Парня звали Олег. В темноте Нина его плохо разглядела, но, кажется, он был недурен собой – стройный, светловолосый, улыбчивый. Он о чем-то болтал с Ниной, она невпопад отвечала, глядя, как огни фар выхватывают проплывающие мимо деревья и редкие постройки. В открытое окно машины лился коктейль местных запахов; за деревьями темным провалом виднелась прибрежная полоса, а за ней угадывалось море с блестками волн, над которыми висела огромная желтая луна.
Было уже поздно, но о сне не хотелось и думать. В ее голове и теле стучали ритмы турецких плясок, она всей грудью вдыхала ароматы ночи и была почти счастлива.
«Хочешь, пойдем, искупаемся?» – предложил Олег. Нина и не заметила, как они доехали. Расплатившись, они вылезли из такси; машина скрылась, а они остались на узкой дороге под темными платанами. В одной стороне была ее гостиница, в другой – его; вбок и вниз отходила гравийная дорожка к морю. Олег взял ее за руку, полуобнял за плечи. «Смотри, какая ночь. Вода сейчас как парное молоко. Пойдем, окунемся», – сказал он, с улыбкой заглядывая ей в глаза. Возвращаться в опостылевший номер ей в самом деле не хотелось, а хотелось шалить, хулиганить. «У меня с собой нет купальника», – сказала она со смехом, сама не веря, что это она говорит – что все это происходит с ней. «А у меня нет плавок», – с таким же смехом ответил Олег.
Они действительно окунулись – на минуту. А потом долго занимались любовью на оставленном кем-то лежаке. Над головой было черное, южное, усыпанное звездами небо. Планки лежака врезались в ее едва зажившую спину, море плескалось в двух шагах, и в ритм с прибоем в нее входил мужчина, которого она знала всего полчаса. «Сумасшедшая, развратница», – сказал ей голос совести, но этот голос быстро умолк. Что могла противопоставить совесть южной ночи, морю и дикой, без всяких стеснений, любви на лежаке?
Нине было хорошо. Сначала было просто приятно – все вместе: и вид звездного неба, и теплый ветерок, и объятия мужчины, кожа которого была соленой от морской воды. Голова ее была пуста, она отдалась ритму, который ее новый любовник создавал на пару с прибоем. Потом ей стало не просто приятно – внизу живота, в бедрах и ягодицах возникло какое-то новое ощущение. Сначала слабое, оно стало быстро нарастать. Все ее тело напряглось в предвкушении чего-то небывалого, что должно было произойти в следующую секунду…
Но в следующую секунду Олег со стоном сделал последнее резкое движение и, отпустив ее, пристроился рядом на узкий лежак. Нине было мало, поднявшаяся в ней волна ощущений не хотела спадать. Она ждала продолжения, но мужчина, вскользь поцеловав ее, закурил сигарету и сказал: «Ну, что, идем баиньки?»
Олег проводил ее до ее гостиницы. Он предложил встретиться следующим вечером, сходить куда-нибудь, потанцевать. «А потом – на пляж», – с улыбкой подумала сумасшедшая развратница Нина. Олег еще раз поцеловал ее и исчез в темноте. Проводив глазами красный уголек его сигареты, Нина поднялась к себе. «Как бы узнать его завтра», – думала она, хихикая, когда принимала душ.
Назавтра она проснулась в прекрасном настроении. Все ее тело было как на пружинах, хотелось двигаться, плясать. После завтрака она сходила на пляж, искупалась. Увидев новокузнецких знакомых, весело поздоровалась, сказала, что отлично провела время в ресторанчике на холмах. «Вы прекрасно выглядите. Что с вами случилось?» – простодушно спросил производитель чугунных оград. «Ничего. Просто отдохнула», – рассмеялась Нина и попрощалась с семейством. Отходя, она видела, как супруга чугунного бизнесмена что-то с усмешкой объясняет ему, кивая в сторону Нины.
Нужно было как-то убить время до вечера, и Нина поехала в соседний городок, который славился своим базаром. Кстати, пора было подобрать сувениры для отца и… – и для его Лидии Григорьевны, будь она неладна. Базар был хорош – не базар, а целый город, с бесчисленными секциями-лавочками и немыслимым лабиринтом проходов между ними. Здесь стояла какофония звуков и невероятная смесь запахов – кофе, неведомых фруктов, сладостей и специй, кож, крашеных тканей и горящих печей, где что-то готовилось или раскалялся металл для чеканки, которую мастера творили тут же, на глазах. Русских туристов здесь любили (легко тратят деньги), сразу узнавали, зазывали к себе. В первые пять минут, поддавшись напору смуглых торговцев, которые встречали ее, как близкую родственницу после долгой разлуки, Нина купила какую-то шаль немыслимой расцветки и монисто, сделавшее бы честь любой цыганке. Потом, сообразив, что все это ей совершенно не нужно – дома носить это будет невозможно, – она спрятала кошелек подальше и потом уже только приглядывалась, твердо решив обойти весь базар. В конце концов она купила красивую вышитую феску для отца и вполне безвкусную брошь для Лидии Григорьевны, да кое-какие мелочи для институтских подруг.
Вернувшись в гостиницу и пообедав, она прилегла отдохнуть, чтобы набраться сил для вечернего прожигания жизни. Вместо ужина она ограничилась чашкой кофе и, с трудом дождавшись назначенного времени, вышла к месту встречи у входа в гостиницу – с шалью на плечах и звякающим монистом на шее.
Через полчаса ее веселое, проказливое настроение сменилось недоумением, потом досадой: ее любовник не показывался. Подумав, что, может быть, они не поняли друг друга, и Олег ждет ее на дороге, она побежала на то место, где накануне они высадились из такси. Олега не было. Какая-то другая парочка целовалась под платаном; при виде Нины они засмеялись и, держась за руки, скользнули по дорожке к морю. Выждав еще четверть часа, Нина побрела к себе.
Все обиды и огорчения последнего времени опять навалились на нее. «Что же это со мной? Почему меня бросают? Что я, хуже всех?» – думала она, со слезами на глазах разрывая в клочья ни в чем не повинную шаль.
Она заснула под утро, потом встала разбитая. Ничего не хотелось. Был последний день ее тура, на следующее утро у нее был билет на самолет домой. Это дало ей занятие – собирать чемодан; при желании с этим можно было провозиться целый день.
Однако после ужина она сказала себе: «Черта с два, у меня есть еще вечер». Надев самую короткую юбку, блузку, которая заканчивалась выше пупка, и свое роскошное монисто, она вышла на променад под фонарями, где днем гуляли семейные пары с детьми, а вечером курсировали одиночки, мужчины и женщины, в поисках своего кусочка личного счастья.
Это было унизительно, противно – вышагивать, изображая любовь к прогулкам на природе, в ожидании, что какой-то представитель мужского пола подойдет, заговорит. Мимо шли такие же любительницы прогулок, бросавшие друг на друга неласковые взгляды. Быть одной из них для Нины было невыносимо, и только спортивная злость заставила ее пройти весь променад три раза из конца в конец.
Она уже была готова сдаться, когда с ней заговорил какой-то парень. Невысокого роста, чернявый, вертлявый, он ей совсем не понравился, но выбирать не приходилось. Парень назвался Жорой; судя по выговору, он был откуда-то с юга: из Ростова или с Украины.
Они поболтали о том о сем, без большого энтузиазма. Жора оживился, когда услышал, что Нине на другой день уезжать. «Это надо отметить, отметить!» – настаивал он радостно. Он не мог пригласить ее в свой номер – у него был сосед, – так что оставалось ей пригласить его к себе. Ей эта мысль не нравилась – ей вообще уже ничего не хотелось, – но нужно было доводить начатое до конца.
По пути Жора прихватил в баре бутылку самого дешевого вина. В номере они разлили вино в толстые гостиничные стаканы, выпили. Говорить было не о чем, и Нине хотелось поскорее со всем покончить. «Я пойду в душ, сейчас вернусь. А ты ложись», – без всяких церемоний объявила она, уже не удивляясь своему поведению.
Когда она, завернутая в полотенце, вышла из душа, представитель мужского пола по имени Жора уже лежал в ее постели. Они допили вино. Инстинкт громко говорил Нине, что не стоит ей ложиться с этим Жорой, но из какого-то злого упрямства она легла.
Инстинкт не ошибся, ничего хорошего в этом не было. Жора был ей неприятен. Ничего похожего на давешнюю ночную пляжную любовь с Олегом – ни звезд, ни прибоя и никаких захватывающих ощущений в ее теле. Ничего. Кроме того, ее скоро почему-то стало клонить в сон, и она отключилась, даже не дождавшись конца Жориной возни.
Пробуждение было скверным. У Нины болела голова, но хуже было чувство, что она совершила какую-то серьезную ошибку, за которую ей придется платить. И она тут же убедилась в этом: ее чемодан был распахнут, вещи валялись кругом, сумочка вывернута наизнанку. Ее обокрали. Чернявый Жора с юга был гостиничным воришкой, который обирал одиноких дамочек, ищущих приключений. Что-то подсыпал ей в вино и обокрал. Он учел то, что ей нужно было уезжать, и у нее не было времени его разыскивать, поднимать скандал. Нина закрыла лицо руками и застонала от унижения и стыда.
Однако до отъезда оставался всего какой-нибудь час, и стонать было некогда. Слава Богу, Жора не забрал ее документы и билет на самолет – очевидно, хотел, чтобы она улетела. Он даже оставил ей двадцать долларов – на автобус до аэропорта.
Уже сидя в самолете, Нина никак не могла прийти в себя, была как оглушенная. Все случившееся было так на нее не похоже, не из ее жизни. «Вот уж, действительно, съездила за границу. Сменила обстановку», – подумала она и вдруг вспомнила дурацкое монисто. Жадный Жора прихватил его с собой. Почему-то мысль об этом показалась ей такой смешной, что она истерически расхохоталась на весь салон, вызвав удивленные взгляды пассажиров и озабоченность стюардессы.
Прилетев, она сразу вышла на работу, постаравшись вычеркнуть Турцию из памяти. Игоря она не встретила – тот за это время перевелся в другое подразделение компании. Видно, и ему расставание с Ниной далось не очень легко и не хотелось с ней каждый день видеться. Впрочем, Нина обнаружила, что ее это уже не так волнует – чувства притупились, все как-то отдалилось, можно было жить дальше.
Но за турецкие приключения ей предстояло заплатить еще раз. Сначала она не обращала внимания на появившиеся неприятные симптомы, но через неделю была вынуждена обратиться к врачу. Анализы подтвердили: треклятый Жора – или романтический Олег? —наградил ее неприличной болезнью. На Нину будто потолок упал. Врач успокаивал ее: «Ну что вы, дорогуша, так убиваетесь? На вас прямо лица нет. С кем не бывает? Поверьте, это пустяк, это лечится. Через две недели будете как новенькая». Нина не могла объяснить циничному балагуру-врачу, в каком ужасе она была, как противна сама себе.
Она прошла курс лечения, потом обратилась в другую, платную клинику и, хотя анализы говорили о полном выздоровлении, настояла на повторном курсе.
Теперь Нина была уверена, что уже никогда ни с одним мужчиной иметь дел не будет, на личной жизни был поставлен жирный крест. «Просто это не мое, – сказала она себе. – Сколько еще нужно доказательств? Кому-то – все эти фигли-мигли, кому-то – профессия. Мое дело – профессия, карьера».
А скоро ее захватили другие, связанные с отцом события, и ей пришлось надолго забыть о своих переживаниях.
Бесплатно
Установите приложение, чтобы читать эту книгу бесплатно
О проекте
О подписке