5

– В следующий раз я вас расстреляю, Берзиньш, – произнес Кнапке, когда они остановили машину в небольшом перелеске, куда съехали с проселочной дороги.

Берзиньш стоял перед Кнапке навытяжку белый, как полотно.

– Как вы умудрились вопреки моему приказу избавиться от всех – я повторяю, от ВСЕХ – немецких вещей не только оставить у себя немецкие сигареты, но предлагать их русским?!

– Виноват, господин лейтенант!

– Не господин лейтенант, а товарищ капитан! – сквозь зубы с раздражением процедил Кнапке. – Нет, я точно когда-нибудь собственноручно сделаю вам дырку в башке…

– Виноват, товарищ капитан!

– Шлепнуть, пустить в расход, поставить к стенке, – прилежно перечислил Хубе еще выражения, которые отражали угрозу со стороны Кнапке в адрес Берзиньша.

Кнапке повернулся к остальным присутствующим при выволочке.

– Ваша работа, Цойлер?

– Да. Хубе – способный ученик, – спокойно подтвердил Земцов.

– Это еще хорошо, что русский танкист сам озвучил вполне правдоподобную версию появления у вас немецких сигарет, Берзиньш, – вернул разговор к злосчастной пачке Кнапке. – Иначе мы могли быть раскрыты прямо там.

– Спалились бы по полной, – невозмутимо вставил очередную реплику Хубе.

– Достаточно на сегодня жаргонных выражений, Хубе! – с плохо скрываемым раздражением проговорил Кнапке. Хубе прикусил язык и вытянулся во фронт. Кнапке закончил:

– Цойлер ко мне, остальные свободны.

Солдаты вернулись к машине. Советским грузовиком они обзавелись вчера днем, следуя за передовыми подразделениями группы армий «Север». В ходе стремительного продвижения немцев на направлениях главных ударов множество рокадных дорог оказались забиты брошенной техникой – подбитой, сгоревшей, выведенной из строя и совершенно целой. Такого разнообразия танков, бронемашин, грузовиков, легковушек, артиллерийских тягачей, орудий, всевозможных машин снабжения и даже гужевых повозок никому из них еще не приходилось видеть в своей жизни. Думалось, что вряд ли и придется. Причем бо́льшую часть всего этого явно не успели применить по прямому назначению. Успели поднять по тревоге, привести в движение, обозначить маршруты следования (зачастую часто меняющиеся на прямо противоположные), укомплектовать экипажами и расчетами, но не всегда и не везде полными. То же касалось и вопросов снабжения. Дороги с колоннами брошенных танков, в которых не было горючего и боеприпасов, буквально чередовались с дорогами, на которых застыли колонны, состоявшие из заправщиков и грузовиков, доверху забитых боеприпасами. Огромные дивизионные, корпусные, армейские механизмы были приведены в движение, но это движение не успело достичь той точки, с которой весь фронтовой механизм начинал работать более или менее четко и слаженно. Говорить о более мелких подразделениях вообще не приходилось. Следов боев встречалось относительно мало. И от этого картина хаоса вырисовывалась еще более апокалиптической. В одной из таких бесчисленных колонн они и присмотрели грузовик ГАЗ-АА, в новенькой зеленой краске, стоявший с распахнутыми дверями. После тщательного осмотра выяснилось, что машина полностью технически исправна. Лишь боковой борт прошила наискось пулеметная очередь, пущенная, вероятно, с самолета.

– Это то, что нам надо, – одобрил тогда полуторку Кнапке и приказал грузиться.

Сейчас Земцов с Кнапке прошли еще чуть дальше в лес. Командир группы раскрыл планшет, озабоченно потер подбородок.

– Вот смотрите, – обратился к Земцову. – Дальше у нас мост, а потом райцентр. Однако есть одно обстоятельство…

– Немецкий танкист? – догадался Земцов.

– Да.

Кнапке перехватил устремленный прямо на него стальной взгляд серых глаз. Мгновенно догадался, что скрывается за таким молчанием собеседника.

– Даже не думайте, Цойлер. Это офицер рейха.

– Тогда побег? – озвучил другой вариант Земцов.

– Пожалуй…

Они пошли обратно к машине. Не доходя до грузовика метров двадцать, Кнапке вдруг повернулся к Земцову и произнес, покачав головой:

– Вы сторонник слишком крутых мер, Цойлер.

– Ничуть. – На лице Земцова не дрогнул ни один мускул, а голос оставался таким же ровным, как и прежде. – Просто у меня богатый жизненный опыт. Должен вам заметить, что самые серьезные проблемы очень часто вырастают из мелочей, на которые вовремя не обратили внимания.

Будто убеждая в чем-то самого себя, Кнапке раздумчиво повторял чуть слышно:

– Это офицер рейха… В ваших словах, конечно, профессиональный смысл… Риск, наверное, есть, но на фоне общей неразберихи…

– Не беспокойтесь, – прервал неожиданную рефлексию Кнапке Земцов. – Поступим как условились.

Когда Кнапке снова поднял глаза на собеседника, то обнаружил, что тот смотрит куда-то на верхушки деревьев с грустью и даже какой-то горечью на лице. Они встретились глазами.

– Папиросу? – Взгляд Земцова моментально опять стал спокойно-ироничный.

Кнапке взял протянутую ему пачку с изображением скачущих коней, впряженных в пулеметную тачанку. Скользнул взглядом по надписи:

«Папиросы “Тачанка”. Главтабак. 25 шт.».

Кнапке закурил и закашлялся. Земцов усмехнулся, привычно выпустив струйку дыма через нижнюю губу.

Следующую остановку выбрали специально напротив зарослей густого кустарника.

– Пошли до ветру, – бросил немецкому танкисту Земцов, оставил автомат на скамейке, спрыгнул через борт на дорогу и, не оборачиваясь, подошел к обочине.

Пленный вопросительно дернул подбородком. Хубе жестами объяснил, что нужно совершить. Причем поначалу от его жестов у танкиста опять сделался оловянный взгляд, а остальные находившиеся в кузове бойцы дружно расхохотались. Уразумев, наконец, что от него требуется, танкист кивнул и чуть улыбнулся. Его подтолкнули к борту.

– Давай, давай, вон туда. – Земцов потащил «офицера рейха» за шиворот через кювет подальше в кустарник. Запихнул пленного в глубокие заросли, сам возвратился на дорогу, демонстративно отвернувшись в сторону, закурил. Простояли минут десять. К их огромному удивлению, немец как ни в чем не бывало пришел обратно. Обронил «данке» и сам забрался в кузов на свое прежнее место. Проходя мимо кабины, Земцов только развел руками.

– Поехали, – буркнул Кнапке водителю и захлопнул дверь.

В конечном итоге взятому ротой Барсукова пленному очень повезло. Под вечер, выйдя в район ожидания, группа Кнапке получила по радио условный сигнал. Собиравшимся на разведку к мосту, который им предстояло по первоначальному замыслу попытаться захватить, «бранденбуржцам» сообщили, что впереди уже находятся германские войска. Линия фронта менялась в те дни стремительно. Сами того не ведая, пробираясь заброшенными проселками, Кнапке со своими людьми последние несколько часов уже ехали по территории, занятой немецким механизированным корпусом в результате широкого охватывающего маневра. Подразделения корпуса с ходу захватили и мост, на который была нацелена группа. Полуторка с установленным на нее тентом и натянутыми на фары маскировочными чехлами глубокой ночью смело подъехала к уже установленному с западной стороны перед въездом на мост полосатому шлагбауму. Не выходя из кабины, Кнапке обменялся по-немецки несколькими репликами с вышедшими навстречу фельджандармами. Из кузова высадили озирающегося по сторонам теперь уже бывшего пленного танкиста. Его провели в караульную будку. Шлагбаум взмыл вверх, жандарм сделал разрешающее движение регулировочным жезлом, и полуторка двинулась по мосту дальше на восточный берег.

6

Пехотного прикрытия капитан Барсуков в тот день так и не дождался. Вместо него по радио пришел приказ – продолжать наступление в прежнем направлении всеми имеющимися силами. Пять минут на короткое совещание с командирами танков и уточнение маршрута движения по карте – и над колонной разнеслось:

– По машинам!

Земля загудела от рева десятка мощных двигателей. Но не успели проехать и сотни метров, как один из КВ, густо задымив без видимой причины, вывалился из колонны и приткнулся на обочине. Приказав по рации всем остальным продолжать движение, танк Барсукова подкатил к вышедшей из строя машине. Коломейцев, оставив молотить двигатель на холостых оборотах, выбрался наружу и подбежал к суетившимся вокруг своей заглохшей машины товарищам.

– Чего у вас?

– Прорыв маслопровода, – безнадежно размазал пятерней сажу и грязь по лицу механик-водитель с аварийного КВ.

Доложили подошедшему Барсукову.

– Вызывайте по радио техничку, – распорядился капитан.

Другого выхода не было, а им нельзя было терять время. Вскоре Коломейцев, откинув смотровой лючок, уже гнал свой танк вслед ушедшей вперед колонне. Через час они обогнули прыгавшую в поле с грузовиков нашу пехоту, и настроение у всех поднялось.

– А говорили, что наших частей впереди нет, – заметил наводчик.

– Значит, подвезли, – отозвался заряжающий.

А когда слева на холме обнаружили занимавшую позиции нашу артиллерийскую батарею, все повеселели окончательно. Барсуков загнал танки в лощину под прикрытие пушек. К ним подъехала пятнистая «эмка», из которой молодцевато выскочил пожилой подполковник с танковыми петлицами. Подполковник оказался из их дивизии. Он лихо запрыгнул на командирский КВ и ухватился рукой за скобу на башне.

– Надо их дожать, пока они не закрепились, – услышал экипаж в открытые люки слова подполковника. – Атаки легких танков желаемого результата не дали. Вы подоспели как нельзя кстати. После общего контрудара и разгрома вражеской группировки здесь приказано двигаться на Тильзит…

Барсуков кивал, склонившись над раскрытым планшетом полковника, получая очередную задачу. Снаружи объявился младший лейтенант Ивлев, заглянув в смотровой лючок к Коломейцеву, радостно сообщил:

– Опять идем в наступление! Вот так, малой кровью и скоро на чужую территорию!

Сидевший в танке Витяй оторвался от осмотра показаний приборов, поднял голову и ответил машинально:

– Ага…

– Товарищ подполковник, разрешите обратиться к товарищу капитану! – это снова Ивлев, уже с другой стороны башни.

– Обращайтесь!

– Не располагаем картами Восточной Пруссии! – держа руку у виска, отрапортовал младший лейтенант. – Прикажите раздать.

– Раздадим, – после пристального взгляда на лейтенанта вместо Барсукова ответил с легкой усмешкой подполковник. – Только сначала вы мне здесь немцев выбить должны. По данным разведки, перед нами германский моторизованный полк, усиленный двумя артиллерийскими дивизионами, и большое количество танков.

– Выбьем! – в радостном возбуждении заверил Ивлев.

– Вот тогда и будет вам Восточная Пруссия. Все, по местам.

Ивлев побежал к своей машине. А через несколько минут Барсуков спокойным голосом уже отдавал команды роте по рации. Вперед двинулись по зеленой ракете. Это было удивительно, а на фоне общей ситуации, сложившейся тогда на всей западной границе, просто невероятно, но на третий день войны практически на направлении одного из главных ударов противника они продолжали наступать. Как ни парадоксально, незнание общей ситуации, пожалуй, тогда их и спасало. Они не знали и не могли еще знать о разгромленных, окруженных и откатывающихся на восток советских дивизиях в Белоруссии, на Украине и здесь, в Прибалтике. Им не было известно о числе уничтоженных советских танков и самолетов, о уже потянувшихся на запад длинных вереницах советских военнопленных. Они еще не успели в полной мере соприкоснуться с растерянностью и мужеством, малодушием и подвигами. Стратегическое и даже тактическое незнание обстановки ни к чему хорошему, разумеется, привести не могло. Они в тот момент не подозревали, что уже отходят или окружены их ближайшие соседи на флангах. Однако именно в эти первые часы и дни войны такое незнание о неудачах собственной армии уберегло многих из них от неуверенности в своих действиях. Благодаря хорошей подготовке и толковому управлению именно в их подразделении они выиграли свой первый бой. В какой-то момент совпали дельные приказы им сверху, правильно организованное снабжение, грамотно выбранное направление для удара. Уже не важно, случилось ли это по причине большей, чем в других местах, компетентности начальников и исполнителей или просто им повезло и пока продолжало везти. Но в результате всех этих совпадений у танкистов только окрепла вера в свои силы и умения. Не надломленные, а уверенные в себе, сидели сейчас в танках экипажи роты Барсукова. Никто из них не знал, что все очень скоро переменится и для них. Однако никто не хотел думать ни о чем другом, кроме как о том, чтобы еще раз померяться силами с врагом. И еще раз выиграть. Ненадломленная психика – страшное оружие. Поэтому, когда наводчик заговорил о том, что скоро, вероятно, пойдем в Восточную Пруссию, экипаж отозвался со спокойной уверенностью:

– Ну да. А куда ж еще…

– Атака! – раздалась в машинах по радио команда Барсукова.

До середины дня они ходили в атаку еще три раза. Сначала КВ Барсукова совместно с БТ-7 и Т-26 из их же дивизии приняли участие во встречном танковом бою. В районе Скаудвиле они схлестнулись с подразделениями 6-й танковой дивизии немцев. Было потеряно много наших легких танков, но и счет выведенных из строя неприятельских машин к обеду в общей сложности пошел на десятки. Два КВ остались на поле боя из-за поломок в трансмиссии и коробке передач. Еще у одного немецкие танкисты, оправившиеся от первого шока, полученного при виде русских бронированных исполинов с высоченными башнями, сосредоточенным огнем сбили гусеницу. Остальные машины, исклеванные со всех сторон вражескими снарядами, были брошены в следующую стычку. Кругом полыхали разбитые «бэтэшки», которых было больше всего в дивизии. Частично разметав, частично обратив в бегство пожегшие наши БТ германские «тройки», рота Барсукова совершила еще один рывок вперед. После кратковременной остановки выяснилось, что с места не может тронуться очередной КВ – тоже поломались шестерни в коробке передач. Барсуков приказал экипажу использовать неисправный танк как неподвижную огневую точку. Подошли несколько Т-26 с пехотинцами на броне. Один танк оказался огнеметным. Красноармейцы осторожно осмотрели местность за холмом. Вернувшись, доложили – впереди спешно окапывается немецкая пехота при нескольких артиллерийских орудиях. Куда переместились их танки – неизвестно. Связались по радио со штабом, доложили обстановку. Из радиостанции в очередной раз открытым текстом коротко прозвучало: «Продолжать наступление!» Взяв командиров всех танков, своих механиков-водителей и стрелкового старшего лейтенанта, Барсуков полез на гребень холма ставить их импровизированной боевой группе очередную боевую задачу. Быстро обсудив детали планирующегося налета, заспешили по машинам.

– Страшно мне, Витяй, – на бегу произнес Москаленко, когда они возвращались назад.

Коломейцев остановился, встряхнул товарища за плечи.

– Ты молодец, Матюша. Отлично водишь!

– Не в том дело, – тихо отозвался Москаленко и кивнул на свой танк. – Мы не вернемся из этой атаки.

Коломейцев остолбенел с открытым ртом.

– Да с чего ты взял?!

– Знаю, – вздохнул Москаленко. – Вот сейчас прямо и узнал…

Ошарашенный Витяй не успел ничего ни переспросить, ни уточнить. Только у самого внутри все вдруг сжалось и похолодело. Москаленко покорно забрался на танк, спустился в люк и, кивнув Коломейцеву с обреченным видом, задраил за собой крышку.

Через три минуты полдюжины КВ с жутким ревом двинулись из-за холма на едва оборудованные позиции немцев. Вражеское охранение, а следом и основные силы неприятельской пехоты кинулись врассыпную. Даже сквозь гул и лязг Коломейцев слышал отчаянный мат, с которым сидевший рядом стрелок-радист опустошал один за другим пулеметные диски, поливая пространство перед танком длинными очередями. На оскаленном и перекошенном лице губы стрелка ходили ходуном из стороны в сторону в нервном тике. Однако расчеты оказавшихся здесь германских 105-миллиметровых пушек проявили незаурядную выдержку. Их сосредоточенным огнем был остановлен один из КВ.

– Витяй, заходи с фланга, – раздался в ТПУ голос Барсукова. И уже по рации всем капитан отчаянно закричал: – С флангов, с флангов, не лезьте в лоб!