Читать книгу «Российская коррупция» онлайн полностью📖 — Александра Кирпичникова — MyBook.

Взятка как историческое наследие

Искони веков, от Рюрика до наших дней, богата была Русь взяточниками.

Н. Г. Чернышевский

Взятка известна всем государствам. Ее корни уходят в глубь веков. О взяточничестве судей говорится и в Моисеевом законодательстве, и в знаменитых ХII таблицах Древнего Рима. Не могла остаться в стороне и Русь.

Взятка – явление не только древнейшее, как проституция, но такое же непременное и вечное. И, как каждое вечное, она носит одежду своей эпохи и меняет ее, когда приходят новые времена.

Еще в Древней Руси опухоль взятки начала разъедать быт и нравственность народа. Княжеская власть следовала примеру Византии. Там чиновникам не платили жалованья – их услуги оплачивали подданные империи, император предпочитал содержать своих наместников за счет населения. И на Руси власть, не имея средств на содержание воевод, судей и их помощников на местах, давала им возможность кормиться за счет подвластного населения. Следы такого порядка сохранила пространная «Русская Правда», где определены размеры корма вирнику (сборщику виры – денежного штрафа за убийство) с отроком (слугой): по две куры на день, а в среду и пятницу – по сыру, по семь хлебов в неделю, пшена и гороху – по семь уборков, соли – семь голважен и семь ведер солоду. В других случаях древний закон определяет: «а хлеба и пшена по скольку могут ясти» или «а корму им имати себе и конем довольно». Уже с древнейших времен такой корм выплачивался как повинность, но княжеским чиновникам нужен был не корм, а деньги. Должность стали рассматривать как доходную статью.

Летопись XIII века сообщает, что, когда митрополит Кирилл покинул разоренный монгольским войском Киев и отправился на север во Владимир, он, «проходя грады и веси, по обычаю своему учаше, наказуяше, исправляше», везде проповедовал против «мздоимства, чародейства и пьянства». Это первое известное нравственное осуждение взятки. В 1262 году сербский архиепископ Савва прислал митрополиту Кириллу византийский сборник православных канонов – Кормчую книгу, которую он сам перевел с греческого. Кирилл включил туда положение о том, что священников, дьяконов и игуменов запрещается ставить «на мзде», и в 1274 году Кормчая книга была принята на Владимирском соборе как источник права русской церкви. А в своде законов Псковской феодальной республики – Псковской судной грамоте (XIV в.) княжескому суду предписывается «кунами (мехами. – А. К.) не корыстоваться».

Через двести лет после проповедей митрополита Кирилла ограничение на взятки ввел Великий князь Московский Иван III. В принятом в 1497 году своде законов – Судебнике предписывалось «посулов боярам, окольничим и дьякам от суду и от печалования не имати никому» и чтобы «ищея и ответчик судиям и приставам посула не сулили в суду». Об этом было велено «покликать по торгам во всех городах Московской и Новгородской земли».

В 1547 году его юный внук Иван IV провозгласил себя царем и на Лобном месте объявил московскому народу, что все обиды, разорение и тяжкие налоги произошли от неправедного боярского лихоимства и непомерного сребролюбия. Сребролюбие было прямым – в посланиях к князю Андрею Курбскому царь вспоминал, что во время его малолетства и боярского правления бояре растаскивали из дворца серебряную посуду, часть ее оказалась у князя Ивана Шуйского с перечеканенными вензелями.

Еще в период боярского правления жителям городов и сел разрешили самим ловить, судить и казнить воров и разбойников. Общины начали получать откупные грамоты, дававшие им право избирать из своей среды старост и судей. С предоставлением общинам права собственного суда особым царским указом была установлена ответственность выборных судей. Сразу же взятка стала тяжким преступлением, караемым смертной казнью и конфискацией имущества. «А учнут те выборные старосты и целовальники судить непрямо… и посулы и поминки имати и нашего царского и земского дела по нашему крестному целованию не учнут беречи и правити не по нашему уложению… и тех судей и целовальников казнить смертной казнию без отпросу, а животы (имущество. – А. К.) их и статки (наворованное. – А. К.) взяти и раздати истцам, а достал (остатки. – А. К.) тем людям, кто их доведет».

В 1550 году был принят новый Судебник. В отличие от прежнего, великокняжеского Судебник Ивана Грозного не только запрещал судьям брать посулы, но устанавливал, что если судья возьмет посул и обвинит кого-то несправедливо, то на судью возлагается уплата иска, царских пошлин втрое, а пени, как государь укажет. Дьяку, если за посул дело запишет не по суду, угрожала тюрьма, подьячему – кнут. Иван Грозный повелел дьяка, принявшего, помимо обычных взяток, начиненного монетами жареного гуся, вывести на торговую площадь. Царь спросил у палачей, кто умеет разрезать гуся, и приказал сначала отрубить у дьяка ноги по половину икр, потом руки выше локтя и при этом спрашивал: «Вкусно ли гусиное мясо?» – и, наконец, отрубить голову. Эта была первая казнь в России за взятку. Не предусмотрена она была Судебником и не имела цели прекратить поборы, а нужна была, по мнению посланника британской королевы Елизаветы Джильса Флетчера, для другого – снять ответственность за притеснения народа с самого царя.

В 1555 году Иван Грозный издал указ об отмене кормления. Указ применялся не сразу и не повсеместно, и кормление продолжало существовать как средство содержания государевых служащих в городах. Но чтобы воеводы, судьи и дьяки чрезмерно не обогатились и не закрепились у власти в провинции, их назначение ограничивалось определенным сроком, обычно это был год. Для воеводы назначение на двухгодичный срок было знаком исключительного царского доверия. Кормление не только позволяло содержать государевых служащих, но и пополнять казну. Москва не препятствовала насилиям и поборам своих наместников до окончания их службы. А чтобы возвращающиеся из далеких уральских и сибирских мест «откормленные» воеводы не оставили себе слишком много, в конце XVI и XVII веке на трактах выставлялись заставы, стрельцы без стеснения обыскивали воеводские подводы и изымали в пользу казны все, что считали излишками. Некоторых государевых слуг потом ставили на правеж (на дыбу или под кнут) и вымучивали из них всю или большую часть добычи.

Иностранцы, пребывавшие в Москве в царствование Бориса Годунова, рассказывают о том, что если судья был уличен во взятках, то должен был возвратить взятое, заплатить крупный штраф, а имение его отбиралось в казну. Если уличали дьяка, то ему на шею вешали мешок со взяткой, будь то деньги, или мех, или рыба, возили по городу и секли, а потом отправляли в ссылку. Но иностранные наблюдатели отмечали, что взяточничество от этих суровых мер не уменьшилось, только взяточники стали более осторожными: во избежание подозрения просили прикреплять подарок к образу в доме, или на Пасху при христосовании судьям всовывали деньги вместе с яйцами.

В начале царствования второго Романова колоссальным влиянием на молодого царя обладал его воспитатель, боярин Борис Морозов. От имени Алексея Михайловича он управлял государством. Чтобы упрочить свое влияние на царя, он женил его на дочери дворянина Ильи Даниловича Милославского, а сам женился на ее сестре. Милославский стал боярином, для него были построены палаты в Кремле рядом с царским дворцом. Новое положение открыло царскому тестю путь к обогащению через взятки. Было придумано множество препятствий для торговли, и кто приносил боярину наибольшую мзду, тот и получал от него грамоту с разрешением. Можно сказать, что Милославский был первооткрывателем золотой жилы – «взятки за лицензию». На ключевые посты царев тесть стал выдвигать своих родственников. Все они были людьми небогатыми и жадными, а наипростейший путь к обогащению – взятки и воровство.

Особенно отличался на этом поприще глава Земского приказа Леонтий Плещеев, возведенный в чин окольничего. В ведении приказа были «московские разбойные, и татиные, и всякие воровские приводные дела». Плещеев, верша суд, превратил его в инструмент самого наглого вымогательства, и приказ стал, как бы сказали теперь, «мафиозной конторой» под крышей государственного ведомства. Судья не удовлетворялся принятыми подарками, но вытягивал из тяжущихся все, что можно и нельзя взять, и делал их нищими. Для этого он завел целую шайку доносчиков, они выведывали состоятельных людей и подавали ложные доносы, обвиняя их либо в воровстве, либо в убийстве, либо в каком-нибудь другом преступлении. Обвиненных таким образом людей Плещеев отправлял в темницу, там их держали часто по нескольку месяцев, пока его слуги не выторговывали у родных и друзей несчастного деньги за освобождение. Только после уплаты взятки Плещеев освобождал свои жертвы.

Шурин Плещеева, Петр Траханиотов был также возведен в окольничие и поставлен во главе Пушкарского приказа. Под его управлением находились стрельцы, оружейники, приставы, и он подолгу задерживал выплату им ежемесячного жалованья, а потом отдавал половину или того меньше, заставляя расписываться за полную сумму.

Жалобы на окольничих много раз подавались царю, но всякое челобитье разрешали либо Морозов, либо Милославский, и управы на лиходеев народ найти не мог. Тогда в народе порешили самим просить царя о справедливости. Москвичи стали собираться у церквей, и 25 мая 1648 года возвращавшегося из Троице-Сергиевой лавры царя остановила толпа, конь был схвачен за узду, поднялся крик, требовали, чтобы царь выслушал народ, жаловались на Плещеева и Траханиотова, просили их сместить. Царь испугался и обещал учинить правый суд, но подручные Плещеева бросились на тех, кто выступал с жалобами, и стали их избивать плетьми. Толпа пришла в неистовство, в дело пошли камни, и народ следом за царем ворвался в Кремль. Стрельцы с трудом удержали толпу от вторжения во дворец. Взбунтовавшиеся москвичи требовали выдачи Плещеева, Траханиотова и боярина Морозова. Толпа ворвалась в их дома, а также в дома многих бояр, разграбила и переломала имущество. Не найдя скрывшегося Морозова, убили его слугу.

Мятеж продолжался и на следующий день, народ требовал казни ненавистных ему чиновников. Уговоры не помогли, и во дворце решили пожертвовать Плещеевым. Его вывели из Кремля в сопровождении палача. Но палачу не дали исполнить казнь: толпа вырвала у стрельцов вымогателя, его забили насмерть и палками размозжили голову. С убитого сорвали одежду и обнаженное тело волоком потащили по площади с криками: «Вот так угощают плутов и воров!» Ненависть была столь велика, что мертвеца затоптали в грязь, а голову отрубили.

На третий день мятежа царь, чтобы спасти Морозова, решил принести в жертву и Траханиотова. Стольник князь Петр Пожарский был послан отыскать окольничего и казнить. Траханиотов успел бежать из Москвы, но его разыскали и схватили в Сергиевом Посаде. Чтобы угодить толпе, ему надели колодку и водили по Москве, а потом отрубили голову. В центре столицы после полудня начались пожары, погорели Дмитровка, Петровка, Тверская, Никитская, Арбат, немало людей погибло от огня и дыма, многие опились вином из разгромленных кабаков. Пожар стих только к вечеру, когда обезображенное тело Плещеева было брошено в пламя горевшего царева кабака, словно огонь, как языческий бог, только и ждал этого жертвоприношения.

Царь и его тесть Милославский всячески старались ублажить москвичей, стрельцов угощали вином и медом. Алексей Михайлович воспользовался крестным ходом и обратился к народу с речью: «Очень я жалел, узнавши о бесчинствах Плещеева и Траханиотова, сделанных моим именем, но против моей воли; на их места теперь определены люди честные и приятные народу, которые будут чинить расправу без посулов и всем одинаково, за чем я сам буду строго смотреть». Народу были обещаны и другие милости, и царю удалось спасти боярина Морозова.

Московский мятеж 1648 года – единственное в российской истории восстание народа против коррупции и коррупционеров. Этот уникальный бунт закончился народной победой, и верховная власть единственный раз признала свою неправоту и правоту народа. Мятеж оказал непосредственное влияние на принятое в следующем году Соборное уложение, которое действовало более двух веков. В нем был закреплен запрет на посулы судьям. При неправом суде за взятку пострадавшая сторона могла обратить иск против судьи, причем в тройном размере. В этом случае с судьи взыскивались судебные пошлины, пересуд и правый десяток (пошлина с оправданной стороны), которые шли в пользу казны. За принятие посулов судьи должны были сниматься с должностей, думные чины «лишаться чести», а недумные подвергаться «торговой казни».

Уложение наложило запрет на взяточничество не только в суде, но и за нарушение воинской обязанности. Так, если боярин или воевода отпускал ратных людей со службы без царского указа за взятки, то по слову государя он подвергался жестокому наказанию.

В разделе о государевой чести и государевом дворе в Уложении 1649 года указаны разные случаи заговоров против государя, измен и бесчинств. С этой поры узакониваются донос об измене и угроза казнью за недонесение о каком-либо заговоре против царя. Психология доносительства получила правовое основание и оказала колоссальное отрицательное влияние на нравственное состояние общества, послужила одной из основ коррупции, поскольку донос в российском тоталитарном обществе всегда служил важнейшим орудием вымогательства.

Законодательный запрет не мог, разумеется, прекратить взяточничество. В 1654 году Алексей Михайлович издает указ, в котором говорится, что князь Кропоткин вместе с дьяком Семеновым взял с гороховлян (дворян из города Гороховца) за неприписку их к Москве для несения службы 150 рублей. За это царь повелел в Разрядной книге записать, что князь – вор и посульник, а дьяка бить кнутом по торгам. Из указа 1663 года узнаем, что сибирский воевода Василий Голохвастов в своеобразной форме продолжил дело Плещеева. Он отдал «блудных жен» на откуп в корчму, и им велено было наговаривать на своих клиентов – проезжих купцов. Несчастных посетителей дома терпимости, обвиненных в воровстве и разбое, ждала тюрьма. А оттуда был только один путь на свободу – дать выкуп воеводе.

Яростную борьбу со взяточничеством начал Петр I. Указом 1714 года было запрещено получение любого рода взяток и установлено, что взяточник должен быть «весьма жестоко на теле наказан, всего имения лишен, шельмован и из числа добрых людей низвергнут или смертью казнен». Чтобы никто из служащих не мог отговориться незнанием указа, царь повелел объявить его всем чиновникам под расписку и отбирать ее с каждого вновь принимаемого на государственную службу, а для сведения народа прибить на торгах печатные объявления.

Через несколько дней после учреждения Сената царь ввел должности фискалов, в обязанности которых вменил «над всеми делами тайно подсматривать», проведывая и изобличая на суде «всякие преступления, взятки, кражу казны и прочее». При Сенате была введена должность обер-фискала, и он действовал с помощью раскинутой по всем областям и ведомствам сети фискалов. Но никакая тайная полиция не могла удержать от поборов и мелких чиновников, и сановитых, и само окружение императора. Суровые меры не помогали. Александр Меншиков, самый близкий сподвижник императора, обласканный им непомерно, сделанный из пирожников герцогом Ижорским и светлейшим князем, был наипервейшим казнокрадом и взяточником. Как сказал о нем историк Василий Осипович Ключевский, Меншиков был «отважный мастер брать, красть и подчас лгать, не умевший очистить себя даже от репутации фальшивого монетчика». Он окружал себя такими же хищниками, каким был сам, и те обогащались за счет казны и взяток и обогащали своего ненасытного патрона.

Крупный скандал возник в связи с воровством на подрядах для армии. Помимо самого «светлейшего» в нем оказались замешанными именитые вельможи – и сухопутный генерал-адмирал граф Ф. М. Апраксин, и канцлер граф Г. И. Головкин, и еще многие. По результатам расследования на самого Меншикова был наложен денежный начет – около 145 тысяч рублей (которые он так и не внес), Апраксин и Головкин отделались испугом – конфискацией прибыли, а петербургского вице-губернатора Якова Корсакова и двух сенаторов – князя Григория Волконского и Опухтина публично высекли в Сенате кнутом.

В 1720 году Берг-коллегия направила на Урал гвардейского капитана Василия Никитича Татищева. Он был послан для того, чтобы «в Сибирской губернии, на Кунгуре и в прочих местах, где отыщутся удобные места, построить заводы и из руд серебро и медь плавить». Энергичные меры Татищева по открытию новых заводов (один из них на реке Исети положил начало Екатеринбургу), сбережению лесов и основанию двух горных школ вызвали недовольство могущественного клана Демидовых. Никита и Акинфий Демидовы – уральские горнозаводчики – пользовались покровительством самого Петра и были полновластными хозяевами обширного уральского края. В казенных заводах они видели конкурентов своим частным, а в Татищеве усмотрели соперника своей безраздельной власти. Попытки подкупить Татищева не удались, и тогда Демидовы обвинили его в получении взяток.

Слушание затянувшегося дела Татищева состоялось в Сенате в 1723 году. Было решено: за то, что Демидов «дерзнул Его Величество в неправом своем деле словесным прошением утруждать», взыскать с него штраф – 30 тысяч рублей. Тут горнозаводчикам не смог помочь даже сам Меншиков, боявшийся расследования дела об изготовлении фальшивой монеты на Невьянском заводе, ибо при дворе было известно, что он покрыл фальшивомонетчиков. Впрочем, Петр смягчил наказание и скостил штраф до 6 тысяч в пользу Татищева «за оболгание». Но и эта сумма была настолько велика, что превысила – и намного – жалованье, которое получил Татищев за все годы службы. Для Демидовых же эта сумма была ничтожной, и своей цели они достигли: Татищев был отозван с Урала.

Многолетнее следствие сумело изобличить в казнокрадстве и взяточничестве сибирского губернатора, князя Матвея Гагарина. Среди прочего его обвиняли в получении взяток за отдачу на откуп «винной и пивной продажи». Сенат приговорил Гагарина к смерти, и Петр утвердил приговор. Сам князь во всем повинился. Он писал царю в просьбе о помиловании: «…И я, раб Ваш, приношу вину пред Вашим Величеством, яко пред самим Богом, что правил Сибирскою губерниею и делал многие дела просто непорядочно и не приказным поведением, також многие подносы и подарки в почесть и от дел принимал и раздачи иные чинил, что и не подлежало, и в том погрешил пред Вашим Величеством…» 16 марта 1721 года губернатор был повешен перед окнами Юстиц-коллегии в присутствии царя, всего двора и своих родственников. Спустя некоторое время виселицу перенесли на площадь перед Биржей и в ноябре с помощью железных цепей останки укрепили на виселице. Так Петр устрашал.

 







 

















1
...