Андреич закрутил головой, как бы ища, к кому относится данная просьба. Никого не нашёл и осторожно сделал шажок назад. Хмель безнадёжно выветрился из его головы и Сева утратил храбрость вместе с невероятной широтой взглядов, зато получил реальный шанс выжить. Даже неизвестно, что лучше.

– Да не бойся, друг, – приторным голосом заверил другой гопник, – дай закурить.

– Лучший друг – это книга, – наставительно заметил Всеволод, – денег не просит, сигареты не стреляет.

Говоря эти слова, он лихорадочно искал направление, куда ломануться, когда урелы от слов перейдут к делу.

– Что ты сказал, козлина, – загоношился самый меркантильный хулиган, – куртку снимай и ботинки, быстро.

– Может тебе ещё и завтрак в постель подать? – вежливо поинтересовался Сева, – хотя, хочешь завтрак в постель – спи на кухне, опоссум.

Выдав подобно древнему римлянину бессмертную фразу, он также решительно принялся улепётывать по переулку. Шпана, крутя ремнями над головой, устремилась за ним. Впрочем, грубияны быстро отстали, видимо по причине прокуренных лёгких и нерегулярного употребления витаминов группы Б. Однако Сева не спешил радоваться, он не знал этого района, а гопники знали. И дивный переулок мог в любой момент обернуться глухим тупиком и тогда ему предстоял неравный бой с отребьем, использующим ремни не по назначению. Обесточенный город освещала только кривая Луна, да зарево далёких пожарищ. Дома теснились с двух сторон, не спрятаться, не скрыться. И вдруг впереди показалось ярко освещённое здание – луч света в тёмном царстве беспредела и неограниченных возможностей. Поистине уникальных для всякого криминала. Сева нырнул в освещённое здание как в прорубь. У дверей, как ни странно, дежурил охранник.

– Пропуск, – грозно нахмурился он.

– Пропуск? – удивился Андреич, – а что, в Москве ещё есть места, где требуется пропуск?

– Без пропуска не пущу, – стоял на своём вахтёр.

– Да не больно-то и хотелось, – сменил тактику Сева, – сейчас позвоню корешку, сам спустится.

Сева достал давно молчащий мобильник и сделал вид, что набирает номер.

– Здорово, боярин, как сам? Что же ты не сказал, что в вашу контору пропуск нужен? Сам тогда спускайся. Что? Минут через двадцать? Хорошо. Я подожду.

Охранник кивнул, мол, всё в порядке, жди здесь, и уткнулся в газету. Казалось, его не удивил ни Севин звонок по телефону, ни третий час ночи на офисных часах. Наружная дверь приоткрылась и три уголовные рожи сунулись в проём. Странный охранник не спеша, отложил газету, снял очки и выудил из-под стола помповое ружьё. Рожи исчезли. Охранник вернулся к чтению, предварительно вернув очки и ружьё на свои законные места. На Андреича он вообще не обращал внимания. А Крылов, решив, что он лучше дождётся утра здесь, опять талдычил в глухонемую трубку:

– Боярин, ну ты скоро? Сколько можно? Что мне тут всю ночь торчать?

Сева уже начал задрёмывать на подоконнике, когда по лестнице спустился парень в серебристом дорогом костюме и с папкой в руке.

– Сисадмин?

– Ну, – не стал спорить Сева.

– Где вы шлындали, бездельник?

– Сисадминил, – попытался сострить Андреич. Насколько он знал, сисадмин – это мастер по наладке компьютеров.

– Сисадмин, вы умом не блещете, вы им рябите, – наехал парень в костюме.

– Зато у вас хороший склад ума, жаль пустой, – не остался в долгу Сева.

– Сисадмин, ваше дело не сверкать интеллектом, а быстро и качественно чинить зависшие компьютеры.

– В кривых руках и калькулятор зависает, – не мог успокоиться Крылов, следуя за борзым парнем.

Они вошли в огромное помещение, поделённое прозрачными перегородками на множество загончиков. В каждом отсеке сидел молодой человек или девушка, и судорожно стучали по клавиатуре. Глаза их не отрывались от мониторов и поэтому были красными и воспалёнными.

– Сисадмина привёл, – оповестил всех борзый начальник.

Никто не откликнулся, все продолжали работать.

– Что за фигня? – обалдел Сева, – вы, наверное, не в курсе, что на улицах творится?

– Ничего там особенного не творится. Системного сбоя не произошло. Остальное – всего лишь мелкие сетевые помехи. Небольшая перезагрузка общества.

– Небольшая!? – вне себя заорал Сева

Старший менеджер ловко толкнул доктора и тот влетел в его загончик. Парень плотно закрыл дверь и опустил жалюзи, организовав тем самым пятачок приватного пространства.

– Что ты орёшь? Что ты панику разводишь?

– Да как не орать? На улицах варвары грабят третий Рим. Вандалы в городе, урелы наступают, а ты мне рот затыкаешь. Эти твои подчинённые, они, что не в курсах?

– Незачем.

– Что незачем?

– Незачем им знать, что творится на улицах. Я им сказал: получено срочное задание. Мы должны разработать схему логистики по очень важной проблеме. Кто откажется – может ковылять домой без выходного пособия. Кто согласится – получит тройное жалование плюс бонус. Все остались. Работаем день и ночь.

– И что же вы делаете? Если вся страна встала и празднует трёхсотлетие гранёного стакана.

– Я даю им задание, они выполняют. Я даю другое и так далее.

– И долго ты намерен так продержаться?

– Не знаю, – хлюпнул носом старший менеджер, – они наверняка уже обо всём догадались.

– Так распусти всех по домам.

– Нет, – утёр слезу парень, – я буду делать вид, что ничего не произошло. Мы, офисные работники подобно зверушкам в зоопарке. Стоит нас выпустить на волю, и мы тут же погибнем. Поэтому нам предстоит держаться за свой зоопарк до последнего. А ты иди, свободный человек, утро уже наступило.

Они вышли в общее пространство. Сотни глаз устремились на них.

– Дармоеды! – закричал старший менеджер, – всех уволю! Рыгалов, ты график построил!? Сисина, ты ВВП подсчитала!? Нет? Так что же вы на нас вылупились? Быстро по рабочим местам! Писюк, охламон, ну-ка пойдём ко мне в кабинет. Я те дам рабочее время разбазаривать.

Все дрыстнули по своим стойлам, а Писюк с поникшей головой побрёл в загончик начальника. Дверь захлопнулась, но и сквозь неё доносились распекающие крики.

– Начальник принимает у себя в кабинете, подчиненные, где нальют, – пошутил себе под нос Сева и отправился к выходу. Он не знал смеяться над этими людьми, жалеть их или уважать.

Глава 6

Из-за угла выскочил совершенно счастливый Ушанкин. Одной рукой он бережно прижимал к груди бутылку дорогого вина, другой поддерживал постоянно сползающие брюки. Модное кашемировое пальто волочилось по грязи, длинные рукава, казалось, навсегда утопят руки, и Витюша напоминал школьника в одежде, купленной на вырост.

– Сева, – осклабился бывший сосед, – как тебе мой прикид?

– А он тебе не великоват?

– Да, сука, банкир был переростком, одёжей все шкафы забиты, но всё велико. Ничего, Нюська укоротит. Пойдем, посмотришь, в каких хоромах я теперь живу.

– Надо вооружаться, не знаешь где можно рогатку и шокер надыбать? Некогда на твои хоромы смотреть.

– Да пойдём. Там потолки аж пять метров, джакузя и телек во всю стену. У Серафима-то поплоше будет. Одно слово для прислуги.

– Как же он тебе такое богатство уступил? На него не похоже.

– А мы на пальцах кидались. Всё по-честному. Завидно?

– Не-а.

– Врёшь, Сева, завидно.

– Витюша, такие хоромы не могут достаться пролетариату. Не могут по определению. Придёт какой-нибудь товарищ Серый и попрёт тебя оттуда поганой метлой. Так что ты за свою хрущёвку держись обеими руками, мало ли что.

– Не учи учёного. Хрущёвку я сдавать буду, а в особняке сам колобродить.

Они подошли к парадному входу особняка. Лестница напоминала гимназистку, учившуюся в закрытом заведении, а потом отданную в солдатский бордель. На мраморных ступенях виднелись следы рвоты. Половина медных шишечек была отвинчена, а ковровая дорожка валялась скомканная у входных дверей, залитая то ли кровью, то ли вином. Ушанкин важно открыл дверь замысловатым ключом. Почему-то откашлялся и робко шагнул внутрь, видно ещё не привык к свалившемуся богатству. Коридор был огромен и светел. Несколько бра выгодно оттеняли наборный паркет. Ниши в стенах украшали причудливые вазы.

– Виндал-миндал. Снимай ботинки. Я тут даже в тапках не хожу, боюсь паркет поцарапать, только в носках.

Носки у Витюхи остались от прежней жизни, были в дырках и плохо гармонировали с его дорогим костюмом.

– А теперь пойдём в залу.

В «зале» размещался стеклянный шкаф, набитый всякими диковинками, музыкальный центр с колонками, огромная плазменная панель на стене и белый кожаный диван посередине. А больше в комнате ничего не было и от этого свободного пространства на душе делалось легко и приятно. Витек, не сдержав нахлынувших чувств, пошёл вприсядку.

– Вот, блин, жалко кассетника здесь нет. А то бы я сейчас «барыню» грянул. У меня кассет до фига, а здесь всё под диски заточено.

– Витюша, весь цивилизованный мир давно уже перешёл на цифру. Найди пару дисков и отплясывай.

Тут в комнату как мелкий бес ворвался внук Витюхи и с криком: «Смотри, деда, как я умею»! с разбега прыгнул на диван ногами. Пока внучек скакал на диване, Сева думал, что дедушку, хватит удар. Тот побагровел и беззвучно шевелил губами, вероятно отсчитывая меру своего терпения. Мера оказалась недолгой, и Витёк завопил голосом недорезанного буржуя: «слезай, засранец, сейчас же, не тобой куплено»! Сорванец в слезах убежал, а Витюша заскорузлой ладонью стал вытирать следы малолетнего преступника с кожаной обивки.

– Только всё портют, только свои грабли повсюду суют, – горько сетовал он на бестолковую родню.

– Я, пожалуй, пойду, – стал прощаться Сева, как всегда, удивляясь человеческим метаморфозам.

– А я думал, бутылочку разопьём, – не очень уверенно начал хозяин.

– Нет, я уж воздержусь.

– А что так?

– В такое опасное время лучше не расслабляться.

– Ну, и я не буду. Мне и так всё зашибись, а бормота, она жизнь укорачивает.

– Вообще то, Витёк, это не бормота. Это одно из лучших испанских вин «Рьоха».

– Всё равно апельсиновый сок полезней, – отрезал борец за здоровый образ жизни.

– Да кто бы спорил, – согласился Сева.

Только Андреич наладился выходить из особняка – глядь, навстречу Серафим в кожаной шляпе с широкими полями.

– Сева, пойдем, покажу как я тут обустроился.

Троекуров оккупировал мансарду. Развалясь в кресле-качалке и листая Playboy, предложил Севе сигару.

– Я уже 12 лет как бросил.

Серафим затянулся, закашлялся и со слезами на глазах спросил:

– С помощью своего метода бросил?

– Ну да.

– А я, как думаешь, брошу?

– Конечно. Чем лучше человек живёт, тем дольше хочет прожить. И, наоборот, чем хуже жизнь, тем скорее включаются механизм саморазрушения. Кто из богатых будет пить палёную водку и одеколон? Только в России в годы революций, войн и переходных периодов принято говорить на похоронах: «отмучился, раб Божий. Слава Богу, отмучился». Не плохо, что умер, а хорошо, что ласты склеил. А если хорошо живёшь, зачем себе жизнь укорачивать?

Серафим сразу затушил сигару и предложил свежевыжатого апельсинового сока. Сева делал маленькие глотки из хрустального фужера и потихоньку ждал развязки. Он загадал: разобьёт Серафим бокал после сока или нет? Троекуров допил сок и осторожно поставил фужер на стол, впервые на Севиной памяти.

– А что же ты посуду не бьёшь как раньше? – поинтересовался гость, – так не интересно, братец, теряешь аристократизм.

– Чтобы жизнь была полной чашей, нужно пореже чокаться и уж точно не бить посуду, – сформулировал своё новое кредо ещё один буржуй, – а знаешь, Сева, за что я тебя особенно уважаю?

– ?

– За то, что ты вытащил меня из гнусной конторы, где я убивался за копейки и лез к богатству на четвереньках, да только всё понапрасну. Вся прибыль достаётся хозяину, а мы как ступеньки для его победоносного восшествия наверх. Сидишь в этом долбаном офисе по двенадцать часов, чего-то корпишь, корпишь. Становишься мелочным, завистливым, выгадываешь копеечные интересы и вымаливаешь тобой же заработанные деньги. Смотришь на солнце сквозь щель в жалюзи и чувствуешь себя последней шестерёнкой в страшном молохе наживы. А хозяин ещё кочевряжится, а все прихвостни его поддакивают, твари. А ты смотришь, смотришь на это, и в тебе закипает праведный гнев. Хочешь, стихи почитаю?

– Давай.

Я больше не винтик,
Сломалась резьба.
Меня не удержишь
Похлёбкой раба.

Я скользок и вёрток,
Я прыток и смел,
Но сотни отвёрток
Опять не у дел.

Они стерегут
Весь мой жизненный путь
И каждой неймётся
Меня завернуть.

Дать тощую пайку,
Отправить в забой,
Закручивать гайку
Железной рукой.

Закручивай резче
И ставь на поток,
Ведь есть ещё клещи
И есть молоток.

Я больше не винтик,
Сломалась резьба.
Я выбрал свободу.
И это судьба.

– Или вот ещё. Он больше всего ребятам нравится:

Я приду с калашом на работу,
Прихвачу ещё сменный рожок
И устрою на гадов охоту.
Ты не гад? А, любезный дружок?

Я стрелять буду влёт и с колена,
Искривив свои губы смешком
И мой босс упадёт как полено,
Заместитель осядет мешком.

Старший менеджер будет пытаться
Безуспешно укрыться в шкафу,
Секретарша предложит отдаться,