Цитаты из книг автора «Александр Иличевский»

Мне кажется, на Земле ещё остались такие сыны ангелов: они живут особой тайной жизнью, передают из рода в род своё предназначение и ищут себе подобных.

в этом городе невозможно быть одиноким, если ты этого не хочешь.

историческое время стоит на месте и едва ли не пятится, а личное и технологическое бегут хоть и врозь, но наперегонки, неудержимо.

Я стоял, глядя в бельма великого слепца — своей судьбы, покуда державшей меня в колбе, наподобие гомункула. Слепец никак не хотел выпустить меня на свободу становления или хотя бы шваркнуть колбу о скалы, черневшие внизу антрацитовым мокрым блеском.

На картинах меня увлекал задний план больше, чем передний, вероятно потому, что детали вообще обладают сокровенностью, выпестованной вниманием и воображением.

Даже когда самый близкий человек сходит с ума, всё равно это происходит внезапно.

Если бы миром руководил разум, жизнь была бы невозможна

Вот как понять, можно с ней за деньги или нет? По двум признакам. Продажная женщина намазывает на себя все дармовые кремы, какие найдет на полках в раздевалке. Ты приходишь в бассейн, а она сидит и вся мажется солнцезащитным, увлажняющим, для ног, для рук. И как только ты заметил, что перед уходом она кидает на пол полотенца, ушные палочки, салфетки, одноразовые расчески, знай: ты на верном пути. Всё в их жизни одноразовое, и это формирует привычки».

«Пиковая дама» – произведение малопонятное и стоящее одиноко среди шедевров зрелого Пушкина. Будучи поверхностно воспринято – и современниками, и некоторыми восприемниками (среди последних П. Чайковский и мудрый В. Ходасевич) – как «толкование случая», или фантастика, данная через «вмешательство демонских сил в реальность», эта повесть явилась той мощной пружиной, что в конце XIX века запустила ураган психологической прозы.

«городки зашибают в саду» – стук крокетных молотков в саду в том эпизоде, кульминационном, «Митиной любви», где Митя от боли решает умереть – от любви. «Митина любовь» = «Митина смерть». 8. «Прохожу хоть в железной рубахе» – жертва одушевленностью (хитиновый покров Замзы); а также – преображающие рубашки для гусей-лебедей, сотканные из крапивы, из Андерсена; но точнее – панцирный Голлем, символ отказавшегося от «Я» слуги, «вдухновленного» словом; однако Голлем – также и символ бунтарской ошибки.