Читать книгу «Алые Паруса. Бегущая по волнам. Золотая цепь. Хроники Гринландии» онлайн полностью📖 — Александра Грина — MyBook.



Отвечая на анкету «Что будет через 200 лет?» («Синий журнал», 1914, № 1), Грин представлял мир будущего гораздо менее романтичным того, о котором писал свои книги: «Я думаю, что появится усовершенствованная пишущая машинка. Это неизбежно. Человек же останется этим самым, неизменным. Вперед можно сказать, что он будет делиться на мужчину и женщину, влюбляться, рожать, умирать. Леса исчезнут, реки, изуродованные шлюзами, переменят течение, птицы еще будут жить на свободе, но зверей придется искать в зверинцах. Человечество огрубеет, женщины станут безобразными и крикливыми более, чем теперь. Наступит умная, скучная и сознательно жестокая жизнь, христианство (официально) сменится эгоизмом. Исчезнет скверная и хорошая ложь, потому что можно будет читать мысли других. И много будет разных других гадостей…»

В 1914 году Грин становится сотрудником журнала «Новый сатирикон», Он пишет ради заработка множество сатирических заметок и фельетонов. Аркадий Аверченко, возглавлявший журнал, снисходительно покровительствовал ему и называл его: «господин заядлый пессимист».

Отвечая в начале 1915 года на анкету «Журнала журналов» «Как мы работаем», Грин писал: «Как я работаю? Только со свежей головы, рано утром, после трех стаканов крепкого чая, могу я написать что-нибудь более или менее приличное. При первых признаках усталости или бешенства бросаю перо. Я желал бы писать только для искусства, но меня заставляют, меня насилуют… Мне хочется жрать».

Писательница и революционерка Лариса Рейснер, встречавшаяся с Грином в редакции созданного ею в 1915 году журнала «Рудин», вспоминала о нем с оттенком иронии: «Грин, трезвый, в невероятно высоком и чистом воротничке, который, впрочем, скоро снял и спрятал в карман, грел возле печки, полной трескучего пламени, свое веселое и безобразное лицо. Смелый путешественник, описавший жаркое небо и дикие леса юга из своей комнатки в желтых вонючих ротах[2] и ни разу не видевший в жизни ни одного лица, действительно похожего на то, что ему снилось, – наконец чувствовал великое успокоение. Сумасшедший, он был среди своих. Целая куча, целый сноп безумцев окружал его так, как брызжущие искры окружали черное, покрытое трепещущим синим пламенем, медленно и неудержимо пылающее дерево. Никого не пугала смелая сжатость его слога. Никто не сомневался в роскошных видениях, которые ему доставляли странные музы – голод и алкоголь… Любовь и творчество сделали из агонии Грина дикий и великолепный закат. Косые лучи, падая из-за разорванных обезумевших туч, озаряли трагическим блеском его любимый пейзаж: море, острова и людей лучшей породы».

В охранном отделении Грин числился политически неблагонадежным, и с началом 1-й мировой войны за ним время от времени даже устраивали слежку. Донесения о нем скучны и однообразны: «купил булок», «вышел с покупкой», «посетил дачу», «около дачи сидел и прогуливался»…

За непочтительный отзыв в ресторане об императоре Николае II началось преследование писателя, и он от греха подальше в декабре 1916 года переехал из Петрограда в «тихую заснеженную Финляндию». Хотя, по правде говоря, в это время только ленивый разве не возмущался вслух последним российским императором.

Узнав о Февральской революции 1917 года, Грин пешком по шпалам (поезда тогда перестали ходить) вернулся назад. Революционный переворот Александр Степанович принял с восторгом. Но прошло несколько месяцев, и он заявляет в печати: «В моей голове никак не укладывается мысль, что насилие можно уничтожить насилием». В его статьях и фельетонах зазвучали контрреволюционные нотки.

Осенью 1918 года гражданской женой Грина становится Мария Долидзе. Но спустя несколько месяцев он с ней расстался. В январе 1919 году писатель, наконец, получил благоустроенную комнату в бывшем доме барона Гинцбурга на Васильевском острове.

Осенью 1919 года сорокалетнего уже известного литератора Александра Грина забирают в Красную Армию. Он служит в караульной команде по охране обоза и амуниции в Витебске и его окрестностях, затем в телефонной команде в городе Остров Псковской губернии. Пробыв в армии около полугода, Александр Степанович чуть было не погиб от крайнего истощения и туберкулеза. Самовольно вернулся в Петроград в марте 1920 года и сразу попал на больничную койку с сыпным тифом. Справившись с болезнью, он получает комнату в Доме искусств на Мойке, где продолжает жить отшельником, несмотря на обилие соседей-литераторов. Один из них, Вениамин Каверин, вспоминал: «В ленинградском литературном кругу был одинокой, оригинальной фигурой. Высокий, худощавый, немного горбившийся, он отличался от других обитателей Дома искусств уже тем, что все они куда-то стремились, к чему-то рвались. Он никуда не рвался».

В революционном красном Петрограде, где жители умирали от голода, холода и эпидемий, а сводки с фронтов были безрадостными, когда рушился привычный миропорядок, вечно мрачный, похожий на похоронного факельщика в своем длинном черном сюртуке Александр Грин пишет феерию «Алые паруса» – о надежде, о радости, которая бродит где-то рядом с человеком. В декабре 1920 года он уже читает почти законченный роман в кружке литераторов. Но вышли в свет «Алые паруса» лишь в январе 1923 года. На публикацию откликнулась «Красная газета»: «Милая сказка, глубокая и лазурная, как море, – специально для отдыха души. Грин любит музыку, маскарад, экзотику, все необычайное и непохожее на действительность, но в свои произведения он обязательно вносит душу, жизнь».

В предисловии к «Алым парусам», вышедшим в 1944 году в серии книг «Библиотека краснофлотца», Константин Паустовский писал: «Сейчас, в дни войны, когда наша победа и будущее зависят от нашего мужества, от преданности Родине, от нашей культурности и силы, книги Грина, помогающие нам воспитывать в себе эти качества, являются по сути своей подлинными оборонными и боевыми книгами».

В 1920 году был написан и один из лучших рассказов Грина об одиночестве в холодной пустыне – «Крысолов».

В декабре 1920 года Грин оформил в загсе развод с первой женой, с которой они разошлись еще семь лет назад и в мае 1921 года женился на 26-летней вдове Нине Николаевне Коротковой (в девичестве Миронова, во втором замужестве Гриневская), которая оставалась его верной спутницей до самой кончины писателя.

Поэт Всеволод Рождественский вспоминал о Грине начала 1920-х годов: «Внешность у него была в то время мало располагающая к себе. Худощавый, подсохший от недоедания, всегда мрачно молчаливый, он казался человеком совсем иного мира. Многие, знавшие его только внешне, отказывали ему даже в интеллигентности, говорили, что он похож на маркера из трактира, на подрядчика дровяного склада и т. д. Но таким был Грин для тех, кто знал его очень мало. Он словно сам заботился о том, чтобы окружить себя атмосферой неприязни, отгородиться нарочитой грубостью от всякого непрошенного вмешательства в его внутренний мир. Годы бесприютной скитальческой жизни и порою полуголодного существования даже в относительно благополучные для литераторской среды времени приучили его к настороженности и осторожности. И мало кто из знавших его в то время подозревал, сколько настоящего светлого лиризма было в его душе, сколько подлинной любви к человеку».

В годы нэпа возобновили работу частные издательства, была издана книга рассказов Грина «Белый огонь». Весной 1923 года журнал «Красная нива» напечатал новый роман Грина «Блистающий мир», над которым он работал с осени 1921 года. Его главным героем стал летающий человек. Получив солидный гонорар, Грин с женою отправился в поездку по местам своей юности – в Севастополь и Ялту. В Гражданскую войну эти места были окрашены алой кровью Белой и Красной армий, но об этом Грин не размышлял, он погружался только в свой мир сновидений.

В мае 1924 года, продав в Петрограде, уже ставшим Ленинградом, недавно приобретенную и отремонтированную квартиру, Грин с женою переезжают жить в Крым – в Феодосию. К осени 1924 года они купили собственное жилье – квартиру на Галерейной улице (ныне в ней музей Грина). С ними вместе поселилась мать жены.

О. Воронова вспоминала: «Его квартира в Феодосии была увешана иллюстрациями к старинному французскому изданию плавания Дюмона Дервиля. Вообще, увлекался всем таинственным».

Здесь были написаны романы «Золотая цепь» (1925), «Бегущая по волнам» (1926), «Джесси и Моргиана» (1929), а также несколько новых сборников рассказов.

В послереволюционном периоде творчества Грина заметна рука зрелого мастера, предпринята попытка соединить мечту с действительностью. Так в «Бегущей по волнам» органично слились воедино черты авантюрного романа и фантастики, романтики и мистики, всего того, что было лишь намечено в прежних произведениях.

Пессимистические настроения писателя в полной мере отразились в последнем романе «Дорога никуда» (1930).

Тематика произведений Грина, где нет и намека на коммунистическое воспитание, возмущают как советских литературных деятелей, так и партийных чиновников. Его редко публикуют, отговариваясь, что это «несвоевременно», он влачит с женой полуголодное существование.

В 1927 году частный издатель Л.В. Вольфсон начал издавать 15-томное собрание сочинений Грина, но вышли только 8 томов – нэп закончился, Вольфсон был арестован.

В октябре 1927 года Грин ответил на анкету «Писатели дома» журнала «30 дней»:

«Я опишу один день. Встал в 6 ч. утра, пил чай, пошел в купальню, после купанья писал роман “Обвеваемый холм”, читал газеты, книги, а потом позавтракал. После этого бродил по квартире, курил и фантазировал до обеда, который был в 4 дня. После того я немного заснул. В семь часов вечера, после чая, я катался с женой на парусной лодке; приехав, еще пил чай и уснул в 9 ч. вечера. Перед сном немного писал. Так я живу с малыми изменениями, вроде поездки в Кисловодск. Когда сплю, я вижу много снов, которые есть как бы вторая жизнь».

Дополняют картину распорядка дня в Феодосии воспоминания жены: «Так вот, проснувшись рано, я первым делом иду в комнату Александра Степановича. Вчера он писал или размышлял допоздна. По полу и по столу раскиданы окурки, пепел. Воздух кисло-застоявшийся. Распахиваю окно, собираю окурки и пепел, мою пол и, вымыв, снова разбрасываю окурки по полу, но в меньшем количестве, чем прежде. Александр Степанович не разрешает, чтобы его комната убиралась, чтобы в ней мылся пол. Не потому, что он неопрятен, внутренне он ничего не имеет против чистоты и порядка, как в жилье, так и во внешнем виде, но он жалеет меня. Ему кажется, что мыть пол – труд для меня непосильный. А мне нетрудно. Но зато, когда он придет в комнату, пол будет сух, воздух чист, в окно веет запахом моря. Он войдет в свою комнату, и дух его возрадуется, а моей работы он не заметит, так как внимание его не въедливо на такие мелочи».

В 1930 году Грин продал просторную квартиру в Феодосии и вынужден был из-за нищеты поселиться в тесной мазанке в небольшом городке Старый Крым.

Юрий Олеша рассказывал: «Его комната была выбелена известью, и в ней не было ничего, кроме кровати и стола. Был только еще один предмет… На стене комнаты – на той стене, которую, лежа в кровати, видел перед собой хозяин, – был укреплен кусок корабля. Слушайте, он украсил свою комнату той деревянной статуей, которая иногда подпирает бушприт! Разумеется, это был только обломок статуи, только голова, – будь она вся, эта деревянная дева, она заняла бы всю комнату, может быть весь дом, и достала бы до сада, – но и того достаточно: на стену, где у других висит зеркало или фотографии, этот человек плеснул морем».

В ленинградском журнале «Звезда» в 1931 году была напечатана «Автобиографическая повесть» Грина. В ней только чуточка правды и никакой искренности, никакого раскаяния писателя за мученическую жизнь рядом с ним самых близких ему женщин. Более правдив он был в своих художественных произведениях, о чем говорил: «Если потомки захотят меня хорошо узнать, пусть внимательно меня читают, я всего себя вложил в свои произведения».

Последние два-три года Грин почти ничего не писал. Часто наведывается в Москву, реже в Ленинград, выпрашивая гонорары или авансы. И везде – губящий его алкоголь, богемные компании. Он писал о радости жизни, но повсюду притягивал к себе горе. Все, что можно было продать, он продал.

Скончался писатель на 52-м году жизни от рака желудка 8 июля 1932 года. За полгода до своей кончины, вспоминая пройденный 25-летний творческий путь, он говорил: «Когда я осознал, понял, что я художник, хочу и могу им быть, то всю свою последующую жизнь я никогда не изменял искусству, творчеству: ни деньги, ни карьера, ни тщеславие не столкнули меня с истинного моего пути; я был писателем, им и умру…»

После смерти книги Грина появлялись все реже и реже, а в 1945 году их издание и вовсе прекратилось.

В 1956 году имя Александра Грина вновь зазвучало в положительном ракурсе. Литературовед Марк Щеглов в статье «Корабли Александра Грина (журнал «Новый мир», 1956, № 10) писал: «Судьба произведений А. Грина сложна и неустойчива. Его творчество имеет и влюбленных поклонников, и брюзгливых отрицателей. Последним удалось сделать то, то книги А. Грина сейчас почти неизвестны широкому читателю, а идеологическая репутация этого давно умершего художника до сих пор колеблется где-то на опасной грани… Корабли, бегущие по волнам в рассказах А. Грина, бегут неведомо куда и неведомо зачем, но ведь всегда в этом мире добрым и могучим людям найдется, что делать и куда направить парус. Излюбленные герои А. Грина – добрые и немного таинственные капитаны, в душе которых патриархальное благородство соседствует с современной утонченностью чувств и естественным демократизмом».

С начала 1960-х годов начинается расцвет популярности изрядно подзабытого писателя Александра Грина.

Грин – создатель вымышленной страны, которая благодаря критику Корнелию Зелинскому в 1934 году получила название «Гринландия» (сам Грин это слово не использовал, оно состоит из его фамилии и части названия разных стран – Гренландия, Ирландия, Голландия). В этой стране происходит действие многих его произведений, в том числе самых известных его романтических книг – «Бегущая по волнам», «Алые паруса», «Золотая цепь». Первым произведением о Гринландии считается рассказ «Остров Рено», появившийся в 1909 году. Море для Грина не деталь пейзажа, а метафора сложных человеческих страстей. Он говорил: «До конца дней своих я хотел бы бродить по светлым странам моего воображения».

Гринландия – полуостров, почти все города которого являются морскими портами. Может быть, он находится где-то на морском побережье Китая, или, может быть, Австралии. Там можно увидеть автомобиль и кинематограф, встретить девушку Ассоль и, конечно, пустится в плавание на парусном корабле. Там много городов – Аламбо, Гель-Гью, Зурбаган, там можно подняться на Солнечные горы, искупаться в реке Адара, прокатиться по Синнигамской железной дороге, спуститься в Западной пирамиды рудники…

Писатель Андрей Платонов утверждал: «Грин придумывает целые страны, города, проливы, моря, имена людей и самих людей не ради пустой игры, не ради освобождения своего перенапряженного поэзией воображения. Грину необходимо, чтобы его люди жили в “специальной” стране, омываемой вечным океаном, освещенной полуденным солнцем, потому что автор, обремененный заботами о характеристике своих оригинальных героев, должен освободить их от всякой скверны конкретности окружающего мира».

Гринландией называют синтетический мир прошлого… Мир, или миф будущего… Условный миф ХХ века, который создал волшебник Грин.

В литературно-мемориальном музее Александра Грина в Феодосии находится рельефное панно, изображающее карту Гринландии. Карту создал художник и скульптор Савва Бродский, а расстояния между городами рассчитаны по произведениям Грина одним из создателей музея Геннадием Золотухиным.

Наверное, именно об этой сказочной стране говорил еще задолго до рождения Александра Гриневского поэт Михаил Лермонтов:

 
В уме своем я создал мир иной
И образов иных существованье;
Я цепью их связал между собой,
Я дал им вид, но не дал им названья…
 

Михаил Вострышев