– Жми вперед, Матюша, не меняй без нужды передачи и не подставляй борта, – посоветовал возвращавшийся вместе с ним к своей машине Коломейцев.

Все заняли в танках свои места. Еще с полчаса напряженно ждали. Впереди и чуть левее что-то происходило. Оттуда валил дым, хлопали пушками ушедшие далеко от реки «бэтэшки», поднимали пыль спешащие в ту же сторону их юркие собратья.

– Приготовиться к атаке, – резко и все-таки неожиданно прозвучал по ТПУ голос Барсукова.

Сверху хлопнул закрытый командиром люк.

– Вперед!

Взревели танковые двигатели. С грохотом и лязгом на всю округу пятидесятидвухтонные машины выползали на поле и разворачивались для атаки. Несмотря на то что бой, который вели легкие танки, заметно смещался влево, Барсуков двинул свою роту согласно полученному приказу – строго в западном направлении. Набрав интервалы, несколько минут машины катились по ржаному полю. Видимость была сильно ограничена – смотровой лючок, как и положено в боевой обстановке, был задраен, и Коломейцев вел танк при помощи установленного в крыше над ним зеркального смотрового прибора. В башне, подскакивая и раскачиваясь на своих сиденьях, как манекены, прилипли к таким же закрытым броневыми колпаками смотровым приборам остальные члены экипажа. Танк шел вперед, двигатель уверенно молотил на средних оборотах, от вращающихся гусениц стоял звонкий стрекот, едва слышно за сопровождающими движение звуками гудели башенные вентиляторы, изготовившийся к бою экипаж обливался потом от жары и напряжения. Кроме этого, пока ничего больше не происходило – противника видно не было.

– Танки справа! – щелкнул переговорным устройством наводчик.

Барсуков приник к «триплексу» в смотровой щели. Через несколько секунд произнес:

– Наши.

Проехали мимо двух подбитых Т-26 с распахнутыми люками. У одного из них сбитая гусеница размоталась далеко по траве. Затем попалась брошенная «бэтэшка», почему-то стоявшая кормой на запад. Коломейцев, работая рычагами, плавно обогнул воронку. За ней метров через тридцать валялся на боку наш бронеавтомобиль БА-10 с оторванными колесами. КВ просто смахнул его в сторону легким толчком с траектории своего движения.

Барсуков запросил по рации обстановку у других экипажей.

– Вижу подбитые танки, – прозвучал из радиостанции голос младшего лейтенанта Ивлева. И после некоторой паузы: – Много. Наши…

Капитан сверился с выбранными ориентирами, убедившись, что они двигаются правильно – на запримеченную еще заранее одинокую мельницу в самом конце поля. И тут на них сбоку из оврага выскочил немецкий дозор. Первый мотоцикл появился как будто из-под земли. Увидев советские танки, сидевший в коляске немец открыл по ним стрельбу из пулемета. Вероятно, совсем уж от неожиданности.

– Дурак, что ли… – вырвалось у стрелка-радиста, замершего с пальцем на спусковой скобе ДТ в ожидании приказа.

– Курсовому пулемету – огонь, – прозвучал спокойный, как на учениях, голос Барсукова.

Обстрелянный из танка мотоцикл, круто развернувшись, стремительно помчался, подскакивая на кочках по ржаному полю, на полной скорости куда-то влево и исчез из зоны видимости. Второй мотоцикл лишь показался на несколько секунд и скрылся обратно в овраге. Барсуков приказал танкам обстрелять овраг из орудий.

– Осколочно-фугасный!.. – раздалось в башне.

Выстрелами с нескольких машин буквально обвалили стенки оврага, почти уровняв его с полем.

– Прекратить огонь, – распорядился по рации Барсуков. – Продолжить движение!

Преодолев препятствие, лязгающая армада, набирая ход, пошла дальше к краю поля. А когда добрались до мельницы, то на обратном склоне за ней увидели картину настоящего побоища. Наступавшие советские легкие танки, по всей видимости, неожиданно наткнулись на немецкую засаду. Застилая полнеба, горели десятка полтора БТ-7 и Т-26. Остальные пятились назад, пытаясь въехать на пригорок и скрыться за ним. Между горящими танками угадывалось какое-то движение. Из дыма то и дело мелькали вспышки выстрелов. Сомнений быть не могло – прячась за завесой из чада и копоти, немецкие танкисты расстреливали наши легкие машины. Быстро оценив обстановку, Барсуков выстроил свои КВ на гребне и приказал дать несколько залпов по скопищу все равно уже сгоревшей нашей и ездящей между ней немецкой техники внизу. А затем из радиостанций прозвучало:

– Атака!

С диким лязгом и грохотом, ускоряясь по склону, все КВ одновременно ринулись вниз. Пошли на предельной скорости. Врезались в подбитые машины и, расшвыривая их в стороны, быстро выскочили на прятавшихся за дымовой завесой немцев. Два вражеских танка подбили сразу. Причем у одного из них после выстрела с КВ отлетела башня. Перевернувшись в воздухе, башня стволом орудия вошла в землю, а оставшийся корпус заполыхал со всех сторон яркими языками пламени.

– Вот это да… – обалдело проговорил наводчик, отфыркиваясь после выстрела от пошедших в башню пороховых газов.

Пятившуюся задним ходом самоходку накрыли уже у самой проселочной дороги. Выскочив на тракт, успели улизнуть по нему несколько мотоциклов. Танковые пулеметы дробно били им вслед. А вот оставшуюся последней немецкую «тройку» погоняли по высоким колосьям изрядно. Вражеский танк, грамотно маневрируя, огрызался огнем, сам долго оставаясь неуязвимым. Несколько раз по башне хорошенько приложило как будто здоровенным молотом. Но пробитий и повреждений от немецких снарядов не было.

– Шиш! – констатировал Барсуков, впрочем, слегка оглушенный.

Лязгнул затвор орудия. По специальному лотку пошел в камору гаубицы очередной снаряд. Энергично орудовал прибойником-досылателем замковый. Опять клацнул затвор. Отработанная процедура раздельного заряжания в очередной раз прошла четко и быстро.

– Готово!

Загудели электрические приводы, медленно ворочая тяжеленную и страшную башню.

– Огонь!

– Выстрел!

Грохот, дым, удушливые газы, несколько мгновений ничего не понятно – где ты и кто ты.

– Мажешь, наводчик, – раздался всего лишь через пару секунд ровный голос Барсукова.

– Юркий, падла, – сквозь губу процедил наводчик, ожесточенно вращая ручной секторный подъемный механизм вертикального наведения. – Я за ним не успеваю.

– Хитрый и быстрый, – невозмутимо уточнил капитан и адресовал следующую фразу механику:

– Витяй, выводи напрямую. Он нам ничего не сделает.

Коломейцев выкатил КВ на мягкую пыль ровного проселка и плавно затормозил.

– Орудие готово! – доложили после очередного лязга сверху.

Но не успела прозвучать команда «Огонь!», как немец влепил им новый снаряд. Срезав несколько наружных болтов, снаряд с визгом маневрового паровоза рикошетом ушел в сторону.

На этот раз попадание пришлось в бронемаску орудия. Всех приложило лбами о броню. Чертыхаясь, полетел из своего сиденья наводчик.

– Да завалите мне его к е…й матери!!! – потеряв терпение, закричал в радиостанцию остальным танкам роты Барсуков. – Сколько можно всей толпой щи лаптем хлебать!..

Точку поставил экипаж Ивлева. Хоть Москаленко и затормозил так, что тяжеленный КВ буквально закачался на широких гусеницах взад-вперед, натренированный расчет, подловив немца на развороте, снес обложенной со всех сторон «тройке» половину катков по левому борту. Вместе с комьями земли вверх полетели ошметки порванных гусениц. И сразу во всей округе стало тихо.

Осмотревшись сначала изнутри башни по всем сторонам, Барсуков откинул крышку люка и осторожно покрутил головой. Позади догорали сожженные во встречном бою танки. Еще дальше и выше над ними жалобно крутила лопастями заполыхавшая с одной стороны ветряная мельница. Словно отчаянно размахивала руками, призывая на помощь. А впереди не было никого. Выслав взвод танков в дозор на три стороны, Барсуков разрешил остальным экипажам выбраться из машин. Возбужденные и чумазые, в пропотевших комбинезонах танкисты оживленно обменивались репликами после первого боя.

– Товарищ капитан! – подскочил к Барсукову младший лейтенант Ивлев. – Там немца из «тройки» взяли. Живой!

Заинтересовавшийся Барсуков, окруженный экипажами своей роты, подошел по изрытому гусеницами полю к разбитому немецкому танку. При его появлении сидевший под охраной двух танкистов германский офицер в черной танковой блузе поднялся и, прихрамывая, сделал два шага вперед, коснувшись закопченными пальцами края своей пилотки с розовым кантом.

Барсуков, вскинув руку в ответном приветствии к уже сменившей на его голове танкошлем фуражке, внимательно рассмотрел немца. Обер-лейтенант, одних примерно с ним лет, боевые награды и какие-то значки с различными изображениями танков на груди. Все понятно – профессионал.

– Зер гут, – произнес Барсуков, легонько указав пальцами сначала в сторону немца, а затем на его подбитый танк.

Немец чуть смущенно улыбнулся, дотронувшись ладонями до своих ушей. Вытекшая из них кровь уже успела засохнуть на шее и воротнике.

– Я говорю, зер гут, – наклоняясь к немцу, громко повторил Барсуков. И сделал несколько витиеватых движений рукой, долженствовавших обозначать умелые маневры немецкого танка в минувшем бою. – Абэр…

На этом познания Барсукова в языке противника заканчивались. Указав сначала на развороченную «тройку», выглядевшую довольно жалко на фоне громадного КВ, а потом обведя руками остальные танки гигантских размеров, выстроившиеся полукольцом неподалеку, капитан закончил:

– Но у вас не было шансов. Ивлев!

– Я, товарищ капитан!

– Переведи ему.

– Зи хаттен кайне шансен, – отчеканил немцу в ухо младший лейтенант с классическим произношением семилетней школы средней полосы России.

Немец поглядел на окружавшие его КВ, согласно покивал головой и, пожав плечами, развел ладони в стороны – дескать, ваша правда, но попытаться-то я был обязан. Его молчаливая пантомима была адресована главным образом Барсукову. Тот прекрасно все понял, ухмыльнулся и, покровительственно чуть тронув немца за плечо, повторил:

– Гут.

Экипажи вокруг сдержанно заухмылялись. Ивлев, проявляя инициативу, классической фразой продолжил допрос дальше:

– Ирэ папир, битте.

Немец без препирательств полез за документами, передал их Ивлеву. Но дальше, бросив опять-таки на Барсукова взгляд, в котором без всякого перевода читалось: «Уж вы-то понимаете, что рассказывать я ничего не могу», спокойно, даже не пытаясь изображать какой-то вызов, чуть повернул голову в сторону и принялся демонстративно рассматривать разнесенную вдребезги ходовую часть своего танка.

Барсуков, предоставив Ивлеву разбираться с пленным дальше, вернулся к своему командирскому КВ. Они продвинулись на несколько километров к западу. Сзади кроме сожженных танков никого не было. Ситуация впереди была неясная. Капитан по радио связался с батальоном. Ему ответили быстро, запросили обстановку. Барсуков доложил, попросил пехотное прикрытие и снабжение. Все обещали прислать. В целом в штабе общую обстановку оценивали вполне оптимистично. Наступательные действия планировалось продолжать. Приказав радисту постоянно держать на прием, Барсуков в хорошем настроении выбрался из машины и зашагал к своим танкистам.

Пользуясь временным затишьем, Коломейцев с разрешения командира отправился посмотреть подбитые немецкие танки. Они его не впечатлили. Ничего особенного – на уровне наших «бэтэшек» и «двадцатьшестерок». Может, даже и похуже. Впрочем, справедливости ради надо было признать, что набили их немцы у нас уже изрядно. Но дело здесь явно было не в технике, а в подготовке командиров, выучке экипажей, организации взаимодействия в бою и снабжения. Ну и боевой опыт, разумеется… Подбитые танки еще кое-где дымились. От них тянуло тошнотворным запахом горелой человеческой плоти. Уже зная, что в распахнутых люках подбитых машин он увидит скрюченные обгорелые фигуры, Коломейцев повернул обратно. Ребятам уже не помочь, а на такие картины он вдоволь насмотрелся за финскую кампанию. Подойдут тылы, похоронят убитых, уволокут в ремонт то, что подлежит восстановлению. А у них наверняка сейчас появятся новые задачи…

Вернувшись в расположение, Коломейцев наткнулся на Ивлева с ФЭДом харьковского производства в руках. Младший лейтенант сбегал за фотоаппаратом в свою машину и теперь увлеченно щелкал затвором, запечатлевая, как он выразился, «для истории» подбитую вражескую технику. Мимо под охраной проводили пленного немца.

– Ну-ка, стой! – скомандовал Ивлев.

Танкисты остановились, немец послушно замер с руками по швам. Ивлев сунул фотоаппарат Коломейцеву в руки, а сам подвел немца к подбитой «тройке», встал рядом с ним и громко крикнул:

– Давай! Фото на память!

Витяй усмехнулся, взвел затвор и нажал на спуск. Младший лейтенант, однако, на этом не успокоился. Потребовав еще несколько снимков с разных ракурсов, он в итоге вытащил из кармана плитку наркомпищепромовского шоколада «Миньон» и протянул ее немцу.

– Давай-давай, снимай! – по-мальчишески задорно крикнул Ивлев Витяю.

Витяй навел объектив, в котором отразились немец со сделавшимся оловянным взглядом и улыбающийся во все тридцать два зуба Ивлев – и в очередной раз щелкнул фотоаппаратом. Вокруг уже, как на представление, собрались танкисты.

– Давай теперь я тебя с ним щелкну, – протянул руку за ФЭДом Ивлев.

– Да ну, – отмахнулся Коломейцев, – не хочу я с ним фотографироваться.

– Ребята, а давайте общую карточку сделаем, – предложил кто-то. И, сам того не ведая, произнес пророческие слова: – Кто знает, когда еще придется…

Они успели сделать общее фото на фоне ближайшего КВ, после чего Ивлев, получив фотоаппарат обратно в руки, объявил:

– Все. Пленка кончилась.

– Товарищ капитан, грузовик! – доложили Барсукову.

И вправду, слева по дороге двигалась полуторка. Барсуков вскинул к глазам бинокль. Разглядел, как машину сначала остановили у высланного в дозор КВ. Потом танкист с башни махнул рукой в сторону основных сил роты, и грузовик попылил напрямую к ним. Около расставленных в поле у дороги КВ полуторка затормозила. В кузове сидели бойцы в полном снаряжении, с винтовками и автоматами в руках. Однако для обещанного пехотного прикрытия их было явно недостаточно. Да и прибыл грузовик, получалось, не из тыла, а от соседей с фланга. Из кабины вышел подтянутый стрелковый капитан, увидев Барсукова, подошел к нему, козырнул и представился.

– Мы из 125-й стрелковой дивизии, – пояснил капитан. И, чуть помедлив и понизив голос, произнес: – Дивизия понесла большие потери и отступает.

– Где ваши позиции?

– Остатки дивизии уже отошли. – Капитан поднял глаза на Барсукова. – Мы сами вырывались с боем. Вон, полюбуйтесь.

Капитан указал на расщепленный пулями борт грузовика. После чего сообщил так, чтобы слышал только командир танкистов:

– Перед вами никаких войск нет. Мне приказано уведомлять всех, кого я встречу…

Барсуков сорвал травинку и в задумчивости пожевал ее несколько секунд. Развернулся на каблуках к стрелковому капитану:

– Я должен связаться со своим командованием.

– Разумеется, я понимаю, – кивнул капитан и добавил так же тихо: – Сообщите мою информацию в штаб.

– Конечно, – кивнул Барсуков.

– Мы должны следовать дальше, – взял под козырек капитан. – У меня приказ прибыть в штаб дивизии.

– Доставьте пленного, – попросил Барсуков. – Мне его девать некуда.

– Хорошо, – чуть помедлив, ответил капитан и крикнул в кузов: – Старшина, возьми двоих!

– Есть! – раздалось в ответ. Откинулся задний борт грузовика.

Из полуторки выпрыгнул старшина средних лет с автоматом на груди и двое молодых бойцов с винтовками. Пленного немецкого танкиста без лишних церемоний запихали в кузов.

– Товарищ капитан, разрешите обратиться! – это подбежал Ивлев.

– Обращайтесь.

– При штабе дивизии у вас ведь наверняка есть газета? Передайте пленку. Фотоматериал о наших первых боях и победах, так сказать… – Ивлев смутился. – Ну, для подъема боевого духа…

– Хорошо, передадим, – улыбнулся капитан. – Непременно.

И снова окликнул старшину. Тот принял от Ивлева отснятую катушку с пленкой и положил ее в нагрудный карман гимнастерки, аккуратно застегнув пуговицу.

– Закурить найдется? – окликнул один из танкистов солдата в грузовике.

– Держи. – Из кузова полетела пачка сигарет.

– Ого, трофейные уже!

– Оставь себе, – расщедрились пехотинцы.

– Благодарствуем! – отвечал танкист.

– Нам пора! – снова козырнул стрелковый капитан и забрался в кабину.

– Счастливого пути! – отвечал Барсуков.

Проводив взглядом отъезжающую полуторку, бросил остальным танкистам:

– По местам, ребята. Расслабляться рано.

И направился к своему КВ, приказав радисту вызывать штаб батальона.