Цитаты из книги «Собачий лес»

И я, со всей своей памятью, не знал, как ему отказать.

коже. Я знал, кто убил Ленку, доктора Свиридова, тебя, но уже не мог никого спасти. Я больше ничего не хотел.

Я вдруг почувствовал, как картинки продолжают наполнять мою голову с такой скоростью, что нельзя рассмотреть каждую. Я видел все без помощи Гретель и Адини. Память приходила ко мне из воздуха, вращения Земли, движения звезд. Крохотные люди, забытые города, падавшие с неба камни. Я был огромен как гора и голоден так, что еле сдерживался, чтобы не сожрать весь мир как кусок хлеба с подсолнечным маслом. Тишина инеем оседала на моей

Вчера я изменила ее память, и, когда ты пугал ее, она уже забыла все страшное. – Адини помолчала, подбирая слова. – Мы то хорошее, что мы помним. Мне так папа сказал. А ты… Ты очень древний. Ты запомнил столько скверного, сколько никто запомнить не может.

В кукле было столько силы, что она просто не замечала лежащего на ее ногах человека. Вокруг зашаталось, завыло. Пол в проходной заходил ходуном. Доски поднимались и падали, дробясь в щепы. Я сильнее прижал свечку к коже Гретель. Огонь пополз по ее щеке. В бас растянулись голоса и звуки. Кукла раскрыла рот, будто тоже хотела закричать. Перед нами блеснул серебряный зуб, а может быть это была одинокая с вишню звезда.

На ней не было швов. Вязаные из крепких тонких ниток узелки создавали кожу не похожую на человеческую, но каким-то чудом сохранявшую ощуще

Моя игра его не удивила. Почти каждый в поселке хотя бы раз в жизни был на допросе

Счастье нашей страны обрушилось на меня. Гретель показывала мне все подряд, но тебя в этих картинках не было.

Все это несло в себе и новый гуманизм и новую справедливость, когда победивший свят в любом совершенном им зле. С такими мыслями было очень сложно вернуться домой. С

За острым выживанием, ненавистью и вседозволенностью пришла пустота, которую невозможно заполнить. И тогда, в своей памяти, он хватался за дом, который когда-то удалось отбить, за освобожденный чужой город, за имена, нацарапанные на Рейхстаге, за общую радость покалеченной, но оставшейся в живых, нации.