«Эта история прозвучала в 60-х годах прошлого столетия на Центральном телевидении, в цикле передач «Ираклий Андронников рассказывает: «На вечеринке Лермонтов пригласил некую княгиню на танец, а когда она ему отказала, обиделся, устроился в углу зала, нарисовал даму обнажённой и пустил рисунок по кругу. Когда Мартынов его получил, он подошёл к Лермонтову и влепил пощёчину».

«Вряд ли так могло быть», – это размышляет уже другой человек, автор выложенного в интернет материала, – хотя характер Лермонтова был далеко не ангельским, он жил в окружении не столь блистательных талантами, но живых людей.

«Статьи Андронникова в интернете не нашёл, – продолжает автор статьи, – прочёл другую, довольно интересную (где-то читал, что Мартынов и из пистолета до этого не стрелял, и лишь близость расстояния позволила не промахнуться)».

Мне, автору этого материала, подумалось, ну откуда берутся такие домыслы, кому что-то взбредёт в голову, то и выкладывает в интернет, а неискушённые люди читают и верят.

Дальше приводятся ещё более шокирующие материалы о замаскированном исполнителе убийства в кустах терновника.

Высказывает свой комментарий уважаемый мэтр сло́ва Ираклий Луарсабович: «Исполнителем оказался какой-то анонимный казак, спрятанный в кустах и стрелявший в Лермонтова из ружья. Основанием этой версии послужили два обстоятельства. Во-первых, обследованная после дуэли рана Лермонтова оказалась просто ужасной. Пуля пробила его снизу вверх и буквально разорвала тело несчастного поэта. Если Дантеса спасла от смерти пуговица или ладанка, то Лермонтова могла бы спасти только танковая броня.

Следовательно, оружием убийства не мог служить дуэльный пистолет. Во-вторых, Мартынов до самой своей смерти и даже на исповеди клялся, что не убивал Лермонтова. Но если не он и не из пистолета, то кто же?

И вот появилась версия о заказном политическом убийстве, умело замаскированном под дуэль.

Когда Ираклий Андроников прочел эту статью и ряд других с таким же контекстом, он пришел в бешенство. Для него, литературоведа, историка, аристократа, жившего николаевской эпохой, дышавшего ее воздухом, было совершенно очевидно, что русский император – первый дворянин великой державы, да и всей Европы, никогда в жизни не унизил бы себя организацией убийства какого-то поручика, неврастеника и скандалиста. Раскрытие этого заговора оказалось бы губительным для репутации его и всех его потомков. Николай I, как никто из Романовых ни до, ни после него, был особенно щепетилен в вопросах дворянской чести. Император-джентльмен, рыцарь без страха и упрека, отец Отечества, спавший на простой солдатской койке, – вот образ, который он о себе создавал после восшествия на престол и кровавых событий 14 декабря.

А его милости семье погибшего Пушкина?! Общество ждало от него этих действий, и он не мог обмануть эти ожидания. И теперь одним неосторожным поступком превратиться из безупречного монарха в заурядного уголовника? Нет, это было невозможно.

Особенно бесило Андроникова то, что эти провинциальные литературоведы перенесли в высший свет прошлого века ухватки и приемы века нынешнего. И Андроников решил встать на защиту поруганной чести императора! Он задумал воспроизвести сцену убийства Лермонтова с максимальной достоверностью или, проще говоря, провести следственный эксперимент, спустя 115 лет.

Прежде всего, оружие. Кто сказал, что стрелялись из дуэльных пистолетов? Откуда в полувоенном Пятигорске дуэльные пистолеты Лепажа? И особенно в то время, когда дуэли были категорически запрещены? (А как же частные коллекции дворян? – А. Г.).

Детальное ознакомление с протоколами дуэли показало, что оружием явились штатные седельные кавалерийские пистолеты. И тут Андроников обратился к хранителю отдела оружия ленинградского Эрмитажа – Леониду Ильичу Тарасюку. В распоряжении Тарасюка находился весь огромный арсенал Эрмитажа, размещающийся в полукруглой башне Зимнего дворца рядом с Зимней канавкой.

Уже не один год он занимался разбором и атрибуцией громадной груды оружия, накопившейся за два с половиной столетия, где, наряду с драгоценными миланскими доспехами, дамасскими саблями, испанскими аркебузами, находились все образцы русского холодного и огнестрельного оружия, начиная от времен Ивана Грозного и до последнего царя.

К просьбе Андроникова – найти аутентичные пистолеты и использовать их в следственном эксперименте – Тарасюк отнесся с энтузиазмом. Через некоторое время несколько пистолетов были найдены.

По сравнению с этими «гаубицами», лепажевские дуэльные выглядели, как детские игрушки. Тарасюк дал мне их подержать и сказал: «Они должны стрелять на дуэли».

Для того, чтобы музейный пистолет выстрелил, он должен иметь исправный механизм и боевой заряд, состоящий из пули и пороха. Еще было бы хорошо, чтобы в момент выстрела не разорвало бы дуло. «Наверняка металл подвергся коррозии за сто лет, и дуло разнесет вдребезги при первом же выстреле», – предположил я. «В то время и слова-то такого не было – коррозия, – возразил Тарасюк. – Разве мы не пробовали фехтовать рапирами эпохи Людовика XVI? И что? Где ты видел хотя бы царапину на них?»

Это было правдой. В отличие от современных клинков, которые нещадно ломались на тренировках, старинные толедские, золингеновские и демидовские оставались целыми и невредимыми. Только искры летели, как и столетия назад.

Решив таким образом проблему коррозии, Тарасюк приступил к восстановлению механизмов. По-моему, он приспособил для этого токарный станок Нартова, сделанный для Петра I, но от прямого ответа он уклонился, заметив, что действительно использовал некоторые подручные средства, имеющиеся в Эрмитаже.

Я занялся порохом и пулями. (…)^[8]

Работа эта проходила в эрмитажном арсенале по субботам и воскресеньям. Там же мы растирали порох в ступках и набивали его в картузы. Через несколько недель, к концу мая, у нас были новенький пистолет 1840 года, пороховые заряды и дюжина пуль. Были сложности с кремнем, но помогли коллеги из геологического музея.

При нажатии на курок, из-под него вылетал целый сноп искр. Пора было переходить к полевым испытаниям.

В ближайшее воскресенье Тарасюк приехал ко мне в Солнечное, где я снимал на лето сарай, и мы отправились в дюны. По дороге Тарасюк прихватил на стройке обрезки трех досок. В дюнах мы нашли симпатичный окопчик. Кругом росли сосны, тишина, покой – идеальное место для полевых испытаний. Тарасюк развязал свой фронтовой сидор и достал пистолет, боеприпасы, пиво, бутерброды. Еще я заметил у него индивидуальный перевязочный пакет и бинты разной ширины. «Однако решил подстраховаться!» – подумал я и слегка заволновался.

Мы укрепили веревками три доски, одну поверх другой, на ближайшей сосне, нацепили мишень – «Лермонтов» готов.

Тарасюк снарядил пистолет и встал за другую сосну на расстоянии десяти шагов. Он поприцеливался в «Лермонтова» и сказал: «Так будет хорошо. Ложись в окоп, спрячь голову и не высовывайся! Можешь скомандовать: «Готовы? Сходитесь!» И сразу падай»!

Я расположился в окопчике и прокричал команду. Он спокойно поднял пистолет, тяжелый ствол не дрожал в его руке, палец медленно потянул спусковой крючок. Раздался страшный грохот, из дула вырвался столб огня вместе с клубами черного дыма.

Леонид стоял на том же месте с закопченной физиономией и морщился от боли, внятно ругаясь. При выстреле сильная отдача ударила в его раненую руку.

«Как это они тогда стреляли из этих самопалов?» – подумал я.

Мы подошли к «Лермонтову». Первая доска была просто размозжена в щепки, вторая и третья пробиты, а пуля застряла в сосне. Там мы ее и оставили. Захватив первую доску для Андроникова, отправились домой. По дороге я взглянул на Тарасюка и заметил у него слезы на глазах: «Ты чего? Так больно?» – «Нет, Лермонтова жалко. Как его изувечило!» Полевые испытания были проведены, настала очередь следственного эксперимента.

Андроников договорился с генералом патологоанатомом профессором П. о том, что эксперимент будет проведен в морге Военно-медицинской академии, как только там окажется бесхозный труп. Это сейчас бесхозных трупов сколько угодно, а тогда это был большой дефицит. «Весь мир – анатомический театр, все трупы – актеры, – мрачно пошутил генерал П. – Надо ждать случая».

И мы стали ждать. Через несколько недель Андроникову позвонили в Москву из Академии и попросили срочно приехать. Он приехал. Экспертиза была назначена на поздний вечер.

В морге был установлен бруствер из мешков с песком, за ним находился стол экспертной комиссии. В нее входили генерал П., Тарасюк, Андроников и судебный эксперт по баллистике Л. «Поручик Лермонтов» был установлен в пол-оборота к «Мартынову». На нем были помечены входное и выходное отверстия пули, согласно медицинскому протоколу о дуэли.

Судмедэксперт провел директрису, и на расстоянии десяти шагов «от поручика» на стойке был укреплен пистолет, через дуло которого и проходила директриса.

Положение пистолета оказалось удивительно низким, где-то на уровне бедра стрелявшего человека, а дуло оказалось задранным вверх.

Затем комиссия села за стол, а Леонид в бронежилете и каске встал у стойки. Он потянул за бечевку, привязанную к курку. Раздался выстрел. «Поручик Лермонтов» был отброшен назад – в боку его зияла кошмарная рана, из которой сочился формалин.

Всего этого я не видел, поскольку меня к проведению экспертизы не допустили, и я ждал поблизости, на Пироговской набережной.

Тарасюк вышел часа в три ночи, неся в руках хорошо початую бутылку арманьяка, и, подойдя ко мне, торжественно возвестил:

«Его Величество Император Николай Павлович в смерти поручика Лермонтова не повинен. Лермонтов скончался от

пистолетного выстрела Мартынова, а не от пули подосланного убийцы. Помянем его, а заодно и государя».

Мы помянули. Леонид сказал: «Не пей всё. Мы должны помянуть и душу майора Мартынова, который убийства Лермонтова не замышлял. Он убил Лермонтова по роковой неосторожности.

Вместо того, чтобы поднять пистолет вверх, он только задрал дуло, держа пистолет у бедра, и выстрелил. Этот идиот не понимал, что на таком расстоянии он все равно попадает.

И попал! Несчастный фанфарон и тупица, но не убийца! Пусть земля ему будет пухом». И мы выпили остатки за упокой души майора Мартынова…»

Как автора этой статьи, меня эксперимент уважаемого Андронникова не убедил, вызвало недоумение лишь скороспелость и прямолинейность его суждений. Возможно, «Его Величество Император Николай Павлович в смерти поручика Лермонтова не повинен», но не он ли сказал: «Собаке собачья смерть!»

Естественно, такие вещи делаются чужими руками и порой даже говорить или поручать ничего не надо расторопным холуям. Они считывают пожелания хозяина с мимики лица, замечают любую тучку неудовольствия, повисшую на его бровях, по намёку расшибутся в лепёшку, чтобы получить благосклонный взгляд, одобрительную улыбку, а то и внеочередной орден или звание.

По поводу эксперимента − его трудно принять как доказательство. Ну, убедили они себя, но так ли было на самом деле? Какие были пистолеты? Дворяне вполне могли возить с собой дуэльные наборы. Говорить, что были армейские − опрометчиво.

Хотя дуэли были запрещены, русского человека запрет никогда не останавливал. Стреляться пистолетами-самопалами, когда дуэль была заранее спланирована? Почему Ираклий Андронников, как альтернативу, не испытал и пистолет Лепажа на «поручике Лермонтове», может, этот пистолет нанёс бы не менее смертельную рану?

Этот дилетантско-ребяческий эксперимент, вместо прояснения ситуации с дуэлью, лишь добавил сомнений. Ответа, как можно догадаться, мы уже не получим. Что он хотел доказать: из чего стрелялись дуэлянты? Причем здесь Его Величество? Также меня несколько удивила цель этого эксперимента. То, что именно пистолеты Кухенройтера были использованы в дуэли? И какова их губительная сила? Но там, наверняка, сыграл и фактор траектории пули в теле поручика. Отклони на миллиметр дуло и будет совсем другая картина.

То, что это варварское оружие производило такой ужасающий эффект после выстрела? Но есть архивные сведения по этим вопросам, зачем столь нелепо рисковать самим, есть на это армейские специалисты.

Кроме того, создается неверное представление о дуэльных пистолетах, наборы мастера, их изготовление. За честь считалось иметь любому мужчине того времени, включая императорские фамилии России, Франции, Австрии такие экземпляры.

Что за варварские экспонаты испытывали товарищи советской эпохи, будучи просвещенными, но столь наивными в подобных вопросах?

В общем, потешились ребята, самоудовлетворились, сделав сомнительные выводы. Это, по меньшей мере, несерьезно и напоминает некий стеб с присвоением мишени имени Лермонтова. Как же красиво и романтично…

И имя Мартынова – стенду, с которого был произведен этот выстрел.

Такое «испытание» вполне удовлетворило испытателей настолько, что они «реабилитировали» императора Николая Павловича. Также и Мартынова, на радостях выпив за их «поруганную» честь.

Получается, что чуть ли не сам поручик виноват в своей погибели, заодно – сгубил карьеру несчастного отставного майора и оболгал императора…

Одно меня удовлетворило в этом эксперименте, это то невольное подтверждение моей версии, что выстрел был произведен от бедра с задранным дулом пистолета, с близкого расстояния. Даже, если и не хотел Мартынов убить Лермонтова, альтернативы у него фактически не было.

Я привёл эти записи, поскольку есть медицинские заключения, характер ранения, на основании которых можно подтвердить ту или иную версию или отвергнуть.

Возможно, уважаемый Ираклий Луарсабович был на верном пути, но все же он не является специалистом в данной области, от чего страдает его собственный авторитет, а вопросы остаются.

И последнее, в «эксперименте» не был учтен фактор золотой броши в кармане кителя Лермонтова. Провели некую директрису, а зачем? Без броши пуле достаточно попасть в труп, наполненный формалином, но нужной траектории это не даст, а, значит, уже иная картина гибели или ранения Лермонтова. Без броши пуля прошла бы навылет, не затронув столько жизненно важных органов.

Думаю, это понятно было и экспериментаторам, но тогда к чему вся эта комедия? Заигрались ребятки, такое ощущение, что важнее им было «пальнуть» из допотопной пищали, что они и осуществили, пользуясь своим авторитетом.

Бытует мысль, будто Лермонтов сам искал смерти, бездумно рисковал, искушая судьбу. Не случайно же он, согласно рапорту непосредственного начальника, «везде первый подвергался выстрелам хищников» (имеются в виду, как тогда назывались, «хищные» горцы Кавказа).

Поэт написал такие строки в своём стихотворном «Завещании»:

…А если спросит кто-нибудь…

Ну, кто бы ни спросил,

Скажи им, что навылет в грудь

Я пулей ранен был;

Что умер честно за царя,

Что плохи наши лекаря,

И что родному краю

Поклон я посылаю.

Каждый может делать выводы самостоятельно, я не согласен с выводами И. Л. Андронникова, но не собираюсь навязывать их кому бы то ни было.

Хочется сказать ещё несколько слов о нашей экспедиции. Поскольку собрались в ней люди творческие, мы не ставили себе никаких задач, кроме как почтить память великого поэта и почитать стихи Лермонтова в этом сакральном месте, произнести строки собственного сочинения, посвящённые Михаилу Юрьевичу. У подножия Перкальской скалы в этот день двумя Вадимами из города Лермонтова исполнились мелодии под бубен, губную гармошку и под гитару.

На Кавказских Минеральных Водах всё словно дышит сущностью поэта, душа его растворилась в названиях улиц и в железнодорожной станции-остановке его имени на пути Минводы-Кисловодск, а так же в поэзии окрестных гор, рек, долин… Каждый из присутствующих впитывал очарование этого места.

Вдохновлённые и возбуждённые, мы возвращались по своим городам, счастливые тем, что прикоснулись к чему-то большому, непреходящему. Мы ходили по тропинкам, где не раз бродил наш кумир, здесь пролилась его кровь, и душа навсегда улетела в горние выси. Наверняка, она и теперь витает в этих краях.

Мог ли предвидеть Лермонтов, когда писал стихотворение, посвящённое Пушкину, что пишет его, словно пророча и себе похожую судьбу.

…Не мог понять в сей миг кровавый,

На что он руку поднимал!

И он убит – и взят могилой,

Как тот певец, неведомый, но милый,

Добыча ревности глухой,

Воспетый им с такою чудной силой,

Сражённый, как и он, безжалостной рукой».

В заключение приведу цитату из книги Сергея Чекалина: «…Есть могила, незримо связанная с именем поэта. О ней мало кто знает. Она находится в Москве под древними сводами одной из церквей Донского монастыря. Здесь похоронена Варвара Александровна Лопухина, которую с юных лет так беззаветно и преданно любил Лермонтов. И кажется нам, что и сейчас поэт занят с ней «таинственным разговором», когда мы читаем строки его стихов:

Послушай, быть может, когда мы покинем

Навек этот мир, где душою так стынем,

Быть может, в стране, где не знают обману,

Ты ангелом будешь, я демоном стану!

Клянися тогда позабыть, дорогая,

Для прежнего друга все счастия рая!

Пусть мрачный изгнанник, судьбой осужденный,

Тебе будет раем, а ты мне – вселенной.

Далее С. Чекалин пишет: «Хранит память о Лермонтове преданно и мой родной город, в котором я вновь побывал, работая над этой книгой. На вокзале, где мы мальчишками любили встречать и провожать пассажирские поезда, по-прежнему висит в зале ожидания большая, написанная маслом картина, служащая иллюстрацией к «Герою нашего времени». Во весь опор мчится на коне Печорин. Не догнать, не удержать его.

Таким стремительным порывом вошел в нашу жизнь и сам Лермонтов, наполнив наши души жаждой борьбы, творчества и вечным исканием истины. И мы всегда будем благодарны ему за это».

А мне остаётся добавить, что город детства С. Чекалина – Ессентуки, в котором живу и я, картина эта всё так же висит в зале железнодорожного вокзала. Как знать, может, и мне тоже передалось это трепетное чувство любви и обожания к великому поэту, которое я буду хранить в своём сердце, и неспроста выразил его в этих строках…

На снимке: в последней шеренге в центре – руководитель нашей экспедиции А.С. Кругликов, справа – автор этой статьи, слева на дальнем плане – А.В. Полозенко.