Отзывы на книги автора «Александр Кушнир»

С Майком меня познакомил Вовка году так в 97-98м. Вовки нет с нами уже больше 20 лет, а я всё помню. И свою любовь к Майку помню. До сих пор он для меня значит больше, чем Цой, Башлачев, Янка и другие. У него несчастливая судьба, но его песни - это что-то совершенно уникальное. Если поймаешь волну - не слезешь.

У меня хранятся и книги о нем, и несколько дисков, но когда я увидела анонс шикарного издания от Александра Кушнира, я вцепилась в него сразу же: такое фанату просто нельзя пропустить. И какой же кайф, что о Майке помнят, пишут и даже так прекрасно издают.

Если вы совсем не в курсе, кто этот странный чувак в очках, то просто знайте, что это именно он вытащил Цоя, это с ним дружил Гребенщиков, это его критиковал Макаревич. И это он был знаком с Кинчевым, Кузьминым, Фоменко и Стингрей. Хотя бы одно из этих имен вы должны были узнать, я надеюсь.

Автор этой книги проделал гигантскую работу, попытавшись собрать хронологию жизни Майка из отрывков от обрывков разных сведений, интервью, статей и личных архивов фанатов. Майк - не звезда мирового масштаба, о которой строчили бы газеты и журналы, поэтому и узнать что-то больше, чем родился/женился - не так-то просто. И я полностью погрузилась в эту историю, не пропуская ни одной буквы, ни одной подписи к фото. Это было очень печально и очень красиво.

Майк обожал Боба Дилана и отличный рок-н-ролл, и этим текстам он пытался подражать. Его песни - простые, правдивые, попадают в самое сердце и отличаются от всех, кто писал в одно с ним время. Вы наверняка слышали римейк "Лето, я изжарен как котлета" или "Мы будем танцевать буги-вуги до утра". Попробуйте еще "Выстрел" и "Сладкую N" - я их очень люблю.

Со своей интеллигентностью Майк в какое-то время отстал от неминуемого прогресса: Горбачев, Перестройка, наконец-то можно стать профессиональным рок-музыкантом, а не сторожем. Концерты, туры - вот он, успех. Но здесь надо было научиться крутиться, прорываться заграницу, менять что-то в своей музыке и образе жизни. А он не смог.

Но лучше прочитайте всё сами. Кушнир проводит нас за руку по всему его жизненному пути, показывая возможности и преграды, аресты и награды - всё, что привело к тому, что в итоге получилось. Грустно, больно, но историю не изменить.

Ну, писать посмертно книги о музыкантах дело тонкое. В соц-сетях много и нощно обсуждали данную книгу - что в ней правда, а что в ней "кривда". Что было в реальности, а чего не было. И что примечательно, автор книги, А.Кушнир списался по электронной почте с другом Майка Науменко в прошлом, и во многом благодаря этому другу и была написана книга: он предоставил фото, истории и сведения так необходимые для книги. После фильма "Лето" 2018 тоже не особо удачного, но приемлемого к просмотру на один раз, эта книга о Майке Науменко такая же: к чтению на один раз о музыканте 1970-1980-х годов в Ленинграде. Искателям всякой интересности о лидере группы "Зоопарк", чьи песни до сих пор слушают в наушниках и стерео-системах, эта книга подойдет.

Майк Науменко умер в августе девяносто первого, год спустя после того, как в дорожной катастрофе погиб Виктор Цой, и дата его смерти стала еще одной из тех, что завершают хронологию истории советского рока. Эта история была не столь продолжительной, но это был тот самый период, когда невозможное становилось возможным. Музыканты поднимались в своем творчестве на уровень почти пророческих откровений, что вызывало в их поклонниках, которые выросли в атеистической стране и не знали, что такое религиозные чувства, экстатическое состояние. Советские восьмидесятые стали отзвуком западных шестидесятых, и даже свой Вудсток в Советском Союзе тоже был — фестиваль в Подольске в 1987 году, и Майк Науменко был одним из его героев. Когда надо было уже выходить на сцену, он еще лежал на полу в гримерке пьяный, лицом вниз, в невменяемом состоянии. Каким-то чудом его удалось привести в чувство. Выступление состоялось.

Миссия Науменко заключалась в том, чтобы написать русские тексты, которые были бы созвучны рок-н-ролльным ритмам. У него был выраженный талант сонграйтера. Ему удавались не только тексты, но и музыка к ним. Он обладал яркой исполнительской манерой. И словно бы не был до конца в этом уверен. На страницах книги можно встретить его реплику по поводу вторичности русского рока. Сумев из ничего сотворить нечто, совершив настоящий творческий прорыв, Науменко продолжал сомневаться в том, что он делает. И в какой-то момент просто остановился, лишившись силы двигаться дальше. Впал в самоубийственный алкоголизм, который и окончился для него смертью в собственной квартире. Он успел совершить восхождение на вершину славы — и так же быстро с нее сошел. И это снисхождение не было плавным, он сорвался с вершины и упал в самый низ, успев еще при жизни застать охлаждение публики к своему творчеству.

Майк Науменко не успел превратиться в стареющую рок-звезду, выступающую на корпоративных вечеринках, но и не дал себе шанса стать чем-то большим. Возможно, ему и Виктору Цою, если бы они остались живы, и не удалось бы написать песни, сравнимые по силе эмоционального воздействия с песнями «Группа крови» у одного и «Вперед, Бодхисаттва!» у другого. Но само присутствие в этой жизни могло быть влиять на все, что с нами происходит. Даже если бы они ничего не говорили и не писали в соцсетях, это все равно давало бы повод задуматься: а как к этому отнеслись бы Науменко или Цой? И конечно, вряд ли бы это на что-то влияло, но все равно давало бы повод для надежды, что, может, когда-нибудь кто-нибудь напишет нечто такое, что перевернет и нашу жизнь, и жизнь всех остальных. В книге это есть: спонтанное счастье людей, увлеченных рок-н-роллом в нерок-н-ролльной стране, предощущение чуда, которое вот-вот должно случиться.

Но, как в любой хорошей драме, когда чудо все-таки случается, оказывается, что оно выглядит совсем иначе, чем его представлял себе главный герой. Первая реакция — удивление, затем — отчаяние. Однажды выясняется, что над вершиной, к которой ты так стремился и вложил в преодоление препятствий на пути к ней столько усилий, еще пятьдесят этажей. И ты, еще недавно казавшийся себе гигантом, способным горы свернуть, снова становишься маленьким человеком, у которого не так много сил и возможностей. Ты можешь продолжать двигаться, но это ощущение собственной малости перед задачей, которую ты себе поставил, и невозможности взобраться на вершину мира и потом взирать с нее на происходящее под твоими ногами, навсегда остается с тобой. История жизни Майка Науменко — это еще одна история поражения. Но хотя конец заранее известен, она все равно остается необъяснимо притягательной. И каждый раз, открывая первую страницу книги Александра Кушнира «Бегство из зоопарка», веришь, что герой непременно выживет и обязательно еще напишет свою лучшую песню.

Сложную книгу я взяла для конкурса. Дело в том, что в молодости я была, да сейчас, являюсь поклонником русского рока. Но с группой Зоопарк и Майком Науменко меня ничего не связывает. Я не знаю ни одной песни, кроме песен Дрянь и Лето, спетых Майком дуэтом с Цоем, если не ошибаюсь, этот концерт был 26 января 1984 года в Ленинграде на квартире у неизвестного мне человека. А позднее был выпущен на CD, но в моем городе диск мне достать не удалось (да, и искала я его из-за Цоя, а не Майка). И даже вышедший в 17г фильм Лето не заставил меня заинтересоваться Науменко и Зоопарком.
Поэтому спроси вы меня сейчас, почему я взяла книгу о Майке отвечу, что не знаю. Написано живым языком, без пошлости, но и без приукрас. В книге вы не найдете рассказов о любовных похождениях, внебрачныйх детях, правда, есть упоминание, что Майк в конце жизни сидел на наркотиках, но насколько я знаю тогда в 80-х все звезды рока на чем-то сидели, и «слезть» удалось только Кинчеву и БГ. Еще, как выяснилось, Майк с детства был довольно замкнутым и родителям даже пришлось поставить его на учет в клинику с диагнозом. Возможно, это и стало одной из причин столь раннего ухода из жизни.
Музыкой Майк начал интересоваться в школе, когда услышал Битлов, наверное, с этой группы у многих тогда начиналось увлечение музыкой. Потом было эпохальное знакомство с БГ(прям удивительно, что все группы Ленинградского рок клуба начинали свое существование со знакомства с Гребенщиковым). В 1980- м году появилась группа Зоопарк, а в 83году был записан первый студийник группы «Уездный город N».
Далее членство в ленинградском рок-клубе, гастроли по городам СССР и первая известность, но из-за болезни музыканта очень скоро количество гастролей пришлось сократить. Как уже писала в книге, почти совсем нет инфы о личной жизни музыкантов. Сказано лишь, что с женой Майк развелся перед смертью и есть сын. Умер музыкант 27 августа 1991 года у себя в квартире. Но, как и Цой с Янкой, он будет жить в сердцах фанатов, которых год от года все больше.

Вот, FATAMORCANA высказала интересную идею по поводу сходства Курёхина с Оскаром Уайльдом. Я думаю, в некоторых аспектах сходство действительно бросается в глаза, и даже вполне можно продолжить уже предложенный сравнительный ряд. Итак:

Оба являлись лидерами по своей природе. Оскар был духовным лидером эстетов, да и вообще центром притяжения в любой компании. Сергей шагал в самом авангарде авангарда. При этом я полагаю, что у Курёхина лидерские качества были выражены даже более ярко:

Курёхин был тогда главный, - считает спустя двадцать лет Артемий Троицкий. – Он мог делать всё что угодно и был абсолютно уверен в себе. Ему достаточно было щелкнуть пальцами, и на сцене выстраивалась целая шеренга питерского андеграунда.

Оба – люди безграничного обаяния. Про Уайльда в частности говорили, что общение с ним оказывало намного более сильное влияние, чем знакомство с его работами. Про Курёхина, уверен, многие бы сказали то же самое (особенно учитывая специфику его творчества). Он очаровывал, брал своим обаянием в плен, ставил его на службу делу:

Об умении Курёхина уговорить любого человека сыграть в оркестре ходили многочисленные легенды. Как-то раз, выступая в Красноярске с фри-джазовой программой «Соло для секстета в традициях старых мастеров», Сергей узнал, что в городе гастролирует московский театр «Современник». За несколько минут до начала концерта Курёхин уболтал народную артистку РСФСР Марину Неёлову сыграть на аккордеоне. Находившиеся в зале Олег Табаков и Валентин Гафт просто умирали со смеха.

Оба молились богам успеха и, в конечном счете, оба успех вымолили. Уайльда успех настиг после выхода его комедийных пьес, Курёхин умудрился добиться широчайшего признания с «Поп-механикой». Пиком успеха стали концерты «Поп-механики» в Ливерпуле и в СКК - в Ленинграде, в 1989.

Чем больше известных музыкантов на сцене, тем больше народу в зале, - признавался Сергей друзьям. – Чем больше народу в зале, тем больше помещение. Чем больше помещение, тем больше резонанс. Я люблю, когда очень большой резонанс и много шума.

Оба, конечно, люди с блестящим чувством юмора, может быть, юмора высочайшей для своей эпохи пробы. Ну, приводить примеры высказываний Уайльда, я думаю, не стоит, скажу лишь, что его юмор, конечно, такой эстетски-парадоксальный, тогда как юмор Курёхина скорее абсурдистский:

Дальше...

Курёхин: Мы не элитарное кино. Еще раз подчеркиваю (поворачиваясь к Гребенщикову) – не элитарное? Не элитарное. Мы хотим, чтобы фильм был понятен и доступен всем. Людям, животным…
Дебижев: Неживой материи.
Гребенщиков: Мы показывали уже отснятые эпизоды этого фильма камням… (Курёхин хохочет.) Кошкам…
Курёхин (отхохотавшись): Реакция была самая удивительная, просто потрясающая. Камни просто (хором с Гребенщиковым) окаменели! (Все хохочут.)

Оба не были чужды мессианских идей, видели себя великими реформаторами. Если уж на кону судьба – пусть это будет судьба цивилизации. Уайльд видел мир будущего свободного творчества, освобожденного от оков принудительного труда («Душа человека при социализме»), Курёхин же:

Идея фикс Курёхина состояла в том, чтобы всю мировую цивилизацию превратить в «Поп-механику», - вспоминал Артемий Троицкий.

Оба нацепили на себя маску легкомысленности, пряча под ней чудовищную интеллектуальную сосредоточенность.

Когда я позднее расшифровывал интервью с соратниками Курёхина, то постоянно поражался глубине и широте кругозора Сергея Анатольевича. Судите сами: одни из его друзей рассказывали о целенаправленном изучении Капитаном герменевтики, другие – об его увлечении древнегреческой философией, третьи вспоминали, как рьяно Курёхин читал книги по эзотерике, четвертые говорили про энциклопедические познания Сергея в вопросах, связанных с питерской архитектурой, пятые – про его увлечение каббалой и чтение книги «Зоар».

Наконец, оба словно бы так и не сделали того, что могли бы сделать. Уайльд сформулировал этот аспект своего бытия так:

Я вложил свой гений в жизнь, а в творчество – только мой талант.

Курёхин сказал почти то же самое:

Существует два типа художников, два типа искусства, - исповедовался Курёхин в книге Tusovka. – Первый - когда творец создает шедевры, которые пройдут через века и переживут целые народы. Другой – когда шедевры живут с художником и умирают с ним. Я знаю, что не оставлю после себя никаких шедевров.

А сколько шедевров похоронил в себе Уайльд? Да… Еще цитата на эту тему, от одного из музыкантов «Поп-механики», Сергея Летова:

Мне очень глубокую мысль о Курёхине высказал музыкальный философ Ефим Семенович Барбан, который как-то заявил: "Сережа – человек, которому важно быть выше того, что он делает".

При этом Уайльд, конечно, все же признанный всем миром гений, Курёхина же едва помнят даже и в России. Но и тут есть возможный момент сходства. После смерти Уайльда, сколько помню, пытались активно замалчивать и вообще вывести за скобки «серьезных писателей». Вроде как «посмеялись и хватит». Возможно, Курёхин сейчас переживет такой же период забвения. Правда, слишком уж специфична «Поп-механика», не факт, что она когда-то станет понятнее в смысле - «социально приемлемее», настолько, чтобы ввести Курёхина в пантеон классиков. Поп-механика – название для такого действия, точнее даже – действа, у которого в принципе не может быть никакого названия. Или, говоря словами самого Курёхина –

«Поп-механика» - это ритуал, посвященный тайным богам.

P.S. Уже упоминавшийся Сергей Летов (да, да, брат Егора Летова, между прочим) сказал про Курёхина:

Я запомнил его улыбающимся, с солнечной улыбкой.

Думаю, так и стоит запомнить и вспоминать Сергея Курёхина – улыбающимся, с солнечной улыбкой.

Майк Науменко умер в августе девяносто первого, год спустя после того, как в дорожной катастрофе погиб Виктор Цой, и дата его смерти стала еще одной из тех, что завершают хронологию истории советского рока. Эта история была не столь продолжительной, но это был тот самый период, когда невозможное становилось возможным. Музыканты поднимались в своем творчестве на уровень почти пророческих откровений, что вызывало в их поклонниках, которые выросли в атеистической стране и не знали, что такое религиозные чувства, экстатическое состояние. Советские восьмидесятые стали отзвуком западных шестидесятых, и даже свой Вудсток в Советском Союзе тоже был — фестиваль в Подольске в 1987 году, и Майк Науменко был одним из его героев. Когда надо было уже выходить на сцену, он еще лежал на полу в гримерке пьяный, лицом вниз, в невменяемом состоянии. Каким-то чудом его удалось привести в чувство. Выступление состоялось.

Миссия Науменко заключалась в том, чтобы написать русские тексты, которые были бы созвучны рок-н-ролльным ритмам. У него был выраженный талант сонграйтера. Ему удавались не только тексты, но и музыка к ним. Он обладал яркой исполнительской манерой. И словно бы не был до конца в этом уверен. На страницах книги можно встретить его реплику по поводу вторичности русского рока. Сумев из ничего сотворить нечто, совершив настоящий творческий прорыв, Науменко продолжал сомневаться в том, что он делает. И в какой-то момент просто остановился, лишившись силы двигаться дальше. Впал в самоубийственный алкоголизм, который и окончился для него смертью в собственной квартире. Он успел совершить восхождение на вершину славы — и так же быстро с нее сошел. И это снисхождение не было плавным, он сорвался с вершины и упал в самый низ, успев еще при жизни застать охлаждение публики к своему творчеству.

Майк Науменко не успел превратиться в стареющую рок-звезду, выступающую на корпоративных вечеринках, но и не дал себе шанса стать чем-то большим. Возможно, ему и Виктору Цою, если бы они остались живы, и не удалось бы написать песни, сравнимые по силе эмоционального воздействия с песнями «Группа крови» у одного и «Вперед, Бодхисаттва!» у другого. Но само присутствие в этой жизни могло быть влиять на все, что с нами происходит. Даже если бы они ничего не говорили и не писали в соцсетях, это все равно давало бы повод задуматься: а как к этому отнеслись бы Науменко или Цой? И конечно, вряд ли бы это на что-то влияло, но все равно давало бы повод для надежды, что, может, когда-нибудь кто-нибудь напишет нечто такое, что перевернет и нашу жизнь, и жизнь всех остальных. В книге это есть: спонтанное счастье людей, увлеченных рок-н-роллом в нерок-н-ролльной стране, предощущение чуда, которое вот-вот должно случиться.

Но, как в любой хорошей драме, когда чудо все-таки случается, оказывается, что оно выглядит совсем иначе, чем его представлял себе главный герой. Первая реакция — удивление, затем — отчаяние. Однажды выясняется, что над вершиной, к которой ты так стремился и вложил в преодоление препятствий на пути к ней столько усилий, еще пятьдесят этажей. И ты, еще недавно казавшийся себе гигантом, способным горы свернуть, снова становишься маленьким человеком, у которого не так много сил и возможностей. Ты можешь продолжать двигаться, но это ощущение собственной малости перед задачей, которую ты себе поставил, и невозможности взобраться на вершину мира и потом взирать с нее на происходящее под твоими ногами, навсегда остается с тобой. История жизни Майка Науменко — это еще одна история поражения. Но хотя конец заранее известен, она все равно остается необъяснимо притягательной. И каждый раз, открывая первую страницу книги Александра Кушнира «Бегство из зоопарка», веришь, что герой непременно выживет и обязательно еще напишет свою лучшую песню.

Кормильцев уехал умирать в Лондон, до последнего отказываясь верить в приближение смерти, скрывая от всех свой недуг, насколько это было возможно. Даже в больницу он попал уже тогда, когда болезнь дошла до точки, после которой возврат невозможен. На тот момент у него совсем не было денег. Он снимал в Лондоне небольшую квартиру. Жил вместе с женой и дочерью в долг. В больницу его отвезли по скорой. Чтобы там приняли без страхового полиса, его лондонской знакомой пришлось устроить скандал. Всколыхнулись российские медиа. Начался сбор средств. Но речь могла идти только о смягчающем лечении. Шансов на выздоровление не было. В тот период закрывается издательство «Ультра. Культура» — последнее детище Ильи Кормильцева. Но ему было уже все равно. Он умер на руках друга и единомышленника Александра Гунина и жены Алеси Маньковской. По их словам, перед смертью Илья пережил момент счастья — умер с улыбкой на устах.

Александр Кушнир продолжает серию жизнеописаний русских гениев, наиболее ярко реализовавшихся в музыкальной среде. Четыре года назад он выпустил книгу о жившем «со скоростью света» Сергее Курехине, который умер в сорок два года. Кормильцеву досталось на пять лет больше, и за этот срок он успел прожить по меньшей мере две жизни. Одну из них — как автор текстов для песен. Вторую — в качестве переводчика и издателя. И ту и другую ему удалось подвести к логическому завершению. Кормильцев был с группой Nautilus Pompilius в самом ее начале и прошел с ней весь путь ее земного существования. Сейчас очевидно, и автор книги это подчеркивает, что дуэт Кормильцев—Бутусов был неповторим и, только взаимодействуя друг с другом, они оказывались способны достигать высших творческих результатов. По драматизму распад этого дуэта, о причинах которого впервые написано так откровенно, в российских масштабах можно сравнить с расставанием Леннона и Маккартни. Дошло до того, что Кормильцев отказался от переиздания каталога песен группы, несмотря на гонорар в сто тысяч долларов, хотя и пребывал тогда в ситуации сурового безденежья.

В двадцать пять лет ради покупки оборудования для звукозаписи он заложил в ломбард все драгоценности своей семьи. Ярче всего финансовая удача сверкнула для него после того, как он инициировал выпуск сборников песен к фильмам «Брат» и «Брат-2». И все-таки эта вспышка была не настолько яркой, чтобы он смог купить себе квартиру. Авторские отчисления от исполнения песен на его тексты, как мы узнаем из книги Кушнира, музыканты группы постоянно ставили под сомнение. Они не понимали, почему автор текстов, даже не переезжая с ними с места на место, получает столько же, сколько они. И это не единственная атака с их стороны. Под сомнение они ставили не только гонорар поэта, но и его метафоры. Его стихи подвергали не только внешней цензуре, но и внутренней. Споры по поводу его текстов внутри группы были не менее ожесточенными, чем с теми, кто выдавал официальное разрешение на их исполнение.

Авторские отчисления от исполнения Вячеславом Бутусовом песен на тексты Кормильцева были предметом постоянных споров. Кушнир приводит реплику Кормильцева по этому поводу из их телефонных переговоров накануне американских гастролей Бутусова в самом конце девяностых: «Давай договоримся так: за любой концерт, где ты поешь мои песни, я получаю сто долларов. Неважно, какие у тебя гонорары. Ты платишь мне ровно сто долларов». Отчисления от тиражей дисков были минимальными. При этом композитору Максиму Фадееву, обратившемуся к Кормильцеву с предложением писать стихи на его музыку, тот отказал. Активнейшая переводческая и издательская деятельность финансового благополучия в его дом не принесла. И хотя он максимально реализовал свою поразительную эрудицию и способности к языкам, из-за вечного стремления противостоять системе в любом ее виде финансовый результат был все тот же. Он продолжал переезжать с одной съемной квартиры на другую, пока не попал в ту самую, лондонскую, ставшую его последним земным пристанищем.

Вчера я дочитал книгу Александра Кушнира "Сергей Курёхин. Безумная механика русского рока". И, конечно, попытался суммировать свои мысли и ощущения.

Итак. Начну с того, что упоминать в заглавии "русский рок" нужно было исключительно чтобы книжка продавалась. Потому что он был лишь очередной вехой в биографии Курёхина и, возможно, не самой важной. Это видно и по содержанию книги: его участию в альбомах "Аквариума" и других групп уделяется совсем немного внимания, а вступление "Поп-механики" в рок-клуб справедливо трактуется как вынужденный компромисс. Чтобы компетентные органы не срывали концерты.

Музыкально Сергей всегда был ближе к джазменам - и по профессионализму, и по восприятию музыки. К року, как явлению, он относился как к интересной, но не слишком существенной забаве. Однако джазмены зачастую были для Курёхина слишком академичны - мало кто мог разделить его тягу к экспериментам и провокации. А вот в рок-тусовке он встречал гораздо больше весёлого раздолбайства и готовности ко всяким безумным перформансам - именно так и зародилась "Поп-механика". Ну и, представляется мне, ему было интереснее общаться с БГ, чем, например, с Чекасиным или Сергеем Летовым. Широчайшая эрудиция и ироничное отношение к действительности делало эту смесь поистине гремучей.

Вообще в ленинградской музыкальной тусовке того времени было много талантливых людей, но гениальных, как мне кажется, только два: Курёхин и Гребенщиков. И их гениальность не только в том, что один был виртуозный музыкант и сочинитель-новатор, а другой писал удивительные песни. Каждый из них создал свой особый мир и заставил других - и музыкантов, и слушателей - жить по его законам. И неудивительно, что их взаимное притяжение не раз сменялось взаимным отталкиванием: временами БГ и Курёхину становилось рядом друг с другом тесновато.

Один из вопросов, оставшихся открытым после прочтения книги: как компетентные органы спускали Курёхину с рук и издание альбомов за границей, и всякие смелые акции наподобие грандиозной встречи-пьянки с Чиком Кориа и другими иностранными джазменами в американском консульстве? Внятного объяснения от Кушнира дождаться не удалось, будем копать дальше. Но это не портит замечательную книгу и огромную работу, проделанную автором. Зато он обратил внимание на музыкальные корни курёхинской "Поп-механики" и возвёл их аж к оркестру Джона Филиппа Сузы (1854-1932), успешно выступавшего по всему миру. Этот Суза, помимо прочего, сочинил национальный марш США и оперетту El Capitan. Совпадение?

Завершим эти сумбурные заметки цитатой самого Капитана, в которой он сетует на недобросовестность французских концертных организаторов: "Мне разрешили ледовую арену перед сценой – раз; провезти паровозик – два; сделать стеклянный потолок, с которого курицы посыпятся на зрителей. Потом у меня была идея – в определенный момент, когда идет концерт, задник пробивают две ракеты, две ракеты несут вперед головой Ильича, они идут под потолком и зависают над зрителями. Так вот, они сказали: «Как здорово, как оригинально, какая фантазия. Мы все, конечно, сделаем, и дорогу железную проведем, узкоколейку в зале». А когда они приехали в Ленинград, уже все было вяло. «Вы знаете – средства… потом, к балкону ничего нельзя привешивать, крыша не выдержит». И так далее, и тому подобное. В общем, все пошло насмарку".

С Майком меня познакомил Вовка году так в 97-98м. Вовки нет с нами уже больше 20 лет, а я всё помню. И свою любовь к Майку помню. До сих пор он для меня значит больше, чем Цой, Башлачев, Янка и другие. У него несчастливая судьба, но его песни - это что-то совершенно уникальное. Если поймаешь волну - не слезешь.

У меня хранятся и книги о нем, и несколько дисков, но когда я увидела анонс шикарного издания от Александра Кушнира, я вцепилась в него сразу же: такое фанату просто нельзя пропустить. И какой же кайф, что о Майке помнят, пишут и даже так прекрасно издают.

Если вы совсем не в курсе, кто этот странный чувак в очках, то просто знайте, что это именно он вытащил Цоя, это с ним дружил Гребенщиков, это его критиковал Макаревич. И это он был знаком с Кинчевым, Кузьминым, Фоменко и Стингрей. Хотя бы одно из этих имен вы должны были узнать, я надеюсь.

Автор этой книги проделал гигантскую работу, попытавшись собрать хронологию жизни Майка из отрывков от обрывков разных сведений, интервью, статей и личных архивов фанатов. Майк - не звезда мирового масштаба, о которой строчили бы газеты и журналы, поэтому и узнать что-то больше, чем родился/женился - не так-то просто. И я полностью погрузилась в эту историю, не пропуская ни одной буквы, ни одной подписи к фото. Это было очень печально и очень красиво.

Майк обожал Боба Дилана и отличный рок-н-ролл, и этим текстам он пытался подражать. Его песни - простые, правдивые, попадают в самое сердце и отличаются от всех, кто писал в одно с ним время. Вы наверняка слышали римейк "Лето, я изжарен как котлета" или "Мы будем танцевать буги-вуги до утра". Попробуйте еще "Выстрел" и "Сладкую N" - я их очень люблю.

Со своей интеллигентностью Майк в какое-то время отстал от неминуемого прогресса: Горбачев, Перестройка, наконец-то можно стать профессиональным рок-музыкантом, а не сторожем. Концерты, туры - вот он, успех. Но здесь надо было научиться крутиться, прорываться заграницу, менять что-то в своей музыке и образе жизни. А он не смог.

Но лучше прочитайте всё сами. Кушнир проводит нас за руку по всему его жизненному пути, показывая возможности и преграды, аресты и награды - всё, что привело к тому, что в итоге получилось. Грустно, больно, но историю не изменить.

Продолжаю постигать биографии российских музыкантов с разных ракурсов. Журналист, продюсер, пиарщик и писатель в одном лице — отличный источник для добавления штрихов к образам известных людей. Читал уже у Кушнира «100 магнитоальбомов советского рока» и «Кормильцев. Космос как воспоминание» — отличные книги, теперь вот и до «Хедлайнеров» добрался.
С «технической точки зрения» написано всё круто. Ничто не отвлекает от восприятия. Да и вообще, кто я такой чтобы рассуждать о «технических точках зрения». Пока только определяю 5 уровней буквопостроений: отлично, хорошо, нормально, не очень и говно. Так вот тут хорошо, потому и к сути.

БГ. Борис Борисыч один из немногих, кто идёт сквозь время, оставаясь собой, не размениваясь на его (времени) веяния. Правда во «Времени N» «ответил на провокацию», но сделал это идеально ёмко и точно. Жду его следующего альбома, чтобы удостовериться, что это был «бросок скорпиона» и далее продолжение пути сенсея вне сует социума.

Бурлаков. Лагутенко. Земфира. Удивительная, конечно, история дальневосточного прорыва. Гений Лагутенко и упорство с фартом Бурлакова завоевали страну в самые непростые времена. Русский рок умер, да здравствует рокапопс! Потом, правда, случилось звезданутое недоразумение в виде Земфиры (начало — огонь, но потом уход в самостоятельность/посредственность).

Фадеев. Лель. Тотал. Глюкоза. Макс Фадеев великий и талантливый кукловод. И разнообразие артистов, с которыми он работал, только подтверждает его талант. Интересно было узнать про становление Тотал (и пике, после оставления создателем), перезагрузку Кати Лель (и её невероятную, мягко говоря, глупость) и рождение проекта «Глюкоза» (наш ответ Gorillaz).

Кормильцев. Заканчиваю читать трёхтомник его. Недавно закончил ещё две книги о нём и эта глава отсюда — всё больше вырисовывается образ человека. Вот раньше я знал только, что он написал золотые хиты Наутилуса и этого хватало, чтобы считать его невидимым гением. А узнавая лучше, понимаю, что кроме текстов Наутилуса больше от него для меня ничего и нет. Во всех остальных аспектах его деятельности мне с ним ну совсем не по пути. Да и тексты для НП это лишь малый процент его стихов, отобранных и переработанных Бутусовым. Тут скорее гениальность последнего, а не великолепие первоначального материала.