время хватит. Вам должна быть поддержка как семье ополченца – я узнавал. Полагаю, мне определят какое-то жалованье – сразу вышлю. Если будет тяжело – продай мои костюм и пальто. Да и вообще, ничего из вещей и имущества не жалей. Главное, береги ребят и себя. Всё остальное – дело наживное…
Жена смотрела на него, и было непонятно, слышит она его или нет.
– Эй, – шепнул он ей на ухо и легонько дотронулся пальцем до кончика носа, – ты здесь?
Она уткнулась лицом в его плечо и тут же, будто спохватившись, спросила:
– А как рука?
– Лучше всех!
Кровлев хитро подмигнул и вытянул обе руки перед собой на одинаковой высоте:
– Видишь?
– А выше? – с лёгким укором в голосе спросила Агата.
– А выше мне не надо. Я же не собираюсь сдаваться, – отшутился он.
Уже на пороге, закинув котомку за спину, он кивнул на лежавшие на лавке шпоры:
– Прибери пока. Володьке память останется, если не вернусь…
Над Обводным каналом в этот ранний час курился лёгкий туман. Кровлев направился пешком в сторону Черниговской улицы, где в общежитии ветеринарного института уже несколько дней располагался стрелковый полк 2-й дивизии народного ополчения, куда ему предстояло явиться…
Решение формировать Ленинградскую армию народного ополчения (ЛАНО) было принято в Смольном 27 июня 1941 года. В тот же день были разработаны и переданы в районы города планы разнарядок. Через три дня, 30 июня, были созданы военный совет и штаб армии ЛАНО. Недостатка в добровольцах не было. Во многом именно их приток обусловил масштабное формирование ополченческих подразделений. Только за первые двое суток после объявления войны на сборные пункты военкоматов Ленинграда явились около ста тысяч человек. Среди них были как подлежащие призыву по мобилизации, так и добровольцы. Оценив масштабы происходящего явления, руководство города подготовило рекомендации создать двухсоттысячную армию. Для этого в каждом районе приступали к формированию стрелковой дивизии численностью от десяти до двенадцати тысяч человек, а также ряда частей специального назначения, в том числе пулемётно-артиллерийских батальонов. Уже 2 июля 1941 года в части формирующейся ополченческой армии было зачислено более сорока пяти тысяч человек, спустя два дня – свыше семидесяти тысяч. Всего через неделю число принятых только в ополчение добровольцев перевалило за сто тысяч.
Социальной базой комплектования ополченческих подразделений были предприятия и учреждения, расположенные на территории районов города. Вооружались и снаряжались дивизии ЛАНО также своими административными районами. Практически сразу же обнаружилась острая нехватка самого необходимого – от стрелкового оружия до транспорта и средств связи. Совершенно не были налажены интендантские и тыловые службы, практически отсутствовало многое положенное по штату обеспечение. Не хватало телефонных аппаратов и телефонного кабеля. Немногочисленные радиостанции зачастую не имели документации. Нередко отсутствовали кодовые таблицы, перечни позывных сигналов. Не говоря уже о специалистах, умеющих ими пользоваться. В результате многим добровольцам вынуждены были передавать на вооружение со складов устаревшие винтовки иностранных образцов: немецкие, французские, австрийские, английские, канадские, польские, даже японские – словом, всё то, что хранилось со времён Первой мировой и Гражданской войн. Это неизбежно вызывало почти неразрешимые проблемы с обеспечением боеприпасами столь разношёрстных стрелковых систем. Таким же скудным и пёстрым было и снаряжение ополченцев – от образцов, применявшихся в современной кадровой армии, до стеклянных фляг на перевязи и адриановских шлемов двадцатипятилетней давности. Впрочем, многие не имели и этого, будучи вооружены только малокалиберными винтовками и даже охотничьими ружьями.
Тем не менее за полторы недели июля были сформированы три дивизии и несколько отдельных подразделений. Из положенных на дивизию по штату 72 орудий калибра сорок пять миллиметров и выше в 1-й ДНО (дивизии народного ополчения) имелось только 9, во второй – 7. И лишь в третьей дела обстояли чуть лучше – дивизия располагала 25 орудиями. Ещё большей проблемой, чем материально-техническое обеспечение, явилась совершенная необученность личного состава. Больше половины ополченцев до отправки на фронт не провели ни одной практической стрельбы. Результаты контрольных стрельб там, где они проводились, оказались совершенно неудовлетворительными. Оно и неудивительно – на формирование кадровой дивизии отводилось минимум восемь недель: что же можно было требовать от прошедших полуторанедельную подготовку ополченцев? К тому же многим из них было хорошо за сорок, за пятьдесят и более лет. Такая же картина наблюдалась и с тактической подготовкой. В лучшем случае занятия по изучению основ боя были организованы только в масштабе отделение-взвод-рота. В сложившейся обстановке не только о дивизионных и полковых, но даже о батальонных учениях не могло быть и речи. Как результат – ополченческие дивизии не отработали даже самых общих принципов взаимодействия ни в наступательном, ни в оборонительном бою.
Случилась и ещё одна проблема, последствия которой открылись при проведении плановой мобилизации в последующие дни. Оказалось, что в ополчение попали многие подлежавшие призыву командиры среднего и старшего звена. Причём в ополчение они ушли на должности рядовых.
Зато энтузиазм был действительно всеобщим. К сожалению, он не смог компенсировать всех перечисленных недостатков в подготовке и снабжении. Тем не менее 10 июля 1941 года 1-я дивизия народного ополчения была отправлена на фронт. Спустя всего считаные дни все недочёты при её формировании были оплачены большой кровью и тяжёлыми потерями. Через пару недель боёв в полках дивизии оставалось по сотне человек в каждом…
2-я ДНО формировалась из полков Московского и Ленинского районов. В дивизию вошли артиллерийский и стрелковые полки, миномётная и разведрота, рота связи, сапёрный и санитарный батальоны, подразделения химзащиты и хозяйственные службы. Поскольку дивизия формировалась в основном в Московском районе Ленинграда, её решено было назвать «Московской». На бумаге штат дивизии выглядел укомплектованным более или менее правильно, но на деле проблемы и неразбериха были те же, что и в остальных ополченческих частях.
Явившись по месту своей военной службы, Кровлев при оформлении документов незамедлительно проинформировал новое начальство:
– Имею подготовку артиллериста!
– Очень хорошо, – отреагировало начальство в лице сутулого человека в очках, одетого в защитную гимнастёрку без знаков различия.
О проекте
О подписке