Часть 4. Пейзаж после битвы

15 августа 1877 года.

Цитадель крепости Бомарзунд

Ротмистр и флигель-адъютант

Николай Васильевич Шеншин

Генерал-майор Бодиско был потрясен, снова увидев меня перед собой.

– А я, грешным делом, думал, что нам с вами, Николай Васильевич, уже больше не встретиться, – сказал он, крепко обняв меня и даже смахнув слезу от избытка чувств. – Боялся, что вы угодите в лапы супостата. Ну, а если даже и доберетесь до Петербурга, то уже всяко не вернетесь к нам. Ведь вы, ротмистр, своими глазами видели, что нам никак не выстоять. Уж слишком мы слабы и слишком враг силен.

За себя-то мне не страшно, жизнь свою я прожил достойно и уже приготовился встретить смерть как и положено российскому воину. А вот тех, кто еще молод и только-только начал служить Родине и императору, надо спасти. Я уже подумал взять грех на душу и, когда станет совсем невмоготу оборонять крепость, сдать ее, сохранив верных слуг нашей Отчизны от бессмысленной гибели.

А тут вдруг такое началось… Сначала непонятным образом стали взрываться корабли англичан и французов. Потом откуда-то явились удивительные железные корабли под Андреевским флагом, которые с огромных дистанций стали с изумительной – меткостью – расстреливать вражеские фрегаты. Тут еще и вы, голубчик мой, прилетаете на огненной колеснице, подобно Илье Пророку. Я все думаю – неужели у меня от пережитого помутнение рассудка началось?

– Да нет, ваше превосходительство, – успокоил я его, – с рассудком у вас все в порядке. Эти, как вы сказали, удивительные корабли принадлежат союзникам нашим, таким же русским людям, как вы и я. Прорвавшись сквозь вражескую блокаду, я встретился с ними. Они меня и до Ораниенбаума домчали, где я встретился с государем. Их вертолет – так называется сия «огненная колесница», вполне, кстати, рукотворная и ужасно шумная – доставил меня сюда, к вам. Ведь на море мы победили, но на острове до сих пор находится двенадцать тысяч французов. А у наших союзников морской пехоты всего-то две роты. Так что им понадобится помощь, чтобы удар по противнику был не только со стороны моря, но и из цитадели.

– Ротмистр, но вы же знаете, что у меня всего-то две тысячи человек! – воскликнул генерал Бодиско. – И это не считая тех, кто уже геройски принял смерть или ранен… Так что ударить я смогу хорошо, если силами полутора тысяч солдат. Морских пехотинцев же наших союзников, как вы уже сказали, всего-то две роты. А у врага – двенадцать тысяч! Силы несопоставимые.

– Ваше превосходительство, – я решил больше не спорить с генералом и протянул ему конверт, запечатанный большой сургучной печатью с двуглавым орлом, – вот письмо его императорского величества, собственноручно им написанное.

Яков Андреевич вскрыл конверт и бегло пробежал глазами по строчкам.

– Так вы, голубчик, уже флигель-адъютант? – воскликнул он. – Поздравляю, поздравляю! А насчет вылазки – государь повелевает мне ее совершить и пишет, что все подробности я узнаю от вас.

– Ваше превосходительство, – ответил я, – вылазка крайне необходима для того, чтобы противник почувствовал, что ему некуда деваться, и сложил оружие.

Заметив удивленный взгляд генерала, я улыбнулся и добавил:

– А насчет планов, то вы сейчас узнаете о них от капитана 1-го ранга Дмитрия Николаевича Кольцова. Он командует эскадрой союзников.

– Он что, прибыл сюда вместе с вами?! – генерал был удивлен до чрезвычайности. – И где же он? Немедленно зовите его сюда!

– Нет, ваше превосходительство, он сейчас находится на флагмане своей эскадры, – улыбнулся я. – Но у нас есть возможность связаться с ним.

Тут я достал из кармана переносную рацию, которую передал мне майор Копылов еще в Ораниенбауме. В полете я внимательно изучил приложенную к этому удивительному устройству из будущего инструкцию и потренировался в работе с радиостанцией.

Нажав на кнопку вызова, я произнес:

– Здесь флигель-адъютант Шеншин. Вызываю на связь капитана 1-го ранга Кольцова, – а потом, вспомнив, что было написано в инструкции, добавил: – Прием!

У Якова Андреевича при виде моих манипуляций глаза полезли на лоб. А когда он услышал из рации человеческий голос, то беднягу едва не хватил удар.

– Здравствуйте, господин флигель-адъютант. Капитан 1-го ранга Кольцов на связи, – раздался голос из черной коробочки.

– Господин капитан 1-го ранга, с вами хочет переговорить генерал-майор Бодиско, – произнес я, – стараясь правильно нажимать на кнопки, расположенные на коробочке.

Получив разрешение, я поднес рацию к лицу Якова Андреевича и шепнул ему:

– Ваше превосходительство, говорите вот сюда.

Яков Андреевич произнес дрожащим голосом:

– Здравствуйте, господин капитан 1-го ранга. Позвольте представиться – генерал-майор Яков Андреевич Бодиско, комендант крепости Бомарзунд.

– Здравия желаю, ваше превосходительство, с вами говорит капитан 1-го ранга Дмитрий Николаевич Кольцов, – донеслось из рации.

– Так это ваши люди совершили все эти чудеса, Дмитрий Николаевич? – чуть более спокойно сказал генерал. – Голубчик, если бы вы знали, как я вам за это благодарен!

– Ваше превосходительство, остался один заключительный аккорд по полной виктории – разгром французского десанта, – произнес капитан 1-го ранга Кольцов. – И вот тут нам понадобится ваша помощь.

– Конечно, Дмитрий Николаевич, – ответил генерал Бодиско. – Тем более что сам государь император предписал мне во всем слушаться вас и сделать все, что вы мне скажете.

– Для начала мы пришлем к вам на вертолете снайперов и пулеметчиков… – донеслось из радиостанции.

– Простите, Дмитрий Николаевич, кого? – полюбопытствовал генерал.

– Снайперы – это меткие стрелки, вроде ваших финских егерей, – сказал Кольцов, – а пулемет – это такая машинка, которая может выпустить по врагу несколько десятков пуль в минуту. Если неприятель будет находиться скученно, то мы сможем уничтожить сразу множество врагов. Примерно так и произошло на острове Престэ, когда англичане и французы попытались высадить там свой десант. Никого из них уже нет в живых.

– Так вот что произошло с теми моряками, которые на шлюпках направились на остров Престэ, – тихим голосом произнес неожиданно побледневший Яков Андреевич. – Высадку супостата я наблюдал в подзорную трубу и не таил более никаких надежд для поручика Шателена и его бравых солдат. Но, смотрю, наш флаг до сих пор реет на башне Престэ. А я все гадал, что же случилось с вражеским десантом…

– Именно так все и было, ваше превосходительство, – сказал Кольцов. – А далее должно произойти следующее. Мои снайперы и пулеметчики оборудуют позиции на стенах цитадели. После этого мы начнем с моря атаку на вражеский лагерь. Вы же в определенный момент осуществите вылазку из цитадели под прикрытием огня наших пулеметов.

– Дмитрий Николаевич, – поинтересовался Бодиско, – а как мы узнаем, когда именно нам нужно будет начать вылазку?

– Мы оповестим об этом флигель-адьютанта Шеншина, ваше превосходительство, – ответил капитан 1-го ранга Кольцов. – Только предупредите своих людей, чтобы они не рисковали без повода. Главное, чтобы французы увидели, что они окружены со всех сторон. А лишние потери нам ни к чему.

– Хорошо, Дмитрий Николаевич, – кивнул генерал Бодиско.

– Тогда, ваше превосходительство, с Божьей помощью – начинаем…

– Действуйте, Дмитрий Николаевич! И да хранит вас и ваших людей Господь и святой Георгий Победоносец… С Богом!

15 (3) августа 1854 года. У крепости Бомарзунд

Капитан морской пехоты Балтийского флота

Сан-Хуан Александр Хулиович

В детстве я был крупным ребенком и очень не любил, когда хулиганы задирали более слабых и более молодых. Не раз, не два и не десять я вмешивался и, скажем так, справедливость почти каждый раз торжествовала. А когда я чуть поднаторел в самбо, так и вовсе каждый раз.

То же самое и здесь. Да, нас мало, но мы в тельняшках, и оружие наше такое, что французам даже и не снилось. Но враги прибыли сюда имея многократное преимущество в живой силе, не говоря уж об артиллерии и поддержке с моря.

Был в моем плане еще один момент, который, скажем так, мог и не понравиться беспристрастному рефери. Командовал французами однорукий генерал Барагэ д’Илье, известный личной храбростью. Он участвовал в походе на Россию в 1812 году в составе великой армии Наполеона, довелось повоевать ему и в Алжире. Этот просто так не сдастся и будет сопротивляться до последнего. Я его за это уважал (кроме Русского похода), но, увы, именно потому будет лучше, если его пристрелят в самом начале действа. Его и еще пару-тройку высших офицеров. Это для того, чтобы, когда вдруг все начнется, у наших французских друзей не было единого командования. А без начальства любая воинская часть – просто толпа вооруженных людей. Скажете, что это неспортивно? А, ну и пусть, ведь это они к нам приперлись, а не мы к ним. Да и война – далеко не спортивное состязание.

Я почему-то был уверен, что после капитуляции остатков своего флота генерал Барагэ д’Илье прикажет атаковать цитадель. Без флота и подвоза боеприпасов им на острове долго не продержаться. А в крепости худо-бедно имеются продовольственные запасы, да и укрыться в кирпичном здании казармы можно. Это лучше, чем куковать под открытым небом. К тому же если его все же принудят к капитуляции, то он сдастся с высоко поднятой головой – как победитель. Я знаю этих заносчивых галлов – больше всего в жизни им хочется изображать героев, рыцарей без страха и упрека.

Понятно, что генерал будет в первых рядах своих солдат. Но, как говорится, доверяй, но проверяй. Для того и беспилотник в небе круги нарезает. Он подтвердил мою правоту: французы закончили суетиться и начали строиться примерно в полутора километрах от цитадели, вне зоны досягаемости крепостной артиллерии. Высший комсостав французов разместился на одном из холмиков на переднем крае неприятельского построения.

Ну, что ж, превосходная цель для наших снайперов. Насколько я знаю своих ребят, они уже заняли позиции, с которых можно вести прицельный огонь. Где именно, я не вижу, и это хорошо. Сие означает, что и противник их вряд ли заметит. Развернули они свои фузеи и приготовились вести огонь из дальнобойных крупнокалиберных снайперок ОСВ-96. С расстояния в километр они повышибают всех французских командиров. В случае чего, если французы увидят, откуда ведется огонь, на подходе к позициям снайперов будут выставлены «монки» – противопехотные осколочные мины направленного поражения МОН-50. Я не завидую тем, кто будет находиться в радиусе пятидесяти метров перед этими минами. А на самый крайний случай, если настырные французы, несмотря на потери, полезут дальше, их ждет приятное знакомство с двумя пулеметами «Печенег».

А начнет сегодняшний кордебалет «Мордовия». Она подойдет к берегу и обработает то место, где сейчас строятся французы, системой А-22 «Огонь». Потом это место будет выглядеть весьма неаппетитно – огнеметно-зажигательный корабельный комплекс закинет в расположение французов в качестве презента сорок четыре 140-миллиметровых снаряда, из которых первая половина будет осколочно-фугасная, а вторая – зажигательными.

Оставшиеся пулеметные расчеты и пара АГС-17 «Пламя» расположились у стен замка… тьфу ты, цитадели. Они прикроют отход наших ребят, а потом поддержат огнем вылазку войск генерала Бодиско.

Окончательно утвердив диспозицию сегодняшней баталии, я связался с капитаном 1-го ранга Кольцовым. Доложив ему о готовности, я получил от него «добро» на начало операции, правда, в несколько неуставной форме:

– Приступайте, ребята! И, Хулиович, с Богом!

Лейтенант Андрюха Панченко, старший снайперских групп, подтвердил, что они на месте, и что Луи-Ашилль Барагэ д’Илье и иже с ним у него и у его ребят на прицеле.

– Видите отчетливо? – спросил я и, получив утвердительный ответ, отдал команду: – Работайте!

Через несколько секунд моя рация пикнула три раза – сигнал о том, что все цели поражены. Я посмотрел на экран планшета, на котором отражалась оперативная обстановка и транслировалась картинка с беспилотника. Действительно, там, где несколько минут назад все было тихо и спокойно, началось какое-то броуновское движение. А на высотке, где за минуту до того толпилось французское начальство, лежала груда тел. Лица я их рассмотреть не мог, но был уверен, что Андрюха и его «зоркие соколы» не промахнулись.

Потом на стоящей в трех милях от берега «Мордовии» закрутились лопасти огромных винтов, МДК приподнялся на воздушной подушке и помчался к берегу. Картинка с беспилотника стала меньше – он набрал высоту, еще не хватало, чтобы его зацепило осколками реактивных снарядов нашего «Огня». Впрочем, французский лагерь и построенные рядом с ним войска были и так неплохо видны. Потом их плотно закрыли алые розетки разрывов и густые облака дыма и пыли. То, что осталось от лагеря, запылало. Время от времени там что-то взрывалось – похоже, что это были склады боеприпасов и зарядные ящики орудий.

Еще совсем недавно бывшая организованной и дисциплинированной армия превратилось в обезумевшее стадо. Кто-то из беглецов помчался к морю, кто-то к цитадели – сдаваться. Часть нарвалась на наши «монки». Словно коса смерти прошлась по их рядам. Те, кому посчастливилось уцелеть, в ужасе упали на землю и лежали, не шевелясь.

Повторный залп из комплекса «Огонь» я решил не давать. Дело было сделано, а у нас осталось всего по два боекомплекта на каждую установку. И их следовало бы приберечь. Кто знает, с кем нам еще придется сражаться в будущем. Хотя, конечно, МДК «Мордовия» не предназначен для океанских переходов. На Балтике или на Черном море он вполне мореходен, но дальние походы ему противопоказаны.

Перед началом движения «Мордовии» я связался по рации с Шеншиным и сообщил, что пора начинать вылазку. Но все оказалось намного проще, чем мы предполагали. Не успел МДК выгрузить на берег из своего чрева два БТР-80 и две Ноны-СВК, как – французы стали массово тянуть ручонки к небу, а ко мне уже со всех ног мчался их офицер в сопровождении двух солдат. Один из них нес на палке над головой весело развевающиеся подштанники, которые, судя по всему, должны были изображать белый флаг.

Я приказал на время прекратить огонь, после чего собрался с мыслями – ведь французский я тоже худо-бедно знал.

Помните тот старый анекдот, когда идет петух и вдруг слышит из кустов: «Ко-ко-ко!» Он, естественно, туда, там слышна возня, кудахтанье, потом из кустов выбирается лиса, облизывается и говорит: «А хорошо все-таки знать иностранные языки». Услышал этот анекдот я еще в раннем детстве, а знание русского, испанского, баскского и шведского сделало изучение других языков – будь то английский, французский, немецкий или даже арабский – весьма простым занятием.

Но француз, равно как и тот баск, с которым мне довелось погутарить на острове Престэ, знал французский похуже меня. И когда я услышал, что имею честь беседовать с лейтенант-колонелем (подполковником) Адамом Константином Чарторыйским, то пожалел, что как раз польского никогда не учил. Но сказать «nous rendons» он смог; буквально сие означало «мы сдаем» – правильнее, конечно было бы «nous nous rendons» – мы сдаемся…

Я вполголоса процитировал «Двух рыцарей» Гейне, который писал как раз о таких вот польских «беженцах» во Франции:

 
Leben bleiben, wie das Sterben
Fr das Vaterland, ist s^[3].
 

– Что вы сказали, мсье? – подобострастно спросил Чарторыйский.

– Ничего, ничего, мы, конечно, принимаем вашу капитуляцию, – с улыбкой ответил я и объяснил, каким именно образом и где им предстоит складывать оружие.

Остальное уже было делом техники. От двенадцатитысячного корпуса (это французы и британские части усиления) осталось тысяч десять. Они медленно брели к цитадели, многие оглушенные и контуженые, клали свои ружья, сабли и тесаки в кучу (офицерам разрешено было оставить холодное оружие – такие здесь были рыцарские традиции), после чего их – нижних чинов отдельно, офицеров отдельно – уводили в места, где им предстоит провести последующие несколько дней.

Надо было дождаться прихода транспортных кораблей, на которых пленные отправятся туда, где им предстоит дожидаться конца войны. А пока им придется ночевать под открытым небом, потому что палаточный лагерь почти весь выгорел. Ничего, погода стоит хорошая, пару-тройку дней как-нибудь потерпят.

Для раненых мы приготовили места в цитадели Бомарзунда. Человек двадцать же наиболее тяжелых капитан 1-го ранга Кольцов велел отправить на корабли эскадры для оказания экстренной помощи.

Была б моя воля, я бы заставил их восстанавливать то, что они порушили – здесь, в Свеаборге, в Петропавловске, как немцев после Великой Отечественной… Но, увы, как мне разъяснили, в эти времена пленных работать не заставляли, так что грозит им в лучшем случае несколько месяцев безделья.