Глава 3. Первые „уроки истории“

Первое сентября 1980 года. Мама ведёт меня в школу! В нулевой или так называемый подготовительный класс – в него принимали тех детей, кто не ходил в детский сад. Столь много детей я вижу впервые, с удивлением смотрю на них, пытаюсь сосчитать… Где-то внутри мне страшновато – непонимаю и пытаюсь понять: откуда идёт это чувство?

Начались занятия, учительница проходит между рядами, записывает фамилии, переспрашивает мою и задаёт вопрос:

– Национальность – немец?

Я смотрю вопросительными глазами.

– … ?

– Понятно, где живёшь, на какой улице?

– На Воронковой!

– Значит – немец!

Учителя переговариваются между собой, слышится:

– Всех немецких детей, часть русских и часть казахских я возьму к себе, остальные – у тебя.

Я плохо понимал эти проблемы, но впоследствии, по этим и многим другим событиям, понял, что для меня именно с этих вопросов начались «уроки истории» – безысходной и тяжёлой истории взрослых…

Начинаются уроки, моя левая рука тянется к ручке, меня поправляет Нина Фёдоровна:

– Саша! Мы все пишем правой рукой, выводим всё аккуратно, как написано на доске…

Мне неудобно, дома я всегда левой рукой рисовал картинки, стараюсь – правой, забываю и пишу левой, учительница поправляет меня…

На переменах дети играют между собой, я стою в сторонке – стесняюсь первым подойти и познакомиться с кем-нибудь… Домой иду один, уже на нашей улице слышу торопливые шаги, оборачиваюсь – два мальчика из моего класса:

– Эй, ты! Ты кто такой? Ты знаешь, что идёшь по нашей улице?..

– Я на этой улице живу…

– Не знаем мы тебя, ты не должен здесь ходить, если ещё раз встретим, получишь от нас, ты понял?

Я молча иду дальше.

– Мы не слышим ответ…

Я не отвечаю, иду дальше, на перекрёсток выходит моя старшая сестра Эльвира, которая училась уже во втором классе. Эльвира спрашивает:

– Саша! У тебя тоже было четыре урока?

– Да.

– А я тебя искала, мы разминулись, наверное, с тобой…

Мальчишки:

– О! Да ты ещё с девчатами дружишь? – послышался смех.

Эльвира:

– Эй, вы, это мой младший брат! Саша! Они к тебе приставали?

– Эй, ты, девчонка, мы тебя тоже не знаем, это наша улица, мы тебе запрещаем здесь ходить!

– Кто вы такие? Моллюски!

– Что ты сказала?

Было слышно, как они приближаются к нам, моя сестра развернулась:

– Что вы хотите от нас?!

Они набросились на мою сестру; во мне, где-то внутри, вспыхнула злость, я бросил портфель и ввязался в драку. Это была настоящая драка детей, после которой один из мальчиков остался лежать в луже, а другой убежал…

Моя сестра победно кричала им вслед:

– Если ещё раз вы попытаетесь что-то сделать, получите ещё больше!!

Через полчаса незнакомая женщина пришла к нам и, показывая куртку своего сына, разговаривала с нашей мамой, до нас доносится их разговор:

– Смотрите, что ваши дети моему сыну сделали!

Мама:

– Извиняюсь за моих детей; если они виноваты, то накажу их, а куртку… Оставьте, я постираю!

– Спасибо, не надо, я сама.

Это был первый бой в моей жизни. И хотя у нас с сестрой возникали стычки между собой при выяснении отношений, но до такого не доходило.

Обычно утром в 5.30 мы с сестрой просыпались. Мы всегда слышали, как в соседней комнате звонит будильник для мамы: она вставала, доила корову, выгоняла её в стадо, а мы в это время умывались, одевались и ожидали в зале её прихода.

Мама:

– Вы опять уже поднялись, что вам не спится? Я бы на вашем месте с удовольствием ещё поспала бы – вы же самые первые приходите в школу, потом ждёте ещё полчаса, когда вам класс откроют! Какой интерес стоять и ждать там, когда вы могли бы ещё в койках поваляться?

Эльвира:

– Нам не спится, и к тому же мы с Марией и Катей идём вместе в школу. Их школа ведь дальше находится, и около нашей школы мы расходимся, а им ещё километр идти… Вы же, мама, не захотели нас отдать в школу имени Горького, считаете, что два километра в один конец – далеко, но зато это средняя школа, а у нас – неполная средняя, и там лучше учат.

– Я вас пожалела, к тому же, все ваши сверстники с нашего края ходят в вашу школу, с некоторыми вы уже успели подраться, когда должны были, наоборот, дружить между собой…

Эльвира, помогая маме готовить завтрак:

– Но, мама! Они живут выше нас, мы их не знаем…

– Узнаете. Человек не может всю жизнь прожить в изоляции, приходит время, когда он выходит в общество, это время для вас настало, вы должны учиться контактировать с другими детьми, не закрываться, а, наоборот, открываться, учиться дружить…

Мы внимательно слушали её, потом Эльвира, убирая посуду в раковину, сказала:

– Саша! Вчера вечером я мыла посуду, теперь ты моешь, а я – вытираю…

– Конечно, Эльвира, я помню.

Мы всегда с удовольствием помогали нашей маме, в нас горело желание облегчить ей жизнь.

Придя в школу, как всегда, на полчаса раньше, мы стояли в коридоре в ожидании, когда откроют класс, но сегодня у меня был особенный день – что-то внутри не давало мне покоя: я ожидал вчерашних мальчиков и раздумывал, что будет? Их двое, а я один, один выше меня, другой – с меня ростом. Да… Вижу, вдалеке идёт группа ребят, приближаются ближе, я узнаю среди них наших вчерашних обидчиков:

– Это он…

Из группы выходит вперёд мальчик, как мне показалось, их предводитель:

– Так, это ты, с твоей сестрой, Вовку вчера обидел? Они окружили меня. Не знаю почему, но во мне не было страха перед ними:

– Да, я!

Он протягивает мне руку:

– Сергей!

Я в ответ протягиваю свою, мы пожимаем друг другу руки:

– Саша!

– Саня! Значит, мы не будем тебе ничего делать, так как ты из нашего края, «Берлинского», мы должны вместе держаться. Будем дружить?

Я зачем-то огляделся по сторонам:

– Да, будем…

Мы, как взрослые, все перездоровались, каждый назвал своё имя, и началась моя «мужская» жизнь: я больше времени проводил уже с мальчиками, на переменах мы собирались группами, общались, рассказывали друг другу байки и играли в «казаки-разбойники», постепенно становясь настоящими друзьями с невидимой связью… Уже по дороге в школу, если позади шли мои одноклассники, слышались свистки: «Санёк!».

Я прощался со своими девочками и ждал мальчишек, тем самым давая возможность моей сестре пообщаться наедине с подружками.

Я же утопал в общении со своими друзьями и мы всегда находили темы – о чём поговорить. Домой шли вместе, вразвалочку, беседуя кто с кем; кто-то где-нибудь остановится, разглядывая что-то, затем догоняет нас.

Так, в одном месте, выбежал из дома маленький щенок чёрного цвета с белыми пятнами и – прямо мне под ноги: ластится, изгибаясь, подпрыгивает, скулит! Я нагнулся, взял его на руки, обнял…

Ребята опешили:

– Саня! Да это же сучка, отпусти её, зачем она тебе?

– Она мне нравиться!

Выходит из дома мужчина:

– А-а, вот ты где, «Кукла»…

Я, глядя на мужика своими детскими глазами, протягиваю щенка ему в руки. Он улыбается:

– Что, понравилась малышка? Есть где держать? Можешь взять себе!

Я благодарно киваю, прижимаю щенка к груди…

Ребята недоумевают:

– А если родители скажут «нет», что будешь с ней делать?

– У меня родители добрые, разрешат…

Прихожу домой, показываю маме щенка:

– Мама, её Кукла зовут.

Мама смотрит вопросительно:

– Саша! Тебе мало Моряка? В общем, где взял собачку, туда и отнеси.

Я прижимаю щенка к груди, и откуда-то изнутри подавило обидой, потекли слёзы…

– Мама! Я её никому не отдам!

Мама вздохнула, улыбнулась, посмотрела на меня своими добрыми глазами:

– Хорошо! Только больше – никого не приносишь, договорились?

Я радостно кивнул, вытирая слёзы:

– Спасибо, мама!

Идут годы, мне уже восемь лет, как-то возвращаюсь из школы, захожу домой, слышу – мама плачет:

– Сынок, твой дедушка умер…

На похоронах я навзрыд плачу, вижу, как мама не отходит от дедушки, лежит у него на груди, к ней подходит отец, поднимает её, мама плачет:

– Нет, нет…

Слышу голос бабушки:

– Эля! Возьми себя в руки, всему своё время, для отца время пришло уходить…

Моя мама, со слезами вскинув руки, воскликнула:

– Куда уходить? Куда?! Что вы говорите?!

Бабушка, глядя маме в лицо, говорит:

– Дочка! Не будь так слепа, мы все здесь в гостях, приходим сюда в одиночестве и уходим в одиночестве – туда, где наш Создатель…

Мама, в знак протеста, качает головой:

– Сколько вы будете заблуждаться ещё? Его нет на свете, просто – нет.

После похорон слышу, как взрослые обсуждают – какую оградку делать, какой ставить памятник?

Бабушка вздыхает:

– Памятник не надо, нам простой крест поставьте…

– Мама, вы что? Лучше памятник! – в один голос предлагают мои дяди и моя мама.

Бабушка отвечает немного разочарованно, но настойчиво:

– Мы вас с отцом неправильно воспитали – промолчали, было страшно что-то сказать, но когда видишь, что дни твоей жизни сочтены, пропадает страх перед этим миром, а приходит страх другой… Так вот, мои дети, нам простой крест поставьте: «Мы, во имя Господа Иисуса Христа, спасены!». Этот знак мы желаем на своих могилах иметь…

Наступил Новый 1983 год. Встречали мы его всей семьёй, дружно и весело, а на следующий день, второго января – праздновали мой день рождения. Поздравляли все: пришёл папин друг детства, Альберт, со своей семьёй, соседи и друзья. Мы, дети, играли между собой, а меня часто подзывали родители – выслушать поздравления и пожелания. В этот день мне исполнилось девять лет, и, естественно, было много пожеланий, связанных со школой. Я благодарил и отвечал с уважением, но в голове у меня были мысли о лете…

И вот оно – снова лето! Стараюсь везде побывать, у всех погостить, всё успеть… Побывав несколько дней в гостях у дяди Самуила, брата отца, в селе Алексеевка, и пообщавшись с двоюродными братьями Александром, Виктором и двоюродной сестрой Лидой – наигрались до изнеможения в «догонялки» и в «войнушки» с использованием в качестве оружия зелёных яблок. Эти яблоки, кстати, висели повсюду, на каждом углу, и создавалось впечатление, что не сады находились в каждой усадьбе, а само село лежит в одном большом яблоневом саду.

Итак, побывав у родни, мы с Эльвирой продолжаем наше путешествие в каникулы, наш путь, который лежит теперь в село Благодатное, к бабушке Марии. Дорога пролегает в горных местах, бугор за бугром, всё ближе к горам, мелькают за окном кустарники, поля пшеницы, подсолнухов, кукурузы, покос… Ширь необъятная, красота!

Бабушка идёт навстречу, улыбается:

– Внучата мои дорогие! Неужели? Я всякий раз прислушиваюсь: не остановился ли автобус, не приехали ли мои внучата…

Обнимая и целуя бабушку, мы с сестрой наперебой заголосили:

– Бабушка, наша милая, любимая (иногда нам очень хотелось назвать нашу бабушку «бабулей» и обратиться на «ты» – нам казалось, это теплее, но наше воспитание не позволяло нам этого сделать. И мы продолжали обращаться к ней так, как нас учили наши родители, а их, в свою очередь, учили их родители; конечно, в этом были свои плюсы и минусы…), здравствуйте! Мы всегда ждём каникул, чтобы навестить вас, мы скучаем, мы вас любим!

– Рассказывайте! Как ваша семья, как моя внучка Марина, что поделывают внучата – Андрюша, Ваня, Коля? Как родители живут – дружно? Не ругаются?

Мы с сестрой смутились, переглянулись друг с другом, и Эльвира подала знак, что она будет говорить:

– Бабушка, вы спрашиваете про родителей? Ничего хорошего: папа часто выпивает, мама на него злится, ворчит, ругается, до развода доходит, но потом – затихает, а через некоторое время всё сначала: папа опять приходит пьяный, опять у него «командировки»… Я слышала однажды разговор тёти Любы с мамой. Рассказать?

Тётя Люба: «Эля! Наши мужья вчера вместе где-то пьянствовали и, расходясь, шептались на улице, я подслушала их разговор! Твой Роман рассказывал про какую-то Тамару из города…». И долго потом ещё говорили. После их встречи мама папу просто «пилит», цепляется ко всему, всё для неё не так: «храпит, жутко несёт табаком, алкоголем, не там сел, не там встал…». Даже если он трезвый придёт домой – она обязательно найдёт повод, чтобы поругаться!

– Мои любимые, моя кровиночка, послушайте, что бабушка вам скажет. Вам досталось не лучшее время: мир изменился, изменились и люди, сменились поколения! Что раньше было непозволительно, стыдно, то сейчас преподносится некоторыми людьми как «норма поведения»; вы уже взрослые, вы должны из этого извлекать уроки и ни в коем случае не повторять родительских ошибок! Не вмешивайтесь в их ссоры, живите своей жизнью и не переносите плохое в свои будущие семьи. Придёт время – свою «половину» выбирайте не только глазами; ваши супруги должны разделять с вами все радости, трудности и жизненные приоритеты, иметь такие же жизненные цели, как и вы. Хотела бы вам сказать о духовном, но не могу – времена сейчас другие, просто скажу: будьте нравственны, дети…

Бабушка была мудрая женщина.

В том возрасте у меня сформировались уже свои взгляды на жизнь. Появились друзья, потом лучшие друзья и, наконец, просто знакомые. Одним из лучших друзей стал для меня Саша – мальчик с чёрными вьющимися волосами, маленького роста, как и я. Мы с ним сдружились больше чем с другими ребятами и стали лучшими друзьями. Но нам порой было трудно удержать нашу дружбу: после очередной ссоры мы не общались между собой долгое время, а при состоявшемся примирении поклялись друг другу: «клянёмся, ссору больше не принимать за ссору, а продолжать дружить, а того, кто первым из нас подаст другому руку – не считать пораженцем».

Александр жил неподалёку от нас, на «поле» – так назывался огромный пустырь, на противоположной стороне которого продолжал простираться наш населённый пункт. Там жили, в основном, казахи, и этот край называли в простонародье «Карабулак»¹. Это поле было нейтральной полосой, на нём мы с ребятами разного возраста, с нашей улицы, собирались вместе, играли в футбол, волейбол. В перерывах мы обсуждали стратегию нашего «братства» – с каким краем воюем, с кем – союзники, и всё на свете остальное…

Собираясь на нашей улице, мы устраивали засады на ребят из «Карабулака», которые ходили в казахскую школу. Их путь проходил через наш край, «Берлин» – так называли его из-за преимущественного числа жителей немецкой национальности, после чего всем казахским ребятам приходилось идти в обход, по нашей улице только казахские девочки ходили спокойно, а во мне росло чувства национализма… За свою немецкую нацию мы готовы были драться до последнего, если в школе мы слышали вслед: «Фашисты!», то в ответ выкрикивали: «Калбиты², чурки!³» и завязывалась нешуточная драка, после чего вызывали в школу наших родителей. Я всегда приглашал маму, отца – побаивался, да и к тому же почти всегда он был в отъездах. Так что дома я частенько оставался за хозяина – сам управлялся с домашними животными: коровой, баранами, свиньями, курами, ухаживал за моими любимыми кроликами – бывало до позднего вечера работал, забывая обо всём.

После школьных бесед, мама часто выходила со слезами на глазах:

– Саша! Ты же не такой, ты другой внутри, я твоя мама, и знаю тебя, зачем ты дерёшься? Зачем идёшь на поводу? Называешь своих школьных товарищей «чурками», подразумевая, что они глупцы и не так понимают порой темы уроков! Это глупо, Саша. Ты забываешь, что они живут на своей исконной земле и государственный русский язык – не родной им язык; они мыслят на своём родном, казахском – им ведь весь преподаваемый материал приходится внутри себя переводить на казахский язык! Мне горько за тебя, сынок. У тебя становится жесткое сердце…

Мне было жалко маму – где-то внутри я плакал вместе с ней, но маме этого не показывал… Ведь мы с ребятами в то время считали, что мы правы, так должно быть, и продолжали свои безудержные и жестокие баталии.

На нашей улице находилась небольшая христианская церковь, куда приходило довольно много людей с детьми разного возраста; мы с ребятами над ними посмеивались и между собой дразнили «баптистами», а если дети шли в церковь без родителей, мы их обижали, вслух обзывая «богомолами»…

Осень, 1984 год. «Хожу» в четвёртый класс, похвастаться нечем: успеваемость упала – из лучших учеников скатился в троечники, поведение – твёрдый «неуд». Учителя часто жалуются на меня: мы балуемся, дерёмся, боремся на переменах, что зачастую переходит в классы. На уроках кое-как высиживаю до окончания, некоторых учителей побаиваюсь, к примеру, Татьяну Петровну, преподавателя истории, и хотя я честно прилагаю все усилия, чтобы лучше знать историю, но и здесь случаются неприятности…

Тема урока – религия, уже при одном упоминании имени «Иисус Христос» в классе разразился неожиданный смех, и послышалось из всех углов в мою сторону «Христос!»; я поглядывал по сторонам, все отворачивались, но продолжали смеяться, кто – уткнувшись в книгу, кто – глядя друг на друга.

Татьяна Петровна, застыв с удивлённым выражением лица, строго спросила:

– Что происходит? Да, тема об Иисусе Христе! Что здесь смешного? Успокоились! По программе мы должны изучать религиозных фанатиков, одним из них является Иисус Христос. С его рождением связывают начало «нового времяисчисления», которым пользуемся мы сейчас. На дворе – 1984 год, это означает, что 1984 года тому назад родился Иисус Христос. Он много творил чудес, и называл себя Сыном человеческим и Сыном Бога – того самого Бога, который живёт, якобы, на небесах. Но мы-то сейчас знаем, что небо – это слой атмосферы, и с полётом первого в мире советского космонавта Юрия Гагарина, чьё имя носит наша школа, смогли удостовериться, что мы – единственный разум во всей Галактике, нет существования жизни на других планетах. Возвращаясь к теме нашего урока, скажем, что Иисус Христос смог, однако, увлечь за собой множество людей; так появилось и постепенно выросло христианское движение, окутав всю нашу планету, создавая свои структуры – церкви, которые тесно переплелись с господствующим классом буржуазии, став опиумом для народов, одурачиванием и порабощением рабочего класса. Вследствие чего у нас произошла социалистическая революция под руководством нашего великого вождя, Владимира Ильича Ленина, который в своё время отдал много сил в борьбе с религией, освободил нас от капиталистических угнетателей и дал возможность жить в социалистическом обществе, где все равны, где нет частной собственности, а всё принадлежит государству, то есть – всем нам…

И дальше – в таком же духе, цитатами из учебника… Трудно было не то что учить, но просто понять этот сложный набор страшно умных и непонятных выражений.

Вечером мы с отцом, управившись по хозяйству, сидели за ужином и обсуждали жизнь.

– Папа! У нас сегодня на уроке истории была тема «Иисус Христос», так весь класс смеялся надо мной, – конечно, не напрямую, но я понял, что, похоже, над нашей фамилией. В ней есть сходство… И старшеклассники временами обзывают меня «Христом»! Я никого из их не боюсь, но драться с ними не могу – они сильнее меня. Пап, я решил, когда паспорт буду получать – возьму мамину фамилию! Не хочу, чтобы такие трудности были у моего сына…

– Сынок, я тебя понимаю: у меня тоже были проблемы с нашей фамилией, я также хотел сменить её, но при получении паспорта передумал, потому что наша фамилия показалось мне прекрасной, пусть есть какая-то схожесть, но я даже горжусь, ведь Иисус Христос был неплохим человеком. Но я не буду против, если ты возьмёшь фамилию мамы… Ну, а если передумаешь всё же, и оставишь нашу – я буду очень рад.