Народ хмуро, но терпеливо внимал речам гида.

А Мировой тем временем разглядывал своих попутчиков, пытаясь понять, кто есть кто.

Все изменилось с советского времени. Появились абсолютно новые типы.

«Вот, например, – думает он, глядя на мужчину с абсолютно неестественными, гигантскими, выпирающими из-под майки бицепсами-трицепсами, – это, – дает он ему прозвище, – «Анаболический атлет». Жрет таблетки и, как бройлер, мгновенно набирает мышечную массу. С этим все понятно. По-видимому, он компенсирует гигантскими искусственными мышцами какую-нибудь детскую обиду. Может, его били в школе, как слабака. А он мечтал: вот вырасту, стану могучим и всем покажу!»

На самом краю зальчика он замечает морщинистое лицо с мешками под глазами и унылый нос, знакомый всем.

Это – Телевизионный писатель.

В понимании Олега Телевизионный писатель – это человек, который, написав когда-то что-то, а может, и не написав ничего путного, бродит по телестудиям, где участвует в бесконечных “тык”-шоу».

Естественно, рядом с ним – дражайшая половина.

Она ревниво смотрит по сторонам. Узнают ли моего мужа?

Рядом с ними, как он опять для себя определяет, Педерастический юноша. То ли сын, то ли прихлебатель у писателя.

Вот мужчина с одутловатым лицом. Видно, крепко пьющий. А рядом – маленькая копия папы – сын лет двенадцати.

В центре зала несколько буржуазных семейств с отпрысками.

А вот еще одна личность. Это, кажется, Фанерная поп-звездочка. Начинающая певичка с тату на прелестной шейке. Из тех, что вычурно и вызывающе одеваются. Ярко-модно.

Рядом с нею – пожилой, но вовсю молодящийся улыбчивый дядечка, который, видимо, содержит, толкает и раскручивает молодое дарование.

А вот среди незначительных лиц бросается в глаза интересное, характерное. Женщина-хрюша. Жирненькая тетка – лицо с пятачком носа. Чрезвычайно довольная собою и тем, что оказалась на таком шикарном пароходе, в такой шикарной компании с Телеписателем и Фанерной поп-звездой.

В общем, как говорится, каждой твари по паре.

Уже под финал переклички внимание Олега привлекли, как бы это сказать, особы с “лица необщим выраженьем”.

Одна, что помоложе, откликалась на фамилию Бархатова. Мария. А вторая – постарше – Бобрина. Тоже Мария. Он и назвал их про себя «Две Б». Или «Две М».

И, довольный осмотром публики, Олег улыбнулся.

* * *

Вечером, перед ужином возникла небольшая заминка, связанная с формой одежды. Выяснилось, что он должен быть в смокинге и галстуке. А его спутница – в вечернем наряде.

Конечно, никакого смокинга он с собою не брал.

После недолгих раздумий надел просто костюм и галстук.

Ресторан «Глория» внизу на корме.

Так что ему с Затейкиной приходится идти через многочисленные залы, холлы, роскошные магазины, казино.

Вместе с ними в том же направлении движутся десятки принаряженных, пахнущих дорогим парфюмом, людей.

У входа в ресторан стоят и улыбаются черно-белые официанты-малайцы. Рядом с ними маленькие автоматы, похожие на рукомойники.

Дело в том, что на огромных лайнерах, которые похожи на целые плавучие города, большая скученность. Причем на круизы собираются люди из абсолютно разных стран и разных континентов. Соответственно они привозят с собою огромное количество микроорганизмов. Кроме того, на таких лайнерах работает обслуга из таких экзотических стран, как Таиланд, Малайзия, Индонезия. Они тоже привозят свои штаммы и бактерии. И на лайнерах периодически возникают мини-эпидемии кишечных инфекций. Борьба с ними, особенно в теплое время года, ведется по всем фронтам.

Вот поэтому у входа в ресторан стоят такие своеобразные рукомойники с дезинфицирующим гелем.

Мировой подставляет ладони. На них изливается пахучий спиртовой раствор.

Он протирает, дезинфицирует руки. Его спутница проделывает то же самое. И смуглый метрдотель в черно-белой морской униформе ведет их в огромный зал – к разнообразным, покрытым белоснежными скатертями столам.

На столах фарфоровые тарелки. Сложенные треугольниками ослепительно белые салфетки. И начищенные до блеска приборы.

Метрдотель сажает их за столик номер шестьдесят пять. Аккуратно подвигает удобные изящные кресла.

И сообщает, что это их постоянные, на все время путешествия места.

Столик на четверых. Мировой оглядывает заполняющийся нарядными людьми зал. И гадает, кого подсадят к ним.

Ждать приходится недолго.

Тот же улыбчивый метрдотель подводит через несколько минут двух женщин из их группы. Тех самых, на которых он обратил внимание во время их встречи с гидом.

Это Мария Бархатова и Мария Бобрина. У обеих живые глаза.

Бобрина в черном, длинном, закрытом платье. С высокой седой прической. Этакая графиня. А Бархатова круглолицая, глаза-бусинки, коротко стриженная. В брючном костюме.

Посидели. Помолчали некоторое время. Мировой, стараясь быть любезным, приятным, спросил пожилую соседку на всякий случай, чтобы как-то скрасить минуты ожидания:

– Вы тоже из нашей группы? Из Петербурга?

Старшая улыбнулась любезно:

– Да, мы тоже с Машей из Петербурга.

– Как вы устроились? Кажется, эта поездка вполне приличная?

– Чудесно устроились!

Помолчали.

– Извините! – продолжила разговор Марина Затейкина. – Ваше лицо мне кажется знакомым. А чем вы занимаетесь, если не секрет?

Молодая, не обижаясь на такой допрос, ответила просто:

– Будем знакомы! Я работаю в Музее истории религии. Доктор исторических наук Мария Бархатова.

Пришлось отвечать любезностью на любезность:

– Олег Павлович Мировой – издатель, бизнесмен!

– Марина! Тружусь в нашей городской администрации, – пробормотала Затейкина.

Бобрина молчала какое-то время, словно взвешивая, говорить – не говорить. Посмотрела глазами-блюдцами и произнесла:

– А я человек вольных профессий. Занимаюсь парапсихологией, экстрасенсорикой, восточными духовными практиками…

«Ясновидящая! Гадалка! – решил Мировой. – Их сейчас столько развелось! – подумал, но промолчал. – Приятная, пожилая женщина. Даже не скажешь по ней. Только глаза, как… как блюдца. Так и сверкают энергией».

Официант подал меню ужина. На выбор из нескольких блюд можно было заказать первое, второе, третье и десерт.

Мирового привлекли «Северные лангустины» и «Салат из киноа и креветок».

Подали винную карту, в глазах зарябило от обилия стран и названий. Олег с удовлетворением отметил, что выбор вин и напитков впечатляет. Он выбрал для себя бутылочку хорошей, судя по марке, риохи.

А вот Марина остановилась на каком-то коктейле.

Ну, что ж, коктейль так коктейль.

Дамы заказывают воду. «Эвиан».

Бутылка прибывает. Официант открывает. Дает попробовать. Мировой, пригубив, с удовольствием отмечает, что вино качественное. Ну, что ж, как говорится, жизнь удалась.

А за окнами ресторана меняются пейзажи. Рядом величественно проплывают зеленые берега с дачками, новодельными дворцами, лодками рыбаков. Впереди гладь такого домашнего, такого милого, общего для всех мелководного европейского болотца – Балтийского моря.

III

«Все тайные общества, под каким бы наименованием они ни существовали, как то – масонских лож и другими, закрыть и учреждения впредь не дозволять…»

Олег прочитал указ императора Александра Первого от тысяча восемьсот двадцать второго года и захлопнул книгу.

Во время этого длинного перехода до Англии, когда наскучили сидение в кафе и прогулки по палубе, он принялся изучать найденную на верхней палубе книгу. И вот дошел до реакции…

Но обдумывать прочитанное ему сегодня некогда. Потому что «Нью-Амстердам» входит в порт. Это старая добрая Англия.

Он только подумал об указе царя: «Надо же! Столько лет состоял в ложах. Поддерживал. А потом запретил!»

И пошел собираться для высадки на британский берег.

Давно уже миновали те времена, когда Олег Мировой ездил в туристические поездки «как все». С общей для всех программой и неким набором стандартных развлечений. Если Лондон, то обязательно Вестминстерское аббатство, Гайд-парк, Британский музей, музей Шерлока Холмса… Безудержный шопинг. И колесо обозрения над вечной Темзой.

Не нужно ему это сегодня. Пусть народ развлекается, как хочет. А у него своя программа. Его путешествие заранее расписано и подготовлено.

Туристы, разбившись на группы, начали рассаживаться в большие, похожие на слонов, экскурсионные автобусы с кондиционерами, а он со своей спутницей пошел к автомобильной стоянке. Там их ждал «ягуар» с европейскими номерами. Рядом с машиной стоял водитель – полный, одетый в синюю униформу улыбчивый афроамериканец.

А навстречу им уже шел сопровождающий. Юный английский масон. Худощавый молодой человек с прыщиками на лице. Белесые волосы торчком. И неизменная «европейская» улыбка на губах.

– Серж Харитонов! – представился он Мировому. И по-европейски пожал протянутую лопаткой руку Марины.

Портлендский порт показался Олегу пустынным и заброшенным. Но по мере движения автомобиля пейзаж постепенно оживлялся. Дорога петляла среди рощ и холмов. То и дело попадались живописные, игрушечные деревеньки.

Олег посматривал вокруг, сквозь тонированные стекла. И мысли его текли уже в привычной колее.

Мирового раздражал внешний вид спутницы. Ему казалось, что она не слишком соответствовала его статусу. Так сказать, не гармонировала с ним.

«Уже не девочка, а продолжает носить какие-то подростковые топы, юбки, обувь. А они не вяжутся с обликом взрослой, статусной женщины.

И с чего все решили, что она умная женщина? Удивительное дело. Такая вот аберрация мужского сознания. Ведь по сути дела она женщина, скажем так, весьма средних умственных способностей. Но с кем ни поговоришь, все в один голос уверяют, что она очень умная. И говорят это серьезные люди! Или так женское обаяние действует на мужиков? Загадка! Да, загадка!»

Но он старался гасить раздражение. И быть любезным: «Хорошо, что она не пойдет со мною в храм! Пусть развлекается шопингом!»

А в салоне тем временем шел светский разговор.

Серж рассказывал о себе:

– Я учился здесь, в Лондоне. Немного работал. И вступил в английскую масонскую ложу, для того чтобы обрести друзей. Расширить свои знания…

«Естественное дело! Среди братьев немало влиятельных людей. Так что вступление в ложу дает доступ в другой мир! Особенно, если ты приехал из Белоруссии», – подумал Олег, уловив в речи молодого брата едва заметное жесткое «щэ».

«Много сейчас народу из бывшего Союза перебирается сюда, на Запад. Особенно молодых».

При слове «Запад» Олег Павлович вспомнил оставшийся позади Таллин. И усмехнулся про себя.

Таллин. Мечта всех советских людей.

«Кусочек Европы» показался ему маленьким провинциальным городком.

Таксист, который подвозил их из порта в центр, трындел, показывая как достопримечательность гостиницу, где в девяносто первом был штаб гэбистов.

«Да… Небогато у них с событиями, если такую хрень они выдают за достопримечательность».

Таллин – это город без яркой собственной истории. Сонное захолустье Европы. У них всего два главных знаменитых места. Потемневший от времени Домский собор, который построили средневековые немцы. И рядом – большой, роскошный православный собор Александра Невского, построенный русскими.

Ни своей истории, ни своей культуры. Так, что-то среднее.

Улицу, которую разбомбила во время Второй мировой советская авиация, они отметили памятной доской.

«Твою мать! – подумал тогда Мировой, разглядывая эту доску. – В России тысячи деревень и городов немцы превратили в руины! Петербург расстреливали. Петергоф разграбили. Да что говорить! А здесь десяток каменных мешков пострадал, так они вспоминают почти сто лет. Судьба этого народа – вечно быть чьими-то вассалами и прихлебателями».

Затем в памяти нарисовался Стокгольм. Этот город ему очень понравился. Как и Питер, основан на островах. Красавец. Видно, что шведы – не прибалтийские чухонцы. У них все свое – и история, и культура.

Больше всего его удивило надгробие Ярла Биргера. Да-да, того самого Ярла Биргера, который в тысяча двести сороковом году приплыл в устье Невы с войском. И хотел покорить Новгород. Тогда он был молодым зятем шведского короля. Горячим скандинавским парнем.

И юный князь Александр дал ему урок на всю жизнь.

В последние годы либеральные историки с пеной у рта доказывали, что стычка эта была самой обычной. И не такой уж важной в нашей истории. «Вот брехуны! – думал Олег Павлович. – Никакой он не разбойник был, этот Ярл Биргер. Он потом был регентом шведского престола. Четыре года практически правил Швецией. И, между прочим, основал в тысяча двести пятьдесят втором году прекрасный город Стокгольм. И за все это удостоился золотой могилы в центре города возле ратуши, прямо у основания главной башни. Очень сильный и достойный противник. А музей Ваза? Флагмана королевского флота. Это нечто сюрреалистическое…»

Мировой, когда увидел этот уникальный, фантастический корабль, чем-то похожий на воспетый в легендах Летучий Голландец, испытал шок и трепет.

– Если хотите, мы можем взглянуть на Стоунхендж?! – полувопросительно, полуутвердительно говорил между тем юный масон.

Олегу не хотелось тратить драгоценное время на разглядывание кучи камней, расставленных несколькими кругами в поле. Но Марина выказала желание. И он тоже нехотя согласился.

«Ягуар» затормозил на большой обустроенной площадке. И их гид стремительно исчез в похожем на склад здании музейного комплекса.

Они вышли из машины и оказались посреди «стада» больших туристических автобусов.

Мировой с Мариной немедля пристроились к группе русскоязычных туристов, которые только что вывалились из чрева большого «баса». И прислушались к рассказу гида, весьма любопытному рассказу. Женщина-гид в соломенной шляпке отвечала на вопрос дотошной, тощей, как селедка, русской туристки о современных религиях, исповедуемых в Британии.

– Вы знаете, у них здесь сейчас пошло то ли поветрие, то ли мода на древние культы. И набирает все больше сторонников новое интересное течение. Нечто похожее на религию друидов. Это такое дохристианское движение. Верующие собираются в лесах, повторяют и восстанавливают по книгам обряды волхвов, поют гимны друидов. При этом они считают, что это религия творческая. То есть набирают силу такие религиозные течения, которые подвигают человека к творчеству…

Дослушать этот интересный пассаж Мировому не удалось. На тропинке появился их молодой чичероне с билетами и заявлением:

– Везде есть наши люди! И всегда они готовы помочь!

Через пару минут к ним подкатил экскурсионный автомобильчик. И они покатили по специальной дорожке туда, где торчали, словно выщербленные, съеденные ряды зубов, поднятые над зеленой травой каменные глыбы.

В общем, обошли они пару раз вокруг этих камней. Послушали экскурсовода. Как все эти глыбы-монолиты расположены по отношению к звездам. Какие тут ученые обнаруживают хитрости. Ну и так далее. И тому подобное.

И Мировой заметил Затейкиной:

– Вот до чего же люди молодцы! Из придорожной кучи камней извлекают такую кучу денег! А мы, лапотники!

Вспомнил, что у них в Питере даже в самый пик туристического сезона музеи строго блюдут выходные дни. Не хотят работать. И зарабатывать. Все по старинке. По-советски. А времена уже настали совсем-совсем другие.

Тронулись дальше.

Через пару часов езды по узким, сельским дорогам на горизонте замаячили пригороды Лондона.

Лондон в этот раз показался ему каким-то не слишком интересным.

Мировой, скучая, разглядывал пригородные виды столицы Англии. И одновременно вспоминал Петербург. Как искал «масонские места». Стоял перед дверями дома со знаменитой ротондой. Вспомнил и объявление на этих дверях. Мол, если хотите посмотреть ротонду, упрятанную в нашем доме, то звоните некоему Мухаилу, который проводит экскурсии.

Но Мухаил никак не хотел отвечать на звонки его телефона. (Видно, задолбала его праздношатающаяся, любопытствующая публика.)

Вспомнил и свое первое посвящение в ученики: нелепый наряд, закатанная штанина, в одном ботинке. Приставленное к обнаженной груди тонкое лезвие шпаги. Сейчас он уже понимает значение всего этого. Для того чтобы изменить сознание человека, надо для начала вывести его из привычного равновесия, удивить, возмутить, унизить. И уже после того как он, растерянный и жалкий, предстанет перед собравшимися, можно лепить из него, размякшего, как глина, все, что вам угодно.

Так действуют не только масоны. Все секты, в том числе и тоталитарные, все бизнес-тренинги. Изолируют человека, запугивают, а потом, подчинив его волю, вдалбливают то, что им нужно.

«Ведь мы живем только в нашем сознании. Здесь – в голове – происходит все. Здесь мы становимся героями и подлецами. Здесь создаются миры и великие теории. В сознании мы пишем свою историю. Горюем и радуемся. И только меняя свое сознание, меняем и всю нашу жизнь… А тело? Тело! Оно, в сущности, только исполняет функции. Оно ест. Пьет. Совокупляется. Болеет. Влияет на сознание этими своими действиями. Если отделить сознание от тела – что будет человек? Даже не животное! Животное тоже обладает сознанием. Будет просто кусок мяса…»

Так патетически, как ему казалось, размышлял о высоком Олег Мировой.

А стремительный, с зализанным хищным силуэтом на капоте автомобиль несет его по узкой асфальтированной, обсаженной зелеными деревьями и кустарниками дороге. Мелькают рабочие кварталы. Однообразные многоэтажные дома.

«Как у нас», – думает Мировой, стараясь взглядом проникнуть за занавески окон.

Ближе к центру картина показалась Олегу повеселее. Осталось справа Вестминстерское аббатство с его грандиозными усыпальницами. Проплыла мимо башня Биг-Бена.

Машина начала притормаживать в густом автомобильном потоке, но все равно намертво, как где-нибудь в Москве, не встала. Потихоньку двигалась.

«Вот что значит правильная организация движения», – думал Мировой, разглядывая внушительный фасад гостиницы «Савой».

Наконец цель их визита была достигнута. Грейт Квин-стрит, шестьдесят. Это штаб-квартира Объединенной великой ложи Англии – самой старой, самой знаменитой в мире.

Здание выглядело величественно и пугающе. Оно вздымалось вверх, как огромная каменная пирамида.

И Мировой понял, что это действительно так. Оно и строилось, чтобы быть похожим на пирамиду. Ибо в масонстве все является символом.

Вольные каменщики считают, что пирамида как бы представляет собой человеческое общество. И люди в ней – кирпичики, которые должны быть обтесаны соответствующим образом.

Олег покинул машину вместе с гидом. А Марина уехала. У нее была своя программа.

Пока они стояли у массивного входа с двумя кадками вечнозеленых округло стриженных деревьев по бокам, чичероне объяснил порядок визита:

– Сэр Дэвид получил письмо из Великой ложи России, в котором великий мастер просит принять вас. И он готов это сделать сегодня. Но чуть позднее. Сейчас мы с вами пройдем вовнутрь. И я покажу вам нашу библиотеку и музей. А затем вы будете приняты помощником великого магистра.

Олег Павлович был готов к экскурсии. Он готовился к ней давно. Прочитал все, что смог найти в Петербурге по интересующим его вопросам. И сердце его наполнялось гордостью и радостью оттого, что сегодня он будет на равных говорить с такими выдающимися представителями их движения.

Он знал, что только третья степень делает вольного каменщика полноправным членом этого мирового сообщества.

– Вообшэ… – говорил, открывая массивную внутреннюю дверь, Серж. (И это «шэ» сразу напомнило Мировому батьку Лукашенко. И он понял, что как бы ни прятал свое происхождение человек, говор все равно выдаст его.) – Вы, наверное, знаете не хуже меня, что наше движение зародилось здесь, в Лондоне…

Пока гид говорил, Мировой пытался в который раз определить для себя, чем является масонство сегодня.

– Братство вольных каменщиков живет по строгому уставу, – продолжал Серж, – и устав этот появился в восемнадцатом веке…