Артемий Владимирович Арциховский (1902–1978), доктор исторических наук, член-корреспондент АН СССР, профессор, археолог, специалист в области славяно-русской археологии, основатель Новгородской археологической экспедиции, в своей работе «Основные вопросы археологии Москвы. Материалы и исследования по археологии СССР, №7, М.-Л., 1947», упоминавшейся уже мною ранее, так говорит о принадлежности дьконовцев к славянам: «Этническая принадлежность дьяковских городищ до последнего времени не могла даже обсуждаться: пути для её определения не были намечены. Положение изменили знаменитые раскопки, произведенные П.Н. Третьяковым на городище у устья реки Сонохты на Верхней Волге в 1934–1935 гг. Совершенная археологическая методика позволила там выяснить хозяйство и быт древних людей с неслыханной для археологии науки полнотой. Здесь не место специально рассматривать это городище: оно слишком удалено от Москвы. Инвентарь его чисто дьяковский. После этих работ П.Н. Третьяков смог соединить убедительными связями дьяковские древности с раннеславянскими как по керамике, так и – особенно – по погребальным обрядам. Открытый им на Сонохте домик мёртвых, где хранились на подставках остатки трупосожжений (чем попутно объяснено отсутствие дьяковских могильников), генетически связан с подобными сооружениями, открываемыми в славянских курганах. Дьяковские городища Верхней Волги принадлежали, таким образом, ранним северо-восточным славянам. Ещё не известно, можно ли утверждать то же самое о дьяковских городищах в целом, в частности о подмосковных. Чем дальше, тем больше такое решение представляется вероятным».

Как известно, при формировании различных восточнославянских этнических групп немалое значение сыграл, наряду с другими факторами, аборигенный этнический субстрат, в разной степени влиявший как на антропологические, так и на культурные, и даже на их лингвистические особенности. Славянам на рассматриваемой территории (бассейн Верхней Оки и прилегающие к нему земли) предшествовал этнос (этносы), соотносимый современной исторической наукой с мощинской археологической культурой. Мощинская археологическая культура считается последним неславянским предшественником вятичей на территории бассейна Верхней Оки. Географические границы распространения этой культуры и более позднего вятичского ареала во многом совпадают, как, впрочем, и ряда более древних археологических проявлений. До настоящего времени исторической наукой не выработана единая точка зрения на место ранних вятичей по отношению к мощинской археологической культуре. Долгое время главенствовала точка зрения, утверждавшая, что временной разрыв между роменской (боршевской) культурой вятичей и мощинской (по всей видимости, балтской) составлял не менее двух-трёх столетий, а потому постановка вопроса о какой-либо преемственности представлялась необоснованной и ненаучной. Одним из крупнейших современных специалистов по этой археологической культуре Г.А. Массалитиной был вполне доказательно обоснован тезис об отсутствии генетической преемственности между мощинской культурой и памятниками боршевского типа: «К этому склоняет выявление ошибочности оснований для такого вывода и наличие более чем 300-летнего разрыва между древностями обеих культур» (Массалитина, 1994). До недавнего времени почти доказанным считалось, что время существования мощинской археологической культуры в верховьях Оки было ограничено II–V вв., а потому она не может быть никак связана с роменско-боршевской культурой вятичей. Хронологический разрыв между ними полагался непреодолимым. Особенно говорящим был ярко выраженный разрыв между археологическими находками мощинской культуры и первыми славянскими артефактами: развитое производство железа, характерные фибулы, лощёная керамика, бронзовое литьё и неплохой уровень ювелирного дела мощинцев (их выемчатые эмали в XIX – начале XX вв. довольно часто принимали за готские и египетские изделия) явно не походили на поделки первых славянских поселенцев (Болдин и др., 1999). Грубость и относительная примитивность славянских орудий, керамики, прочих находок наряду с отсутствием следов хронологически близких мощинских и ромено-боршевских поселений представлялись явными доказательствами отсутствия контактов и, тем более, какой-либо преемственности. Впрочем, к иным выводам, из-за отсутствия необходимых материальных доказательств, прийти было тогда, по всей видимости, нельзя. В последние годы гипотеза о возможности прямого взаимодействия двух этносов, проживавших в разное время на одной территории, получила новое подкрепление: «после обработки керамических коллекций с верхнеокских памятников роменской культуры IX–X вв. появились свидетельства о сохранении традиций мощинской культуры в их керамическом комплексе» (Воронцов, 2011). Конечная датировка ряда мощинских поселений отнесла их уже не к V в, а к VI–VII вв. (Краснощёкова, Красницкий, 2006). Такого рода находки стали косвенным аргументом, подтверждающим гипотезу «об участии носителей позднемощинских традиций в формировании славянского населения Верхнего Поочья» (Воронцов, 2011). Помимо прочего, лингвистические исследования позволили выявить здесь наличие ярко выраженного верхнеокского субареала балтской гидронимии, что также является весомым доводом в пользу возможности межэтнических контактов вятичей и мощинцев, ибо передаваться иноязычные наименования водных объектов в те времена могли лишь изустно (ввиду отсутствия письменной фиксации). Дополнительным доводом может служить отсылающий к проживавшим там вятичам и мощинцам верхнедонской «локус балтийской гидронимии, обнаруженный в самое последнее время» (Топоров, 2000). Таким образом, значительно возросла вероятность продолжения существования небольших мощинских поселений вдали от разрушенных городищ, на берегах небольших рек и ручьёв верхнеокского бассейна. Данная гипотеза позволяет дать достоверное объяснение факту отсутствия у вятичей традиций изготовления знаменитых мощинских лощёных керамических изделий и художественных украшений, сохранение которых было бы более вероятным внутри более крупных и населённых поселений. В то же время погребальные обряды, в отличие от приёмов и навыков производства, естественным образом сохранились гораздо лучше в силу своего широкого распространения в поселениях всех масштабов. Именно их могли частично позаимствовать пришедшие на эти земли славяне, позже ставшие вятичами.

Согласно современным представлениям, вятичи являлись носителями одной из ветвей роменской (ромено-боршевской) славянской археологической культуры, научно выделенной в середине XX в. (Ляпушкин, 1947). К числу её носителей также относятся другие восточнославянские группировки – радимичи и северы (северяне). Истоки собственно роменской культуры по-разному трактуются разными специалистами. Наиболее древней из участников этого триединого культурного сообщества общепризнанно считаются северы (северяне), что подтверждается более высокой плотностью их населения и многочисленностью археологических памятников. Были и иные мнения, обосновывающие общее движение славян-колонистов с севера на юг, что в настоящее время не является ведущим трендом, хотя данные о наличии «неюжных» признаков у различных географически южных восточнославянских группировок ценны и должны быть отмечены (Третьяков, 1970). Таким образом, данные, полученные археологами, наводят на мысль о существовании южных и западных маршрутов первоначального расселения славян в бассейне Верхней Оки.

Не на пустом месте существует версия о том, что «приокские» и «вятские» вятичи являются если не двумя ветвями одного племени, то по крайней мере родственными народностями, и что пришли вятичи на Оку из района реки Вятки. Считается, что фатьяновцы были поглощены абашевскими племенами, а окончательную точку в истории фатьяновцев поставили племена дьяковской культуры. С середины I тыс. н.э. дьяковская культура приходит в упадок и за несколько веков исчезает, причем без признаков насилия извне. А какое могло быть насилие, если они были родственны со славянами – вятичами и кривичами? Просто у родственных племён появились самоназвания и некоторые различия в языке, быте, украшениях, похоронных обрядах и т.д.

Коснёмся немного других археологических культур, обнаруживаемых на территориях Московского края. Одна из них – абашевская. Это культура бронзового века II тыс. до н.э. Ареал распространения – преимущественно лесостепи (отдельные могильники встречаются и в лесной зоне) Восточной Европы от Северского Донца на западе до междуречья Урала и Тобола на востоке, на юге – с выходом в степь до излучины Волги и Дона. Носителей абашевской культуры относят к индоевропейцам. Хронологически в развитии этих культур намечены три этапа: 1) протоабашевский; 2) раннеабашевский (отсутствие широких контактов с представителями срубной культурно-исторической общности); 3) позднеабашевский (наличие значительных контактов со срубным населением). Поселения располагались, как правило, по берегам рек, на возвышенных мысах, на дюнах. В бассейне Дона и на Южном Урале раскопаны довольно большие по площади поселения с мощным культурным слоем, в основном неукреплённые, иногда окружённые рвами. Жилища и производственные постройки могли быть наземными, слабо углублёнными, реже земляночными и полуземляночными… Погребения, от одного до нескольких, совершались под круглыми или овальными уплощёнными насыпями. В Подонье и в Самарском Поволжье известны захоронения в более ранние курганы, а также в грунтовые могильники. На Средней Волге и Оке курганы иногда окружались кольцевыми ровиками и столбовыми оградами, в Южном Приуралье сооружались каменные ограды.

Подчеркнём, что поселения абашевцев и их захоронения в курганах напоминают славянские. Отметим и связь абашевцев с фатьяновцами: «В центре Русской равнины выделяется пласт протоабашевских древностей, относящихся к средне бронзовой эпохе. Его формирование происходило во взаимодействии южных культур ямно-катакомбного круга и северных – области боевых топоров и шнуровой керамики» (энциклопедия «Всемирная история»). Абашевские племена, по мнению археологов, имеют прямую связь с фатьяновскими.

В последнее время появляются всё новые и новые данные по изучению ДНК носителей археологических культур на территории нашей страны. Так, самые древние представители гаплогруппы R1a в Восточной Европе найдены в культуре Веретьё (Архангельская и Вологодская области) – возраст культуры около 11 тысяч лет, это первая культура после таяния ледника. Мезолитическая культура Веретье (Веретьё) – археологическая культура эпохи мезолита (9 тыс. лет до н.э.), локализованная на юге Архангельской области и севере Вологодской. Выделена она в 1983 году С.В. Ошибкиной на основе археологических исследований стоянки Нижнее Веретье, проведённых в 1978-1980 годах. Наиболее примечателен среди этих находок мужчина культуры Веретье, живший около 10785–10626 гг. до н.э. на мезолитической стоянке Песчаница (озеро Лача, Каргополье). Он имел мужскую гаплогруппу R1a5-YP1272. Там же была найдена и женская митохондриальная гаплогруппа U4 (середина IV тыс. до н.э.). Теперь человек из Песчаницы является самым древним известным носителем гаплогруппы R1a (до этого самым древним был охотник-собиратель со стоянки Васильевка-3 в нынешней Днепропетровской области, живший около 8825–8561 гг. до н.э.).

А в Карелии найдена на сегодняшний день самая древняя гаплогруппа R1a c датировкой 7265 ± 250 лет назад, которая была обнаружена на Южном Оленьем острове. Таким образом, практически от времени окончания Валдайского похолодания, которое закончилось примерно 8000 лет назад, и далее от Верхневолжской археологической культуры раннего неолита в Верхнем Поволжье и Волго-Окском междуречье (конца VI – первой четверти IV тыс. до н.э.), открытой Д.А. Крайновым в 1972 году, через волосовскою археологическую культуру, через фатьяновскую и абашевскую, вплоть до дьяковской и поздней славянской – прослеживается преемственность родственных племён. Менялись со временем предметы быта, орнаменты, украшения, типы жилищ и способы захоронения, а племена оставались те же самые. То есть древние предки русских жили там же, где до сих пор живут их потомки.