22.08.2022. Немного редактировал новую повесть. Но глаз уже не цепляется за шероховатости. Нужен свежий сторонний взгляд. Думал недолго, позвонил Натали. Показалось, что она ответила с радостью.
– Добрый вечер, Натали. Извини, что дергаю. Но мне нужно, чтобы кто-то посмотрел мой новый опус. Я заплачу, конечно. Мне важно понять, стоит ли издавать эту повесть, или спокойно положить ее «в стол».
– Добрый вечер, Владимир. Нисколько ни дергаешь, у меня сейчас небольшой провал с заказами. Сижу дома, навожу порядок в квартире.
– А как Лесси и ее парень?
Мгновение помолчала:
– Как бы это аккуратнее сказать… Выгнала она его, но, кажется, они где-то встречаются. Стараюсь не дергать Лесси, не расспрашиваю. Пусть сама в себе разберется. И знаете, такая тишина в квартире… великолепно работалось бы, жаль, нет заказа.
Я лихорадочно соображал, пока она говорила все это. Надо бы помочь, наверняка сидит без денег. Но как сделать, чтобы не обиделась? И редактирование – небольшие деньги, лучше бы предложить перевод.
– Натали, если у вас перерыв в работе, может быть, займетесь переводом какой-нибудь моей книги?
– Наверное, можно было бы. Все-таки, у вас не о столярном деле и не о косточках человеческих. А какую книгу?
– Пока не знаю. Нужно выбрать. Хорошо бы, если вы посмотрели, помогли мне с выбором. Если у вас завтра есть время, я заехал бы к вам, привез к себе и мы вместе просмотрели бы мои изданные опусы.
– Хорошо, приезжайте после обеда. Я буду готова.
После разговора осмотрел все свои изданные книги. Что переводить? Вообще-то, мне практически безразлично, что переводить. Буду ли я пытаться издавать эти книги в США? Дополнительные расходы и не слишком маленькие. Ведь издавать в США книгу тиражом 300–500 экземпляров, как я это делаю во Франции, бессмысленно. Конечно, найдется куча издательств, готовых за мои деньги издать хоть 10 тысяч обычных книг, хоть десяток в подарочном исполнении. Но интересно ли американцам читать книги, связанные с историей Европы, или книги, где действуют типичные европейцы со своими тараканами в голове?
Ладно, посмотрим завтра с Натали, как с относительно опытным редактором.
23.08.2022. Привез Натали к себе. У ее дома снова подвергся внимательному осмотру Лесси. Ревнует она свою маму? Боится, что злой старикашка украдет у нее маму? Или оценивает мою состоятельность? Скорее – последнее.
Всегдашняя проблема: привезти Натали домой, выгрузиться, потом уехать ставить машину на парковку, возвращаться пешком. Или поставить машину на парковку и прогуляться с Натали до дома. Выбрал на этот раз второе. Когда торопишься, кажется – парковка очень далеко, но когда прогуливаешься, называешь встречные улицы, рассказываешь историю XIII округа, время проходит незаметно. Остановились перед дверями моего дома, и я зазвенел ключами. Натали ойкнула:
– Ой, и это вы называете «домиком»? Я живу почти в таком, но в нем пять квартир.
– А как по-другому? Рядом настоящие дома, а этот приютился между ними.
Про пять квартир в доме Натали промолчал.
– Но он, наверное, старше соседей?
– Да, Огюст I строил его в шестидесятые годы, девятнадцатого века, естественно. А все остальное вокруг – это продукт тридцатых, двадцатого века.
Проводил Натали в кабинет-библиотеку, снабдил ворохом моих книг, приготовился отвечать на вопросы. Но она попросила разрешения осмотреть дом – никогда не посещала в Париже собственные дома. Через салон мы проходили, показывать там нечего, в мою спальню, вроде, неприлично заводить. Пришлось открыть комнаты Мари, ее спальню и будуар. Заметил, что она особенно внимательно всматривалась в будуар. А что там смотреть? Пыли, конечно, нет: приходящая женщина этого не допустила бы, но все выглядит неживым. Впервые мне подумалось, что пора бы уже отказаться от мертвого порядка в этих двух комнатах.
Потом поднялись на третий этаж. Там вообще нечего смотреть. Спальни, в которых много лет никто не спал, детские, которые, тем более, пусты десятки лет. Все замершее, какое-то омертвелое. Даже мне стало неприятно. Натали хотела осмотреть и первый этаж, но я твердо заверил ее, что там абсолютно нет ничего интересного, разве если только она хочет перекусить. От этого Натали отказалась, вернулись в кабинет.
Натали посмотрела на пачку моих книг, шутливо схватилась за голову:
– Я это и за месяц не разберу.
Но потом уже серьезно сказала, что с историческими моими повестями и романом уже ознакомилась в Бургундии. Да, там у меня тоже полный комплект моих книг. Решили, что Натали сначала прочитает или хотя бы пролистает мои книги с современными героями и их проблемами, а потом уж решим, что переводить. И совершенно официальным голосом я сказал, что время, затраченное на чтение моих книг, я оплачу из расчета пятьдесят евро за час. На самом деле я сомневался, не маловато ли это, но потом решил, что добавить всегда смогу.
Натали сначала протестовала, говорила, что уж за чтение совершенно ни к чему платить, но я стоял на своем. Сказал, что не могу позволить себе быть эксплуататором. Потом отправился вниз готовить ужин, оставив Натали наедине с моими книгами. К семи позвал Натали на кухню, – не хотелось переносить все в салон – громко провозгласил:
– Кушать подано, мадам! Пожалуйте к столу.
Конечно, я не умею так готовить, как Джон, но стол был украшен. Натали даже сделала большие глаза, ахнула, мол, не ожидала такой прелестный ужин. Главным блюдом была приготовленная в духовке грудинка. Я скромно промолчал, что начал готовиться к этому ужину еще вчера, изучил технологию приготовления грудинки по интернету. Вчера же замариновал отличные кусочки свиной грудинки. Кстати, с маринадом возился долго – кое чего у меня не хватало. Пришлось сбегать в соседнюю лавку за душистым перцем, зеленью. Потом варил почти полтора часа плотно упакованные кусочки грудинки. А сегодня только приготовил ее в духовке в фольге. Не побаивался, что Натали не ест свинину, или вообще вегетарианка – помню, как она уплетала кушанья Джона. Да, кусочек отрезала, похвалила.
После ужина отвез Натали домой, хотя она хотела еще поработать, то есть читать мои опусы. Договорились, что завтра привезу Натали к себе сразу после завтрака, примерно, в восемь тридцать.
24.08.2022. Съездил за Натали, как обещал, рано утром. Оставил ее дома, отогнал машину на парковку, быстренько добрался домой. Натали уже сидит с моей самой первой книжкой, дочитывает ее. Спустился на первый этаж, чтобы не мешать. Но минут через двадцать Натали тоже спустилась на кухню:
– Владимир, это книга о вас и о Мари? Вы только поменяли имена, города. Понятно, первые книги обычно о своей судьбе, но почему такой печальный конец? Ведь вы вновь соединились с Мари, а в книге расстаетесь навсегда.
– Видите ли, Натали, я начал писать эту повесть, когда Мари только заболела. Начало вполне радостное, или хотя бы не грустное. Но заканчивал повесть после похорон Мари. Был тогда в отчаянии. По существу, я прощался повестью с любимой женщиной, иного не мог написать.
– Владимир, вы всегда уходите от разговоров о Мари. Но теперь расскажите мне подробнее. Мне это нужно, чтобы понять вашу повесть, оценить ее.
Пришлось рассказывать. Даже не ожидал, что рассказ дастся мне так легко.
– Прекрасные дни совместных прогулок в Ленинграде. Почти внезапное расставание, когда, несмотря на наши заверения об обязательной новой встрече, я понимал, что в Париж мне никогда не попасть. Потом долгие размышления, совет отца выбросить глупые мысли из головы, разговор с мамой; она тихо сказала: – «Если ты не сделаешь все, что можно для встречи с любимой, будешь всю жизнь сожалеть об этом».
Еще несколько дней размышлений, и понял, что за рубеж смогу попасть только на судне. Мама дала немного денег, поехал в Таллин. Случайно познакомился там с опытным моряком. Он рассказал, что получить работу на морском судне совершенно невероятно без официальных характеристик, подписанных дирекцией, партбюро и профкомом. Получить их невозможно, да еще нужно ждать от полугода до года визу. Что это такое, я тогда не понимал. Но вероятно, матрос пожалел меня-желторотого, посоветовал пойти в контору Рыбакколхозсоюз. Там берут без характеристик.
– Не все понятно: партбюро, какой-то рыбацкий союз…
Пришлось объяснять. Продолжил:
– Да, берут без характеристик, без виз, так как желающих работать за такие гроши без заходов в иностранные порты, где можно выгодно купить дефицитное в Союзе западное барахло, слишком мало – сплошные алкаши и бездомные. Меня устраивало все. Пришлось правда пройти месячные курсы, на которых меня чему-то пытались научить, и я отправился в плавание. Несколько недель в море, возвращение в порт для выгрузки рыбы, и снова, и снова в море. В иностранные порты мы не заходили. Три месяца такой работы – начал сомневаться, правильно ли я все делаю.
Но однажды попали в шторм, получили серьезные повреждения и вынуждены были зайти в порт. Ближайшим оказался норвежский Эгерсунн. Сойти на берег никто, кроме капитана, не мог. Но я ночью перебрался по швартовому канату на причал. Счастливо миновал ограждение порта, вероятно, никто ночью и не охранял его, и выбрался в город. Два дня слонялся, стараясь не попасть ни в какие переделки. Как ни странно, удалось обменять в пабе советские рубли на норвежские кроны, так что голодать не пришлось. Выручало приличное, а по местным понятиям, отличное знание английского языка. А потом меня познакомили с каким-то греком или турком. Я так и не разобрался в этом. И он взял меня на свое судно. Взял без документов, юнца, почти ничего не знающего в морском деле.
– В каком-то смысле повезло?
– Да, повезло, в любом смысле. Документы, книжку моряка, он мне оформил через месяц, но выдал на руки еще через месяц. Взял за них двухмесячную зарплату. Именно тогда я изменил свою фамилию. На этом контрабандном судне я и познакомился с Джоном. Через полгода устроился на другом, более приличном суденышке, потом еще на одном. В 1978 году, когда мы были в порту Гавра, сошел на берег. Сошел, оставив на судне все, кроме денег и документов, и сел на автобус до Парижа. Двести километров до Парижа провел в волнении: вдруг у Мари что-то изменилось, вдруг она вышла замуж, вдруг у нее имеется жених. Тогда мы не знали понятие «бойфренд».
Адрес я знал, Мари дала его мне еще в Ленинграде. В Париже таксист привез меня прямо к дому Мари. Долго ждал, ходил по улицам Симоне и Жерар, не осмеливался позвонить в дверь. Дождался, Мари вышла в магазин.
Натали не прерывала меня, слушала, как сказку, хотя почти все это было в прочитанной ею книжке. Но тут прервала:
– И они женились, и долго жили совместно в любви и радости.
– Не смейтесь, Натали. Любви было много, но радости… не часто жизнь радовала нас.
– Но вы женились, получили очень приличный дом, земли, деньги. Что еще нужно?
– Не так, все было не так. Я радовался – Мари ждала меня, Мари любит меня. Но она прекрасно знала характер деда, не говорила ему ничего, боялась, что увезет в Бургундию. Открылась, в слезах, только бабушке Элизе. Она нам и помогла. Нашла опытного адвоката, заплатила приличные деньги, и тот добился проведения законного обряда в мэрии. А потом я получил нормальные французские документы. Мари пришла со свидетельством о браке к деду, но тот разорался, сказал, что навеки забудет ее. Жить мы стали на крохотной съемной квартирке. К тому времени я уже работал в строительной фирме разнорабочим. Получал хоть какие-то законные деньги.
– Но Мари помирилась с дедом?
– Нет, с дедом она не мирилась, но бабушка, она еще была жива, иногда тайком от деда приезжала к нам, давала Мари деньги. И однажды привезла с собой Огюста. У нас уже родилась к тому времени наша крошка Софи. Прадед всмотрелся в правнучку, заявил, что она типичная Ролен, и он ее очень любит. В результате нам с Мари отдали третий этаж.
– Но в книге вы расстаетесь с женой.
– Да, так и было. Я не бросил работать, хотя Огюст предлагал мне участвовать в делах по виноградарству, даже продвинулся, стал бригадиром. Все было хорошо, но наша малышка в начале 1981 года заболела и умерла. Врачи сказали Мари, когда она родила, что другого ребенка у нас не будет. Морально стало очень тяжело. Мы отдалились друг от друга, и когда я сказал, что уезжаю в Англию, Мари не протестовала. Вот это я и хотел показать в повести: только отчуждение заменил расставанием навсегда – символом смерти.
– Но в жизни было не так?
– Да, мы это все преодолели. Но я не буду сейчас рассказывать. Давайте лучше займемся книгами.
Натали ушла наверх, а я остался на кухне, опять не хотел мешать ей. Но обед я не готовил, просто пошли в соседний ресторан и там посидели часок. Метрах в 120–150 от моего дома не меньше дюжины ресторанов. Кафе тоже много. А после обеда Натали снова села за вторую книгу. В ней я уже был несколько завуалирован. Перед ужином Натали по-деловому критиковала мой опус. В основном, – за излишние бытовые подробности. Может быть, не случайно официальные критики предъявляют мне в первую очередь именно этот недостаток – слишком большое желание сделать текст как можно более правдоподобным. Во время ужина в очередном ресторане расспрашивал Натали о ее последней книге, то есть о последней редактированной книге. Отвечала не очень охотно, но отвечала.
29.08.2022. Выбрала, наконец. Натали выбрала для перевода мою первую повесть. Утверждает, что она «настоящая». Не знаю, что она под этим понимает, но мне все равно. Ведь пригласил ее только для того, чтобы иметь возможность помочь финансово. А может быть, все не так? Может, мне хочется видеть ее каждый день, разговаривать, обедать и ужинать вместе? Черт его знает… сам ничего не пойму в себе.
Не уверен, что правильно сделал, так подробно рассказав о Мари, о нашем знакомстве, нашей любви. Хорошо, что хоть не начал описывать нашу совместную жизнь, почти тридцать пять лет спокойной семейной жизни, когда мы остались одни, без Элизы и Огюста V. Вряд ли интересно было бы выслушивать повествования о тихом времяпровождении, неприятны были бы ей – тяжело работающей, воспитывающей в одиночестве дочь, – картинки безмятежной жизни молодых рантье. Жизни в Париже и Бургундии, два или даже больше раз в году прерываемой путешествиями по Европе. Да и мне эти воспоминания о наших поездках теперь не очень хочется ворошить. Хватит бередить душу.
24.08.2022. Два дня я погружена в «мир Владимира Рожкофф». Да, это книги о нем самом. И пусть ему то тридцать, то пятьдесят, а в одной книге он, по-моему, раздвоился: одновременно и мужчина лет пятидесяти, и дама тридцати пяти лет. Но везде я слышу его голос, его интонации. Интересно, в книгах, написанных от имени женщин, тоже он прячется за фигурой героини? Пока этого не знаю, не дошла до них. Честно говоря, мне пока нравится только первая его повесть, где он и не пытается спрятаться за кого-либо. Нравится открытостью, интересом к жизни, а в конце – искренним горем. Скорее всего, я буду рекомендовать именно эту повесть к переводу. Но подождем его дамские романы.
Так и не решила для себя, что за отношения между нами. Это отношения писателя и редактора? И только? Или он здесь прячется за литературные отношения? Как он относится ко мне, как женщине? Может быть спровоцировать его на большую близость? А нужно ли мне это, не отпугну ли этого чрезмерно осторожного «мужчину зрелого возраста»? Сегодня во время обеда в ресторане просто пытал меня вопросами о моей последней работе. Изучает, как редактора, или не хочет отвечать на мои вопросы; ведь, чтобы не повисло молчание, я снова начну расспрашивать о семейной жизни. Меня это действительно интересует.
29.08.2022. Сегодня я ничего не читала. Сидела в кабинете Владимира, размышляла. Женские книги откровенно слабые, ничего он не понимает в женской психике. Историческими повестями или романом можно было бы заинтересовать американских издателей, но Владимир почему-то против. И я официальным тоном представила Владимиру свое мнение. Он довольно долго хмурился:
– Может быть, не стоит? Очень уж повесть личная.
– Но я не нашла у вас ничего не личного. И повесть мне нравится. Думаю, она понравится и американкам, особенно среднего возраста. Но, конечно, придется выбросить, заменить, многие понятия и выражения, которые просто будут непонятны в Штатах. Это не слишком трудно. Я готова взяться за перевод прямо с этой недели.
Согласился. Потом показал мне какой-то листочек, в конце которого была написана сумма 2500 евро.
– Я все тут подсчитал, вроде так. Но если вы считаете, что нужно больше, я добавлю.
– Нет-нет, это даже много за неделю работы. Да и не работа это была. Я с удовольствием читала ваши книги.
Владимир сразу же проставил на чеке сумму и подписал его. Пришлось взять. Жаль, кажется, этот этап мы прошли, теперь не будет совместных походов в ресторан, вечерних обсуждений прочитанного. Перевод я буду делать дома.
А дома Лесси с ехидством спрашивает:
– Все, кончилось твое приключение? Ничего не добилась. А жаль, ушла бы ты к своему старичку, я осталась бы полной хозяйкой квартиры. Где я еще такую смогла бы найти за эти деньги?
Неужели она права? Неужели нужно было думать не только о книгах, но и о том, чтобы приручить (мерзкое слово) к себе Владимира?
О проекте
О подписке