Отзывы на книги автора «Александр Иличевский»

Так вышло, что новые, революционные, «мыслящие» мировые деньги обрели сознание 32-летней женщины Марии Тихомировой. Она была весёлой, жизнелюбивой женщиной. Таким же характером теперь обладают и азио.
"Выход в деньги" Андрей Рубанов

Сборник "Время вышло",  выпущенный  Альпиной под занавес прошедшего года включает тринадцать рассказов о будущем от современных российских писателей. Как чаще всего бывает со сборниками, оценивать в совокупности  почти то же, что выводить температуру в среднем по больнице, правильнее будет коротко рассказать о каждом.

В абсолютном большинстве случаев это антиутопии, но открывает сборник обаятельная и духоподъемная утопия "Выход в деньги". На языке сегодняшних финансистов это выражение означает обналичивание активов, выведение средств из действующих проектов и со счетов, у Андрея Рубанова, однако, все буквально.  Рассказ о средстве консолидации нового человечества, построенный в форме энциклопедической статьи о создателе новой валюты азио Азе Иванове, который наделил разумные деньги добротой и оптимизмом любимой женщины. Честное слово, я не отказалась бы жить в таком мире.

"Двадцать два" Сергея Шаргунова - а вот это о том, как все стало плохо. Последствия нового вируса разладили что-то в механизме сопротивления старению и средний срок человеческой жизни равняется теперь двадцати пяти годам. Соответственно ускорились все циклы и нужно как-то учиться жить в режиме бабочек-поденок. А надо ли?

Герой "Края, где сбываются мечты" Германа Садуллаева всего лишь хотел перечитать книги  писателя Самохина, которого любил в детстве. Он не знал, что месяц назад самохинские сочинения признаны были экстремистскими, и соответственно, в экстремизме обвиняются теперь его читатели.

В "Смене" Эдуарда Веркина описание одного дня инженера чел..., простите, нечеловеческих душ Арсения, дипломированного зоолога,  концертирующего пианиста, специалиста по европейской поэзии и российскому Серебряному веку, который работает с Флоэмой. Нет, я не буду объяснять, кто это, Веркин моя давняя любовь и жаль, что теперь мало пишет, но он по-прежнему прекрасен.

Образ математика, сдавшего часть вычислительных мощностей своего мозга в аренду некоей могущественной корпорации, сквозной для Александра Иличевского, в "Соснах у медвежьей реки"  появляется снова. Читать Иличевского ради сюжета излишний и неоправданный оптимизм, но высокая поэтика неотъемлемая принадлежность его текста, и никто, как он, не хорош с пейзажной прозой.

Александр Снегирев в ерническом и довольно привычном для себя амплуа рассказчика-приятель-которого-очень-обеспеченный-человек."Человек будущего" саркастический взгляд на "новое опрощенчество" хипстеров, которые декларативно ратуют за экологию, не отказываясь пользоваться ни одним из достижений цивилизации.

"Планета жирных котов" Александра Пелевина по-хармсовски абсурдистская окрошка из тоталитаризма. спецслужб,  инопланетной экспансии, питательной биомассы, невыполнимой миссии, пятидесяти оттенков серого и астероида-убийцы.

Герой "Кадрилей" Алексея Сальникова сетевой инфлюэнсер средней руки меняет убеждения как перчатки в соответствии с прогнозами экспертов, и раз за разом попадает пальцем в небо. Пока не оказывается вынужденным принять участие в протестной акции, которая многое в его жизни изменит.

Будущее "Сучьего потроха", в котором муниципальные структуры присваивают право решать, собак какого размера  позволено держать гражданам, а всех, кто сверх лимита, изымать и уничтожать. Грустная и страшная реальность, Дмитрий Захаров не самый большой  оптимист, здесь превзошел себя по части мрачности, а постоянная для него нота ответственности за прирученных звучит осипшим надрывным хардкором.

"Устав, регулирующий и уполномочивающий вещи и явления (выдержки)" от Ксении Букши вещь, с которой без поллитры не разберешься, впрочем и с ней вряд ли. Ксения как-то заметила, что неплохо бы освоить дискурс по Локану, чтобы уже с полным основанием потрясать читателя  витиеватостью мысли, так вот - это покруче любого Локана будет.

Прозрачный "Реликт" Вадима Панова в котором Бог, воплощенный прекрасной женщиной приходит, чтобы в очередной раз спасти ленивое и нелюбопытное человечество от окончательного оболванивания корпоративными вурдулаками, и в котором понятно абсолютно все, встречаешь едва ли не слезами благодарности.

"Министерство Благополучия" от Алисы Ганиевой - мир "Черного зеркала" и "Страны качества" Марка Уве Клинга, где соцсетевой рейтинг решает все в жизни обывателя, а пошлость ежеутреннего кофейного порнфуда вменена в обязанность, нарушение которой карается, сообразно проступку.

Завершает сборник "Яхта из чистого золота" Дениса Драгунского. В отечестве победила очередная революция, нынешние олигарх свергнуты, а олигаршата и дети менее богатых, но все же обеспеченных людей отправлены на перевоспитание в места не столь отдаленные. Герой, после отбывания некоторого  срока, должен вести  СЖ (скромную жизнь) в селе Капитаново. Это означает до скончания века поденщина или кормиться с огорода. Но человек, он ведь без мечты не может, и однажды... Хороший рассказ на тему "Революция, ты научила нас верить в несправедливость добра".

Сборник неоднородный и качественно неровный, но интересный и рассказ, который придется по вкусу, найдет каждый.

Как бы вам не было холодно при прочтении названия этой книги – вы сразу обманетесь в своих ощущениях. Она совершенно не про ту самую Исландию, не про мороз и снега, а про раскаленную пустыню, про горячие, как раскаленный песок, воспоминания, про обжигающие флэшбэки и немного о странном герое-биографе-мемуаристе.

Итак, Исландия – это бедный район Иерусалима, точка на крапчатой карте улиц священной земли, где и идет разматывание ленты воспоминаний главного героя Михаила, который пережил фантастическую операцию по вживлению капсулы в мозг. Красиво и метафорично. Да весь роман – одна сплошная метафора, если вы не заметили.

Это что-то из другого мира, казалось бы. Такая проза, которая читается медленно, желательно по слову в день, ведь каждое предложение здесь будто взрыв эмоций и абстракций. Так недолго и мозг на кусочки покромсать и уже не восстановиться.

Книга представляет собой очень влиятельный текст, который воздействует на вас разными способами – если в первой части вас тронут рассказы про печальных бабушек, потом вы встретитесь с призраком, дальше потеряете странного вродесуществующего брата, заскучаете, огорчитесь, заснете, и вновь выудите некий бриллиант повествования, от которого захочется орать во все горло – «ДА! Вот это круто написано! Мне бы так!». У меня не получается сделать сухой четкий обзор) Вы уже заметили, что я пишу в стиле «мой поток сознания – я так вижу»? Просто очень хочу дать вам хоть капельку тех ощущений, что я словила от прочтения романа.

Думаю, сравню-ка я этот роман с творчеством Горького, и не ошибусь. Еще в школе устраивала себе челленджи – томик Максима в день. Хорошо помню свои эмоции. Так вот – близко, очень близко, даже обжигает, как воздух из глубины пустыни.

С каждым днем все радостнее на душе, что я стала чаще выбирать русских авторов, они способны удивлять! И я благодарю издательство Альпина за их склонность к изданию подобных загадочных книг, в которых сюжет притаился «как сон внутри сна».

  Не секрет, что я являюсь приверженцем бытовой физиогномики, и поэтому мне очень важно прежде чем начинать читать очередное художественное произведение хотя бы посмотреть в интернете, как выглядит или выглядел тот человек, чьим мыслям в письменном виде я буду в ближайшее время уделять своё внимание. К выбору книг для чтения и к художественной литературе вообще я отношусь предельно серьёзно, потому что любая прочитанная книга имеет шанс оставить отпечаток в моей памяти, и этот (выражаясь в терминах психологии) импринт может иметь как и положительное для меня значение, так и нет, при этом таких уж прям явно негативных примеров подобных импринтов я вам сейчас не смогу назвать, то есть в большей степени это касается лишь попусту потраченного читательского времени и такая книга быстро забудется, но всё-же в таком подходе, я считаю, есть смысл, потому что для меня очень важно иметь хотя бы минимальное представление о том, что я собираюсь пустить в свой "шерлокхолмовский чердак". И первое, на что я обязательно смотрю, прежде чем начать читать книгу - это на лицо автора - вот почему мне так важно посещать книжные мероприятия, на которых я могу увидеть и услышать автора в живую.

  В декабре 2019 года я посетил московскую книжную ярмарку "Non/fiction №21", причиной посещения которой было желание посмотреть выступление Александра Иличевского, приуроченное к выходу его нового романа «Чертёж Ньютона». С творчеством Александра я знаком уже давно, но по касательной: «Перса» и «Матисс» читал мой родственник, по рассказам которого я сложил о нём впечатление как об авторе, которого мне стоит почитать. Время шло, а повода почитать у меня так и не находилось, и тут я обнаружил, что на книжной ярмарке будет шанс не только приобрести книгу и получить автограф, но и посмотреть-послушать то, что сам автор скажет о своём труде. И уже после встречи, узнав как выглядит и преподносит свои мысли Александр, и то, как он держит себя на публике, я решил, что точно куплю и прочту «Чертёж Ньютона», потому что на меня он произвёл хорошее впечатление рассудительного и спокойного человека, который знает себе цену и отдаёт себе отчёт в том, что большинство посетителей ярмарки между презентацией его книги и в тоже время одновременно проходящей презентацией новой книги Дины Рубиной «Ангельский рожок» выберет Дину Рубину - иными словами отдающего себе отчёт в том, что он не так популярен и востребован, как мейнстримовые современные авторы, при том что он сам является одним из представителей русского литературного мейнстрима. Я хотел об этом сказать вам для того, чтобы с этого перейти к оценке сочинения, потому что читать его интересно будет лишь единицам, и в большинстве своём тем единицам, что уже являются давними фанатами творчества Александра в силу того, что автор абсолютно не старается сделать своё произведение хотя бы как-то привлекательным и конкурирующим так и с книгами других авторов, так и с другими институтами "культурного развлечения". Подтверждением моих слов является, например, то, что с момента выхода книги (декабрь 2019) и до сегодняшнего дня на Лайвлибе добавили в "прочитанное" «Чертёж Ньютона» всего лишь 9 человек (включая меня). Но не только это я могу привести вам сейчас в пример подтверждения моих слов, а то, что существующие на данный момент две рецензии как раз демонстрируют то, о чём я написал выше: первая рецензия описывает положительный опыт прочтения в силу того, что рецензент знаком с творчеством автора, а вторая описывает (насколько я могу судить по рецензии) реакцию читателя, который, как и я, не является давним поклонником автора. И должен вам сказать, что и с первой, и со второй рецензией я могу согласиться, но почему-то же я выбрал "5", а не "2" - вот "почему" я вам сейчас и расскажу.

  Структурно «Чертёж Ньютона» можно называть триптихом, состоящим из трёх неявно разделённых частей. Первая часть является для чтения простейшей из всех трёх - она знакомит читателя с главным героем (alter ego самого автора), и с той темой, что будет раскрываться им в дальнейшем, а именно с темой науки и религии, с тем, как эти две исторически взаимно уничтожающие друг друга области деятельности человека могут сосуществовать друг с другом. И так получилось, что именно эта тема в тот декабрь меня волновала больше всего, потому что приблизительно в то же время я открыл для себя передачи Александра Невзорова и Евгения Понасенкова , которые в них раскрывают свой максимально материалистический взгляд на мир и чуждость, даже враждебность ему диаметрально противоположного (по их мнению) взгляда на мир через призму религии. По их мнению преступно современному человеку, считающему себя образованным, верить в союз науки и религии, потому что большая часть того, что скрывается за обобщающим словом "религия", является полностью противоположным и исторически карательным в отношении научного мировосприятия. В подтверждение своих слов они приводят свежую новостную сводку, обозревая её, а также делают экскурсы в историю, показывая, как всегда религия была тем, что мешало развитию науки и материалистического (по их мнению единственно здравого) взгляда на устройство мира. И часто Александр Невзоров вспоминает историю сэра Айзека Ньютона и его взаимоотношений с церковью как яркий пример столкновения и конфронтации религии с наукой: как Ньютону приходилось всяко изворачиваться для того, чтобы не повторить на костре судьбу Коперника, и как при этом он верил, например, в то, что Первый Иерусалимский храм (его чертёж и подарил название и обложку книги) является ключом для раскрытия тайны мироздания:

  Храм Соломона был для него чертежом Вселенной, носителем всех тайн мира, и он верил, что законы природы и Божественная Истина закодированы в его строении и в пропорциях между различными его частями и, изучая размеры Храма, можно их расшифровать. Ньютон посвятил вычислению устройства Иерусалимского храма все последние годы своей жизни. Википедия.

В первой части герой «Чертёжа Ньютона» отправляется в США на поиски тещи, пережившей инсульт и переставшей после этого выходить на связь с родными, которая под старость лет стала приверженцем одной религиозной секты, ради членства в общине которой она даже переехала из России в Штаты. В процессе поездки герой рассказывает о том, чем он профессионально занимается и то, какое у него отношение к "клинчу науки и религии" (более подробно об этом вы можете услышать от самого автора): профессионально герой занимается разработкой алгоритмов расшифровки массивов данных о треках (следах, оставленных в среде движущейся заряженной частицей), которые (данные) могут помочь научному миру приблизиться к расшифровке тайны "тёмной материи" в частности и тайны мироздания в целом - уже в начале Александр раскрывает метафору того, как по его мнению глубоко научный разум может черпать вдохновение в глубоко религиозном мироощущении: по мнению героя не важно, как назвать это чувство желания приблизиться к тайне мироздания - религией или наукой, потому что оба этих "храма" являются проявлением одинакового желания постичь трансцендентность мироздания ("чёрные дыры", "n-мерные пространства", etc.), заходящее за рамки "бытового", обыденного мировосприятия. Помимо этого автор даже говорит о том, что именно из науки следует религиозная этика о "любви к ближнему своему", что является смелым, лично для меня парадоксальным, но красивым заявлением - эти слова мне напомнили «Радугу тяготения» Пинчона, которая в сущности написана на тему того же поиска той точки, в которой сходятся наука с разумом и трансцендентное мировосприятие (которое не обязательно лишь "религия"):

  Пока не было квантовой механики, человек без неё обходился. Сейчас такой «изоляционизм профанического» существования не просто бессмыслен - он служит злу. И не только в плане общего ущерба посвящению, но хотя бы потому, что корневой принцип этики - принятие во внимание мира иного сознания (того самого библейского «ближнего») - лежит в основе принципа неопределённости Шрёдингера. Ибо метафизика, в сущности, и есть физика: почти всё, что нас окружает и изменяет мир, основано на законах той области мироздания, что была открыта лишь благодаря пытливости разума, а не полноты эксперимента. Наука давно и плодотворно не столько заменяет теологию, сколько её углубляет.

При этом главный герой опускает то, как исторически пагубно влияли друг на друга религия и наука (раскрывать это высказывание я не буду - отсылаю вас, например, к тем же Невзорову и Понасенкову), что, конечно, является его самым большим минусом, потому что сегодня, когда в современном обществе практически каждый день мы узнаём новости, похожие в своём (опущу) на то, что происходило во времена инквизиции, в этот союз не то что не верится - он представляется принципиально невозможным. Но далее, в особенности в третьей части, Александр с помощью максимально сложного для чтения (потому что кропотливо и любовно сделанного) описания Иерусалима пытается передать своё видение мира через призму этого города, чей ландшафт является чем-то вневременным и трансцендентным для понимания, в устройстве которого скрыты тайны мироздания, и в котором соседствуют столько много разных, порою противоположных по взглядам категорий людей:

  В (караульной) башне приходится мириться со многим, ибо выжить можно только при умении уступать сослуживцам, не выпячивать себя. Случалось, здесь становились друзьями на всю жизнь такие разные натуры, что, встреться они на гражданке, немедленно вцепились бы друг другу в горло: кибуцник и капиталист, левый и правый, русский и религиозный, тель-авивец и сельский житель, полицейский и нарушитель закона. В ней можно увидеть, как левак угощает кофе и пончиками правого сиониста, а религиозный мракобес ласков с безбожником. Ибо одно дело в бою защищать спину друг друга, а вот ежедневное усилие над собой в пользу ближнего, делающее возможной жизнь с чужими грязными носками и тоскливой йеменской песней о несчастной любви, исполняемой в двести пятьдесят четвёртый раз, - такое делает из человека как минимум ангела.

По мнению Иличевского Иерусалим - это тот город, что не только хранит в себе, но и ежедневно демонстрирует божественное чудо мироздания. В большинстве своём это связанно с тем, что именно в Иерусалиме произошли много библейских сюжетов, поэтому даже просто живя в нём ты невольно ощущаешь себя их участником - магия города в том, что он размывает границы между прошлым, библейским временем и настоящим.

  Сегодня Александр Иличевский работает в медицинском центре «Хадасса» (одна из крупнейших больниц в Израиле) в отделе радиотерапии, занимаясь расчётом полей облучения для лечения онкологических больных. В «Чертёже Ньютона» Александр делится с читателем своим мировосприятием и тем, с помощью чего и в чём он видит ту точку, в которой соединяются религия и наука, при этом не давая явного универсального ответа-рецепта, потому что для каждого человека этот ответ сугубо индивидуален, но всё же именно с помощью текста своего романа (кропотливо сделанной формой которого я восхищаюсь - лёгкостью своего на самом-то деле тяжеловесного, вязкого языка, с широким и интересным словарным запасом он напомнил мне труды чилийского прозаика Роберто Боланьо ) он убедительно раскрывает и показывает то, что хочет донести до читателя - мысль его закончена и будет понятна тем, кто захочет её понять.

Значит, так. Начну я с истории одного историка. Он нам не раз пригодится в дальнейшем.

На протяжении долгих лет жизнь сталкивала меня на работе с самыми разными сотрудниками. Когда появлялся очередной новичок, я всегда проводил с ним собеседование. Мы шли вдвоём в курилку, я просил его или её рассказать что-нибудь интересное из того, чему того учили. У нас ведь сегодня каждый в Москве имеет один-два диплома об окончании какого-нибудь университета. Не все работают по специальности, но дипломы есть. Вот об этих номинальных специальностях мне и было интересно послушать. Частично для того, чтобы расширить свой собственный кругозор, частично чтобы лучше понять человека.
Казалось бы, что может быть проще? Ты же варился в этом соусе несколько лет подряд, ну что-то было же интересно, раз не повесился от тоски?
Оказывается, это не обязательно. Многие совсем ничего интересного в своей учёбе за много лет так и не обнаружили. Хорошо запомнился следующий поистине тяжёлый случай.
Юноша только что закончил какой-то университет (не МГУ) и взят на работу компьютерщиком. Спрашиваю:

-- Ну и какова ваша специальность по образованию?
-- История Древнего мира.
-- О как интересно! Расскажите что-нибудь, чему вас учили.
-- А что рассказывать-то?
-- Ну что-нибудь интересное про Древний мир.
-- Ну... там много всего... Про что конкретно?
-- Ну про шумеров, что ли?
-- А-а-а-а... шумеры... Так это на втором курсе было. Я уже забыл всё.

Вот такой историк, не знающий истории. Ясно, что что-то в консерватории надо изменить, тогда, может быть, земля российская всё-таки станет рождать Платонов и быстрых разумом Невтонов.

Зачем же нам понадобился этот историк?
Объясню. Александр Викторович Иличевский -- точно такой же недоделанный неудавшийся физик.
Учился на Физтехе. Это один из лучших вузов не только страны, но мира. И что же пишет наш физик в главе 14?

И не только в плане общего ущерба просвещению, но хотя бы потому, что корневой принцип этики – принятие во внимание мира иного сознания (того самого библейского „ближнего“) – лежит в основе принципа неопределенности Шредингера.

Прошу заметить: это физик написал. Не просто физик, физтеховец. Для филологов расшифрую: он спутал Гейзенберга со Шрёдингером. Это всё равно, как если бы вы спутали великого Бодуэна де Куртене с не менее великим Зализняком.
Как тут не вспомнить моего "историка"?
И мы его вспомним ещё пару раз.

Совершенно очевидно, что автор жалеет о своей незадавшейся научной карьере и пытается в этой книге придумать, как это могло бы быть: университеты Честера и Гренобля, научные конференции, PhD.
Да, понимаю его. Сам фракталы изучал в одно время с Бенуа Мандельбротом. И где теперь Мандельброт и где я? Та же фигня, очевидно, случилась с Иличевским.
Надо сказать, дух исследовательской работы автор передал точно. Это относится как к космологии, так и к археологии. Верю. Вот на самом деле, хорошие учёные именно в таком романтичном стиле и работают.
Говорят, из плохого писателя может выйти хороший критик, как из плохого вина -- хороший уксус. Вот и из плохого физика может получиться хороший писатель.
К сожалению, совсем уж хороший писатель из Иличевского не вышел. По крайней мере, если судить по одной этой книге. Дальше пойдёт порция моей уксуснокислой критики.

Написано крайне безалаберно:

репродукция старинной карты под стеклом (три лепестка, еще без Старого Света)

Может, всё-таки без Нового? Ни за что не поверю, что Иличевский не знает разницы между Старым Светом и Новым и ни разу не видел старинной карты.

Далее: эпитеты, метафоры...

В приоткрытую дверь заглядывали звезды, заслонявшие друг друга в толще космического хрусталя
...
плато, где я стоял, казалось ступенькой стремянки, с которой можно заглянуть на стропила небес
...
сон валил меня борцовски в партер небытия
...
проснулся от сильного солнца, вставшего во весь рост своими теплыми пятками на мои веки

Ну смешно же, ей-богу, когда такое в каждом абзаце. Думаю, автор очень гордится своими метафорами.
Иличевскому надо бы на иврите писать, а не по-русски. Может быть, ему не хватило бы слов для этих дурацких цветистостей, тексту это только на пользу пошло бы.
Особенно нравится вот эта метафора:

сам город – огромное пещеристое тело, подобное пемзе

Это про Иерусалим. Ярко, свежо, ничего не скажешь. Поэтично.
Не верю, что автор не знает, что такое пещеристое тело, оно же кавернозное. И тогда встаёт возникает законный вопрос: за каким таким, извините за выражение, нефритовым жезлом он сюда это тело воткнул вставил впихнул вписал? Получилось охренительно эротично.
Но Иерусалим-то кто? Иерусалим -- суперстарый хер. Какая эротика? Какие, к дьяволу, пещеристые тела? Аденома простаты там более уместна, как у любого нормального многотысячелетнего старца.

К Иерусалиму у меня претензии особые.
Книга не оставляет ни малейшего сомнения, что настоящая родина Иличевского -- Израиль. Целыми страницами идут описания, как в туристическом путеводителе.

Рельеф Иерусалима размечен с точностью до размаха рук, шага, локтя, пяди; каждый пригорок, каждая ложбинка обладает именем собственным

И будьте уверены: все эти собственные имена в книге перечислены до последнего-распоследнего шага и локтя.
Я думал, что описание Юты в самом начале было параноидально детальным. Куда там! Настоящая паранойя постигла автора в Израиле, а особенно в Иерусалиме. Ну достал он многословием, честно. Описания этих мест надо бы сократить раз в 25. Я уже давно понял, что автор отлично знает библейскую и сионистскую историю, равно как и географию тех мест, а он всё накручивает и навёртывает. Жуть. Рассказа такой подробности никакой турист не вынесет, не говоря уж о читателе. Краткость явно не конёк автора. Вот не захочешь, а сравнишь с Ершалаимом Булгакова...
И правда, что ли, что прямо уж с палеозоя Иерусалим начинается? Может, с палеолита всё-таки? Точная фраза такая:

на поверхность бессознательного настоящего выпирают слои палеозоя и бронзового века, вчерашнего дня и Средневековья

Нам, физикам, может, и один хрен, что палеолит, что палеозой. Но это собственной рукой отец написал, а он геолог как-никак. Рубль ставлю, что "лит" тут должен быть, а не "зой". Не может геолог на сотни миллионов лет промахнуться. Хотя... если вспомнить того моего историка...

И отец этот -- он просто до тошноты мудрый. Какой он поэт и за что его мог бы хвалить Бродский -- вопрос не ко мне. Очень может быть, что Иличевский сложил гениальные стихи от имени этого отца.
Однако зачем здесь Бродский? Его присутствие наводит на подозрение об обычной мании величия. Мало того, что сын-физик переворачивает мировую науку, так ещё и отец-геолог -- единственный в мире поэт, которого похвалил Бродский.
-- Где у нас Бродский, по мнению многих, величайший поэт XX века?
-- В шестой палате, где раньше Наполеон был.

Плюс причудливая смесь христианства с иудаизмом.
Честно говоря, мне глубоко по барабану все эти еврейские заморочки, как и любые другие. Абсолютно всё равно, чем хасиды отличаются от прочих харедим, ровно настолько, насколько всё равно, чем отличаются кальвинисты от лютеран, махаянисты от тхеравадистов и далее по списку. Уж очень много евреев в книге. Цивилизация, по Иличевскому, обязана евреям абсолютно всем, кроме компаса, кажется.
Евреи важны, спору нет, но как насчёт других великих цивилизаций? От некоторых из них те же евреи немало унаследовали.
И автор упоминает об особой якобы толерантности евреев. Не верю, извините. Среди евреев вполне достаточно всякого рода расистов, это я точно знаю. Как справедливо заметил один из основоположников сионизма, всякая нация имеет право на своих негодяев. Это не об одних евреях сказано. Обо всех людях. В этом смысле все мы плюс-минус равны.

И не знаю как там принято у физиков, но мне довольно странно, как хладнокровно рассказчик реагирует на явления всяких ду́хов. Моей первой мыслью было бы: срочно к психиатру!
Но для нашего физика это нормально (как для того знаменитого кота):

(Зря Елена Харченко заблокировала своё видео. Теперь никто не узнает, как её кот умеет говорить "Нормально!")

Самое же странное вот что: главная мысль книги просто отличная! А её реализация -- полный атас и отстой.
Даже не знаю, имею ли я право эту мысль изложить так, как понял. Кроме неё, всё остальное -- не сто́ящая упоминания болтовня. Если болтовню эту выкинуть, останется тот самый сюжет для небольшого рассказа, что в заголовке моего текста.
В частности, можно без потери смысла поубивать почти всех персонажей, включая женскую часть семьи, японскую путешественницу на Памире, большинство престарелых хиппующих торчков, следователя, и много-много других, включая собаку по имени Ватсон. Про Иерусалим я уже сказал.
Всё это -- чистое кормление текста стероидами, больше ничего.

В общем, я предупредил...

Автор всё время нащупывает границу между областями действия естественной науки и наук религиозных, моральных и подобных. Дело в том, что граница та, как обычно, фрактальная, поэтому достичь её в конечное время невозможно ни с той стороны, ни с этой. Однако подходить к ней можно как угодно близко, чем и заняты в меру своих сил и способностей все персонажи этой книги.
Каждая теория, которую строили библейские пророки, христианские (и другие) святые, композиторы, художники, поэты, философы всех времён, а также физики, представляют собой некие суррогаты предположительно существующей теории всего. Действительно всего -- от тёмной материи до полупрозрачных ду́хов, которые кое-когда кое-кому являются из тонкого воздуха. И теория эта должна быть создана не одними физиками, а общими усилиями всех культурных агентов человечества.
Можно ли такую теорию создать, вопрос отдельный. С математической точки зрения нельзя, но, может быть, она и не должна быть математической?
Чем чёрт не шутит, когда бог спит? Надо пробовать. И этим мы все вместе и занимаемся full-time 24x7 без праздничных и общевыходных дней.

Очень может быть, что Александр Иличевский думал совсем о другом, когда писал свою книгу. Этого никто, кроме него самого, сказать не может. И не сможет, пока мы не построим ту самую теорию.

За многословием и пустословием главная мысль теряется, так что очень может быть, что я всё понял не так.

Как понял, так и понял. По-другому не могу.
Насколько это соответствует моему собственному пониманию мира? До некоторой степени соответствует, но не полностью.

Если хотите, попробуйте прочитать и понять основную идею как-нибудь по-другому.

Однако горячо рекомендовать эту книгу никому не буду. Под влиянием Иличевского и мой отзыв оказался длинноват. Известное дело: с кем поведёшься, с тем и наберёшься :)

Весьма неплохой сборник современных писателей о детстве, хотя и неоднородный. Но так чаще всего бывает.
Что удивило, так это то, что детство тут не радостное и бодрящее, оно разное и это подкупает, это правдиво.
У кого-то это воспоминание о родителях и родственниках.
Кто-то о школе написал.
Кого-то до сих пор мучают обиды и незаконченные выяснения отношений с более сильными сверстниками.
А кто-то вспомнил о первой любви. А ведь и она необязательно светлая и теплая.
Не могу сказать, что всё понравилось, нет. Но послевкусие осталось хорошее.
Это честный сборник довольно-таки сильных авторов.
Рада, что он попал мне в руки.

Александр Иличевский. Математик. М.: АСТ, Астрель, 2011

На наш с вами читательский суд вышел новый роман Александра Иличевского "Математик".
Вердикт известен: КАЗНИТЬ НЕЛЬЗЯ ПОМИЛОВАТЬ - но для того, что бы "поставить точку" в этом предложении, нужна запятая, а вот куда её клякснуть, эту запятую? - давайте решать.

Герой романа - Максим Покровский - получает Филдсовскую медаль (самую престижную международную математическую премию), но, вместо того, чтобы почивать на лаврах или же с удвоенной силой взяться за решение новых научных задач - он уходит в запой.
Вот она - загадочная русская душа. И европейским умом её не понять, и американским зелёным рублём не измерить. Покровскому тридцать шесть лет и вершина научной карьеры покорена им. "Что дальше?" Когда русский интеллигент задаёт себе подобный вопрос - это может означать только одно: долговременный депресняк, связанный с полной переоценкой своего жизненного пути, в том числе и профессионального.

- Что может сделать восходитель, едва живой, стоя над высочайшими вершинами мира?... Какая польза Богу, миру — исходит от него? Ничего, кроме гордыни, не утешается этим достижением... Все пустота, как жить потом, после вершины? Что будет с вершиной, когда я умру? Кто ее обживет? Кто ответит мне, как взрастить себя — уже старика — наново?...

Максим развёлся с женой. Устроился разносчиком в сан-францискую пиццерию. Теперь он колесит по городу, вдыхая синий туман и хаотично размышляет о своём прошлом и будущем. Рефлексивный поиск самого себя - излюбленная тема такого сугубо русского изобретения, как "интеллигентский роман". Иличевский владеет этим жанром в совершенстве.

- В свободное время Максим упорно думал о том, на что он потратил свою жизнь. Что ему вся эта математика? Достаточно ли будет его достижений, чтобы оправдаться перед Богом? А если Бога нет? Значит ли это, что математика была только приятным времяпрепровождением?

Когда-то очень давно некий Пифагор, по странному стечению обстоятельств, тоже математик, определил философию, как УПОДОБЛЕНИЕ БОГУ в меру человеческих сил. Но в меру человеческих сил - это не про Максима. Следующая вершина, которую он задумал покорить, намного выше предыдущей - с помощью математики и генетики он решил воскрешать мертвых.

- Он станет работать для воскрешения мертвых. Все иные задачи цивилизации смехотворны. Воскресить мертвых — вот главная задача.

Ну что сказать? Наверное такие задачи и должны ставить перед собой "обыкновенные" гении. Тем более, что один из них как-то сказал: "Для остановки нет причин — Иду, скользя... И в мире нет таких вершин, Что взять нельзя!" А дальше - долгие месяцы мучительных размышлений, попытка восхождения на Хан-Тенгри (образ горы в романе выводится, как в метафорическом - интеллектуальная вершина, так и в буквальном смысле), победа над смертью духовной, обретение себя истинного, возвращение "блудного сына" к некогда покинутой им матери.

И в "Математике" Иличевский не изменил себе, по сути продолжая тему, начатую в "Матиссе" и "Персе". Тему странников и странствий географических и духовных. Из страны в страну, от горы к горе и бесконечное странствие от себя к себе. Внимательному читателю Иличевского нетрудно будет догадаться, что главный герой романа — alter ego автора. Для меня Иличевский - прежде всего писатель - novatio. Писатель, формирующий СВОЮ систему литературных координат, ищущий свое место в современном литературном процессе, не заимствуя, а привнося.

Вердикт "Математику": КАЗНИТЬ НЕЛЬЗЯ, ПОМИЛОВАТЬ. Я свою запятую поставил. А вы?

Еще один номинант на Большую книгу, но особенный. Потому, что мой любимый русский писатель.

Просто провалился в книгу и , к сожалению, очень быстро слопал. Через силу заставляя себя ночью все таки немного поспать.

Вместо рецензии:

"Мысль потеряться грела Соломина. Одичать он не боялся. Не боялся и раствориться среди лесных духов. Он видел себя спустя месяцы, годы отощавшим до летучей легкости, идущим по лесу, бесконечному, как небольшая, сплошь лесистая планета, сопредельная человеческому телу. Все расстояния этой планеты измеряются в дневных переходах. Вот он выходит на край поля. Полежав в траве, послушав, как ветер ходит-бродит, грохоча сухими листьями кукурузы, как строчат кузнечики, пинькают медведки, как жаворонок полощется в гортани воздушного великана, он встает и идет по заросшему луговыми травами суржику. Рука перебирает щуплые колосья. С каждым шагом что-то приподнимается через грудь над чертой земли - и ни на толику не опускается обратно. Он весь окружен высоким воздухом. Гора воздуха высока настолько, что, подняв голову, он чувствует, как земля закругляется под подошвами, так что боязно. Он проходит по нежилой деревне, заглядывает в заглохшие сады, снимает с дичка два яблока, морщится и выбирает двор; ночует на сеновале. Через треугольник в провалившейся крыше проплывают звезды. У порога стоит бочка, наполненная дождями. Вдруг поверхность воды вздрагивает от слетевшего с притолоки паучка. Сквозь сон кисло пахнет слежавшееся прелое сено."

Само название "Исландия" вводит в заблуждение. В книге речь идет не о стране, а о районе в Иерусалиме.

"Исландия" для медленного чтения, когда на каждой странице открываешь что-то новое.
Это как будто иной взгляд на мир, это завораживает.
В конце вообще стихи начинаются.

Было бы смешно и весело, если бы не было так грустно и местами жутко. Читал сборник рассказов современных русских авторов, написавших свои тексты в жанре антиутопии... И думал, что российская действительность во многом задаёт тон этим антиутопиям, здесь и русский бунт встречается, и смекалка наших IT-специалистов, и разные вариации тоталитаризма... В целом сборник вышел очень неровным и не всегда понятным, но читательскому уму здесь есть за что зацепиться.
⠀
«Время вышло», Альпина.Проза, 2022 — сборник из 13 рассказов, о некоторых из которых хочу сказать пару слов и своих умозаключений.
⠀

⠀

«Действия при ядерном взрыве: 1. Постарайтесь не паниковать. 2. По возможности успокойте окружающих. 3. Покиньте помещение, в котором находитесь. 4. Встаньте у стены и сделайте себе руками заячьи ушки. 5. Готово! Теперь на стене останется смешной силуэт»

★Александр Пелевин, «Планета жирных котов»
⠀
Рассказ А. Пелевина, наверное, самый абсурдистский и яркий, в нём планета превратилась в концлагерь с нелепыми запретами... и непонятно кем всё управляется, а человек в костюме гриба предлагает герою убить главу глобальной корпорации. Это было очень смешно читать!
⠀

«В сущности, вокруг процветали посильное рабство и эластичный тоталитаризм»

★Александр Иличевский, «Сосны у медвежьей реки»
⠀
Рассказ А. Иличевского больше похож на стихотворение в прозе, всё здесь дышит лирикой, метаформами и красотой слога. Герой вспоминает о любви, путешествует по страницам памяти и думает о том, где же достать еды.
⠀
Необычен своей мрачностью и одновременно красотой музыки и поэзии в нём рассказ Эдуарда Веркина «Смена», где герой должен создавать нужную атмосферу игрой на рояле и чтением стихов для непонятного генетически выведенного животного с большими умными глазами. Благодаря этой работе он поднимается в иерархии и способен перебраться ближе к кругу элиты общества, обслуживая их загадочное существо.
⠀
Самый короткий рассказ — «Человек будущего» Александра Снегирёва. Здесь за простым возвращением к компосту и к земле, за появлением грядки на балконе просвечивает образ будущего — стремящегося к экологической чистоте, но вытесняющего всё то, к чему привык и что любит обыватель.
⠀
Запомнится мне рассказ Алисы Ганиевой «Министерство благополучия», в котором все технологии направлены на то, чтобы человек являл и транслировал через все гаджеты и соцсети счастье и радость, удовлетворение и позитив. И как же общество и государство становятся нетерпимы к критике, нытью или сомнениям, допусти ты череду нелепых оплошностей.
⠀
Не скажу, что сборник мне в целом очень запомнится, но эти пять рассказов определённо достойны внимания. Всё же, современная литература чутко откликается на происходящее за окном, преувеличивая и доводя до гротескной яркости те или иные отличительные черты настоящего.
⠀
В этом смысле показателен рассказ Дениса Драгунского «Яхта из чистого золота», где смена правящих классов выталкивает сына богатых родителей в глухую деревню на поселение, а его умение рассказывать истории и описывать богатую жизнь оборачивается неожиданным преимуществом перед остальными.
⠀
Почитал и подумал, может и моё умение рассказывать о прочитанном и писать такие книжные заметки чем-то пригодиться, если в России опять случится нечто неприятное и для населения переворотное.

Неоднозначный, но тем и интересный роман. Иличевский – писатель, которому благоволит премиально-литературная судьба. Начав печататься не так давно, он уже успел стать лауреатом «Большой книги» со своим «Персом», а «Матисс» в 2007-м отхватил Букера, причем без скандала, как это было с Елизаровым и Колядиной. Впрочем, «Матисс» так и остался лишь хлебом для газетно-журнальных критиков и объектом интереса среди коллег по цеху и узкой прослойки читателей. Зря! Видно, как старался автор над романом. Я тоже над ним старался: пытался разобрать ужасные конструкции из десяти придаточных, лез в словарь за «протуберанцем», привыкал к дерзновенным метафорам, сопереживал. И был, наверное, вознагражден самым главным – ощущением страха перед свободой и готовностью с этим страхом бороться.