Ректору Селеноградского исторического университета Сонцезатменскому Гало Нимбовичу
от студента второго курса факультета теоретической истории Лучика Александра
ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ
(по форме №4)
Настоящим объясняю причину своего отсутствия на занятиях восьмого октября сего года и, в соответствии с Вашим приказом за номером 233/2299 от четвертого сентября сего года, который затвердил наизусть и готов под ним расписаться кровью, обстоятельно и подробно излагаю состав и мотивы моего такого проступка, равно как логические и нравственные посылки, исходя из которых Вы, Гало Нимбович, сделаете соответствующие, глубоко объективные или даже нелицеприятные в отношении меня выводы.
Уважаемый Гало Нимбович! Считаю своим долгом и первейшей обязанностью, как студент Вашего университета, довести до Вашего сведения факты вопиющего поведения студентов нашего общежития. Накануне восьмого октября, то есть, еще седьмого октября, в среду вечером, я был свидетелем целой серии гнусных внутрикомнатных сцен, совершенных с распитием и курением, что строжайше запрещено всеми Вашими сорока девятью приказами, запрещающими в общежитии это делать.
Уважаемый Гало Нимбович! Особенно возмутительным нахожу поведение комнаты номер 303 третьего этажа. Как я неоднократно уже Вам докладывал, эта комната, начиная с самого первого курса, никогда не дежурит по кухне, а если и дежурит, никогда не выбрасывает мусор, а если и выбрасывает, то не моет плиты и пол, а если и берет в руку тряпку, то наматывает ее на кулак и бьет ей в живот ни в чем не повинных людей. Из-за этого у людей развивается косоглазие и не держатся зубные коронки. Я даже не говорю про то неудобство, что, идя варить диетическое какао или готовить фруктовый суп, я вынужден обходить комнату 303 по второму или четвертому этажу.
Уважаемый Гало Нимбович! Спешу проинформировать Вас, что данная комната и размещенные в ней студенты, фамилии коих я не могу даже написать на одном с Вами, Гало Нимбович, листе бумаги, а поэтому список прилагаю отдельно, вечером седьмого октября в среду, принесли в общежитие толстую пачку денег, которая представляла собой их зарплату за какие-то их работы, выполненные при устройстве фундамента под статую Комбыгхатора, хотя я абсолютно уверен, что никакие работы не выполнялись, а были приписаны им прорабом, с которым они вместе пьют. Сам я, Гало Нимбович, в ужасе содрогаюсь от одной только мысли о том, что их грязные руки или лопаты могут иметь хоть какое-то отношение к историческому имени Комбыгхатора, историчнее которого на Луне нет ни одного человека, кроме, разумеется, Гало Нимбович, Вас. Более того, смею довести до Вас свое мнение, что и нынешнее несостоявшееся открытие статуи Комбыгхатора тоже дело их грязных рук или мыслей.
Уточняю, что пьянка в комнате 303 началась вчера вечером в пять часов пятнадцать минут и к девятнадцати сорока перекинулась на этаж в целом. В настоящее время, к двенадцати часам дня, здесь наблюдаются лишь отдельные очаги, дым сигарет в коридоре почти рассеялся. Исходя из опыта, полагаю, что затишье установилось до вечера. Около четыре часов дня все начнут меня уважать, обещать дружбу, совать деньги и просить сбегать за опохмелом. Объяснительную, почему я отсутствовал на занятиях завтра, то есть девятого октября, в пятницу, обязуюсь предоставить Вам завтра же.
Логические и нравственные посылки к выводу, что единственным оправданием пропущенных мною занятий является повальная пьянка третьего этажа, считаю достаточными, и обещаю, что следующую объяснительную передам Вам точно по графику через Вашу любезную секретаршу Мариночку.
P.S. Список нарушителей прилагаю.
Ректору Г. Н. Сонцезатменскому
от Щ. Тримаранина
Объясняю причины своих прогулов в октябре и на будущее, потому что это всё уже надоело.
Короче, если это дело не прекратится, пеняйте хоть на кого. А у нас всегда аккуратно. Потому как за себя отвечаем. А не хотите – хоть выгоняйте. Только чтобы без этого. Ненавижу до не люблю. Короче, мы тут посовещались и, если это дело будет продолжаться, в университет мы больше ни ходим. Будем объявлять забастовку и сразу отказываемся:
1) планово менять прогнившие трубы отопления и канализации в главном учебном корпусе;
2) перекрывать текущую крышу, а также производить другой текущий ремонт;
3) срочно перекладывать упавшую стену котельной;
4) доперестраивать дачу одного человека.
Короче, доперестраивайте хоть сами.
Короче, всё.
Ректору Селеноградского исторического университета Сонцезатменскому Гало Нимбовичу
от студентки 4-го курса факультета прикладной истории Овиновой О.
ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ
Уважаемый Гало Нимбович!
Отвечая на Вашу просьбу полнее раскрыть содержание моей объяснительной, уточняю, что 8 октября утром мы с подругой вышли из общежития и пошли в университет. В небе светило солнце. Листья клена устилали нам путь. Мужчины на пустыре не было. Собаки тоже. У Комбыгхатора был инсульт. Его заносило в сторону, и три раза в день ему надо было делать укол. Вечером мужчина понес его на прогулку. Я пошла ему в этом помогать. Помогать пошла я, потому что у Лизы возникла слабость и она прилегла на тахту мужчины, и тот накрыл ее пледом. Я видела, как ей трудно спать и не шевелиться.
Комбыгхатор ходил, кренясь набок, как подбитый двухмоторный бомбардировщик, у которого остановился один мотор (так сравнил мужчина). Потому что едва Комбыгхатор терял тропинку, как тут его начинало заносить влево и он принимался ходить кругами, все быстрей и быстрей, пока не падал на передние лапы и не зарывался мордой под листья.
«Что вы делаете? Вы мучаете его. Вы не любите его», – сказала я, когда он схватил меня за руку и не дал подойти к собаке.
«Его? Люблю», – сказал он.
«Это не любовь».
«Не любовь?»
«Не такая любовь», – поправилась я.
«Не такая? А какая такая?»
«Такая. Которая сильнее смерти».
«Смерти? Любовь сильнее смерти всегда. А вот жизнь сильнее любви», – сухо и даже как-то обыденно сказал он.
Комбыгхатор поднялся сам и снова начал ходить кругами. Иногда ему удавалось вовремя перебросить лапы направо, и тогда он делал несколько шагов прямо.
Когда мы пришли с собакой домой, Лиза уже проснулась и домывала в прихожей пол. Она вытерла Комбыгхатору лапы и бросила тряпку передо мной, чтобы я вытерла ноги. В принципе, я не обижаюсь на Лизу. Я сама виновата, потому что многое ей прощаю. В общежитии мы – как мать и дочь. Лиза спит и читает, а я готовлю и убираюсь.
«Идемте в кабинет, – сказал он, когда увидел, что я задержалась в прихожей. – Будем пить кофе».
В кабинете было много книг. Хотя и не так уж много. Много книг было только о Луне.
«Здесь я не держу лишних книг, – сказал он. – Вся библиотека на даче».
На низкий журнальный столик в углу под зеленым торшером он поставил кофейник, блюдце с лимоном и три чашки для кофе. Кресел было лишь два, оба тоже низкие. Он опустился в первое, Лиза плюхнулась во второе, и мне пришлось сесть на стул. Мои колени оказались выше уровня столика, и я видела, что мужчина иногда опускает на них свой взгляд. Я старалась казаться непринужденной, но всегда чувствовала, как он смотрит на них: под коленными чашечками вдруг становилось холодно и хотелось натянуть на колени юбку. Я извинилась и сказала, что мне надо выйти.
Когда я вернулась, они продолжали какой-то свой разговор.
«И эти тоже?» – смеялась Лиза.
«И эти, – отвечал он. – Наши космические собратья по отсутствию разума».
«Ой, – продолжала Лиза. – А нас учат, что никакой второй Луны в мире нет, и мы во Вселенной одни».
«Одни, – сказал он. – Нет. Если бы мы были одни, нас бы не было вообще».
«Ой», – испугалась Лиза.
«Ой. Не пугайтесь. – Он поставил чашку на стол и сцепил пальцы. – Если бы мы были одни… Если бы на всю громадность Вселенной мы были только одни, это была бы настолько малая вероятность существования жизни в принципе, настолько бы эта вероятность стремилась к нулю, что жизни не было бы нигде. В том числе и здесь». После этого он расцепил пальцы. Я в первый раз видела человека, который умел объяснять так просто.
Пока они так общались с Лизой, я рассмотрела его лицо. У него было очень простое лицо. Непростые только глаза. У него были продолговатые глаза, похожие на молодые огурчики. Я сказала, огурчики, потому что в комнате была полутьма, горела только настольная лампа, и глаза не должны были обладать цветом. А они казались зелеными.
Мы пробыли с ним весь день и весь вечер, расстались далеко заполночь, но в ту же ночь я вернулась к нему. Это было уже под утро. Лиза спала на своей кровати в одежде и сапогах, а я не могла отделаться от ощущения, что он меня ждет.
Дверь в квартиру была не закрыта, а лишь прикрыта, и сквозь щелочку я увидела хвост Комбыгхатора. Хвост лежал на коврике и хорошо освещался светом из кухни. Я тихо вошла и легонько потянула за собой дверь. Защелка защелкнулась. Комбыгхатор переложил хвост, освобождая мне путь.
Квартира казалась совершенно пустой, хотя на кухне по-прежнему горел свет, а в кабинете была включена настольная лампа. Тахта была застелена свежим накрахмаленным комплектом белья. Точно так же крахмалят белье у нас в общежитии. Если его разворачивать аккуратно, из него можно выстроить домик и даже залезть вовнутрь. Я отогнула край одеяла и села. Потом освободила волосы от резинки и еще держала резинку во рту, когда он вошел. Он был в банном халате и босиком. У него оказались большие, как ласты, ноги. Я сказала, как ласты, потому что они громко шлёпали о пол. Шлёп-шлёп. Наверно, я очень испугалась, потому что так и не поняла, заметил он меня или нет. А он прошлепал к столу, посмотрел на записку и вдруг выключил настольную лампу.
Зато теперь я могу сказать, что я знаю жизнь. Иными словами, я знаю, что такое есть жизнь. Хотя это не любовь. Я не знаю, что это было точно. Только если он хотел таким образом доказать, что жизнь существует и где-то еще, а не только лишь на Луне, он это доказал. Я поверила.
Ректору Селеноградского Исторического Университета Сонцезатменскому Гало Нимбовичу
от студента первого курса Простаго М. У.
ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ
Прошу считать данную объяснительную записку фактическим моим заявлением с просьбой отчислить из университета по собственному желанию. Причину излагаю.
8 октября я типа отсутствовал на занятиях, так как днем ранее ваш секретарь Марина позвонила в наш деканат и сказала, чтобы весь первый курс как один человек явился на центральную площадь Селенограда для открытия статуи Комбыгхатора при доселе невиданном стечении народа и обстоятельств. Ничего не могу сказать про народ, про обстоятельства же заявляю со всей откровенностью.
8 октября утром я вышел из общежития, а поскольку после ночных разговоров чувствовал в теле слабость, то пошел купить что-нибудь от головы. На углу продавали пиво, я взял сразу три бутылки, а вскоре подошел и троллейбус. Найдя свободное место, я типа начал уже лечиться, но тут надо мной возникла престарелая женщина и сказала, что постоит. Она стояла бы до конца и второй и третьей бутылки, но на уже середине второй я почувствовал себя лучше, а поэтому отдал ей с несколькими глотками. Престарелая вышла, и я видел через окно, как она выливает остатки пива на решетку ливневой канализации. Потом она убрала бутылку в свою холщовую сумку.
Пока я изучал престарелую и пил свою третью бутылку, объявили, что этот номер троллейбуса вовсе не идет в центр, а напротив идет на окраину города, хотя и туда никак не может пойти, потому что центральная улица перекрыта по случаю открытия статуи Комбыгхатора. Троллейбус опустел. Видимо, все ушли на открытие. Я забрался на сиденье с ногами и накрыл себя курткой. Не помню, спал ли я вообще, потому что скоро пиво запросилось наружу, и я последовал его зову. Выбравшись из троллейбуса, я ринулся искать подходящее место, но мимо шло несколько наших ребят и потащили меня с собой. К сожалению, я только на площади понял, что уже больше не могу, а ребята куда-то исчезли.
Из всех доступных мне мест я видел только трибуну и саму статую Комбыгхатора. Она громоздилась на постаменте, накрытая целиком брезентом. Один его край свисал почти до самой земли, но вокруг статуи стояли суровые люди из военных. Такие же оцепляли трибуну.
Спасти меня могли только пустая бутылка да верные кружок товарищей, но никого из наших поблизости не было. Правда, у одного парня были очень знакомые, похожие на вчерашние пельмени глаза, такие же липкие и холодные, и он гулко отхлебывал из бутылки. Но когда я спросил у него бутылку, был определенно не понят, а стоявшие рядом девушки покосились на меня странно.
Я услышал звук смерти. Это трещал мочевой пузырь.
Черный кабель бежал от трибуны к автобусу, и тот возник предо мной как мираж. Подобравшись к нему поближе, я выхватил носовой платок и начал протирать стекла, при этом радостно улыбаясь улыбкой счастливого человека. Один из сидящих внутри телевизионщиков тоже улыбнулся в ответ и даже толкнул соседа, кивая на жмурящегося за стеклом дурачка. Никто не видел, что дурачок уже типа отвинтил пробку бензобака.
Логические и другие посылки к выводу, что всему виной является пиво, считаю достаточными, и поэтому прошу квалифицировать данную объяснительную как заявление с просьбой отдать мне мои документы, поскольку я теперь осознал, что история не является для меня достаточно гуманитарным предметом. Единственною наукой, которая, как я понял, действительно проникнута духом гуманности и гуманизма, является урология. Намерен пойти учиться, а потом заниматься ей на профессиональной основе.
С уважением – ваш бывший студент Простаго М. У.
Ректору Селеноградского исторического университета Сонцезатменскому Гало Нимбовичу
от студентки 1-го курса факультета истории Первой цивилизации Росянки Л. Я.
ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ
Настоящим объясняю причину своего отсутствия на занятиях 8.10.99 г., а также в соответствии с вашим приказом №233/2299 от 4.9.99 излагаю состав и мотивы моего такого проступка, который вообще не считаю проступком и готова доказывать свою правоту где угодно и перед кем угодно, не взирая ни на какие чины, заслуги и звания!
8.10.99 г. я отсутствовала на занятиях вместе со всем своим курсом! Это мы делали по прямому распоряжению нашей больно умной деканши, которой, как мне прекрасно известно, еще утром звонила ваша глупая секретарша Мариночка!
Правда, я и сама хотела сходить и посмотреть, какая будет скульптура, хотя это совершенно никого не касается!
О проекте
О подписке