На плите засвистел чайник. Покойник отвлекся, взял рядом стоявшую чашку поставил ее к себе поближе, снял с огня кипящий сосуд, налил кипяток в кружку, вернул урчащий чайник обратно, одним движением закрыл газ.

Взял кружку с кипятком в руку, развернулся к Михалычу лицом, поднес ее ко рту, жадно, большими глотками стал пить из кружки, кипяток пролился на нижнюю губу обваривая ее, губа сначала побелела, потом верхняя часть кожи лоскутом сползла вниз. Покойник сделал еще пару глотков, опустил кружку, выронил ее из рук, та с громким звоном разбилась о кафель. Из его обожжённого, обваренного рта вытекала розовая слизь, капала на грудь, заливая рубашку с галстуком и орденами. Михалыч от увиденного обомлел, у него кружилась голова, дышать стало трудно, его сковал страх. Отец сделал шаг к Михалычу, приблизился, тот в ответ попытался максимально отстраниться от покойника, откинулся на стуле, головой уперся в боковую стенку холодильника, безумными глазами смотрел на мертвеца.

– Линзу, верни линзу! – Прохрипел тот, на Михалыча пахнуло зловонием.

– Какая линза? Я ничего не знаю, у меня ничего нет, нет никакой линзы! – Почти прокричал Михалыч в ответ.

Отец наклонился к нему еще ниже, приблизился почти в упор, приоткрыл рот, из его глубин показалась тонкая, как струна, черная нить. Она высунулась на сантиметров десять вперед, медленно раскачиваясь из стороны в сторону, тонко вибрируя, словно выбирала цель. Затем чуть удлинившись, внезапно молнией обвила Михалычу шею.

Ему сильно сдавило горло, перекрывая доступ кислороду. Михалыч выпучил глаза, инстинктивно схватился рукой за натянутую струну, та оказалась шершавой, в жестких чешуйках, другой рукой беспорядочно забарабанил по холодильнику, ноги свело в конвульсии, согнуло в коленях, он весь напрягся, жилы на висках вздулись, понял, что теряет сознание, свет в глазах начал меркнуть.

Но в планы покойника умерщвление Михалыча пока не входило, он чуть ослабил петлю, оставив ее прилично затянутой. Михалыч тяжело с затяжкой вздохнул, сильно закашлялся, приходя в себя.

– Не ври мне, она у тебя, я точно знаю, – прохрипел отец, из его рта сочилось что-то черное, капало на Михалыча ноги, из ноздрей покойного вышли еще две нити, одна удлинилась, пристроилась к ушному отверстию Михалыча. Но пока угрожающе покачиваясь, давая понять, что может в любую минуту проникнуть внутрь.

На глазах Михалыча от душения выступили слезы, он не знал, что ответить покойнику, лишь только ерзал, пытаясь найти положение тела, при котором душило бы меньше, наконец он выдавил из себя.

– Я не понимаю, что ты от меня хочешь, в чем я виноват?

– У тебя то, что принадлежит мне, ты две недели назад получил ее, теперь она у тебя! – Ответил отец.

– Хорошо, я отдам все, что хочешь, только отпусти, мне дышать нечем. Что тебе нужно? Все отдам. Хочешь линзу? Хорошо, скажи, где она лежит, я принесу. – Пообещал Михалыч, он был готов на все, лишь бы его оставили в покое.

Внезапно струна освободила шею, исчезла обратно во рту покойника, труп отошел на пару шагов, оказался почти на середине кухни, как раз под лампой. Михалыч расслабился, обмяк, только сейчас заметил, что с руки, которой держался за странную струну, капает кровь.

Тем временем покойник расстегнул китель, снял галстук, бросил его на пол, добрался до пуговиц рубашки, они оказались слишком мелкими для его мертвых пальцев, он никак не мог захватить мелкий кругляшек, немного повозившись, просто рванул края рубашки в разные стороны. Под ней обнажилось синюшное тело с огромным, от горла до низа живота, красным хирургическим разрезом по середине, зашитым грубым швом.

Мертвец замер, уставился на Михалыча, внезапно глубоко погрузил пальцы в разрез на груди и с клокочущим звуком начал раздвигать плоть, он запрокинул голову назад, все больше увеличивая отверстие в груди.

Михалычу казалось, что такого зрелища он не переживет, он был уверен, что вот-вот потеряет сознание.

Из образовавшегося отверстия в теле мертвеца показалось нечто черное, маслянистое, оно выходило из покойника все больше и больше, снимая с себя труп словно скафандр. Из мертвого тела выходило нечто, оно напоминало человека, только карикатурного, имело голову без лица, его желтые газа горели огнем. Когда оно двигалось, с глаз срывалась желто-огненная дымка, оставляя за собой след. У черной смоленой сущности были узкие плечи, длинные руки и не пропорционально телу длинные ноги, оно было неимоверно худым и высоким, казалось, что оно покрыто какой-то смолянистой жидкостью.

Когда нечто выбралось из отца, труп переломился пополам, словно тряпичная кукла, просто повалился на пол, остался лежать мясной скорлупой посреди кухни. Существо осмотрелось вокруг, уставилось на Михалыча своими огненными глазами, из его тела выступили несколько нитей, мерно раскачивались, словно выбирая цель, вновь потянулись к бедолаге. Увидев это, Михалыч заерзал, уже зная, что это означает. Тварь сделала пару шагов вперед, остановилась напротив, не пуская вход свои жуткие нити. Но они вплотную приблизились к Михалычу, угрожая ему неприятностями.

– Я могу тебе доставить неимоверные страдания, ничтожество! – Произнесло нечто хорошо поставленным голосом, хотя рта у него не было. В ответ Михалыч бодро закивал головой, соглашаясь со всем, показывая, что бесспорно верит угрозе, не отрываясь смотрел на кончики черных струн, витающих возле его лица. Существо наклонилось над ним, еще более приблизившись, угрожающе произнесло.

– Ты вернешь мне линзу, принесёшь ее сам, даю тебе на это ровно неделю. Если я не получу ее в срок или раньше, то я сделаю так, что ты, ничтожество, своими руками будешь убивать всех, кто тебе дорог. Ты знаешь, как это бывает не правда ли? – Спросила сущность у Михалыча, продолжила. – Вспомни ту историю с Самойловыми в Новосибирске? Я наслаждался, играя с ними, словно с куклами, разрезал их плоть, убивал, причиняя им страдания. – Темный отстранился, замолчал, ждал реакции на свои слова.

– Ты демон! – В ответ выдохнул Михалыч.

– Да, а кого ты рассчитывал увидеть, заполучив потустороннюю вещь? Фею? – Демон рассмеялся, одна из струн впилась Михалычу в лоб, в том месте выступила кровь. Михалыч поморщился от боли, превозмогая страх, спросил.

– Тебе нужна та штуковина, которую я взял две недели назад в Новосибирске у Ковальского в отделе ФСБ?

– Да, все верно, наконец до тебя дошло, ничтожный! – Подтвердил черный.

– Так я могу сейчас поехать и привезти ее для тебя, она у меня дома в кабинете. Ты же знаешь, что я никуда не денусь, пожалуйста, не трогай моих родных. – Взмолился Михалыч.

– Нет, так не пойдет! – Демон покачал пальцем перед носом у Михалыча, потом зарядил ему смачный подзатыльник. – Понимаешь, какое дело? К сожалению для тебя, ничтожного, здесь я не смогу принять линзу, ты принесёшь ее туда, где я буду властен овладеть ею. – Он отступил еще на шаг, втянул в себя все струны, замолчал, переливаясь вороненой чернотой, потом добавил.

– До встречи, ничтожный, помни, у тебя неделя. – Предупредил он, развернулся к Михалычу спиной, направился к выходу из кухни.

– Стой! Куда мне принести тебе линзу, где тебя искать? – Почти прокричал Михалыч ему вслед. Демон остановился, обернулся, сверкнул огненными глазами.

– Естественно, на том свете, в аду. – Бросил Нечистый, отвернулся, вышел из кухни, растаял в полутьме, оставив Михалыча одного на пару с искореженным трупом отца.

– Евгений Михайлович, это как так-то? – На пороге кухни стоял крайне удивленный и напуганный молодой летеха Геннадий Тактаров, его подчиненный из оперативного отдела. Он, не отрываясь, смотрел на мертвое окровавленное тело отца, лежащее в луже кровавой жижи посередине кухни.

Лейтенант прибыл по звонку Михалыча минут десять назад.

– Гена, хотел бы тебе рассказать, но только ты не поверишь. – Честно ответил Михалыч, он сидел в майке на стуле возле холодильника, ваткой с йодом прижигал ранку на лбу. Предвидя неминуемые вопросы, решил все объяснить сам, но так, чтобы Гена все понял без лишних слов.

– Геннадий, официальная версия такая. Мои недоброжелатели воспользовались моей временной слабостью в связи с утратой отца, пробрались сюда вместе с трупом папы, чтобы оказать на меня определенное воздействие с целью ограбления и захвата секретных сведений, в общем как-то так. – Закончил он свое нескладное объяснение.

– Евгений Михайлович, так деньги не взяли? Вон они в комнате на столике лежат. – Удивился нестыковке летеха.

– Гена, я тебя прошу, тебе оно надо? Это мои разборки, лишние вопросы влияют на карьерный рост. – Михалыч осадил излишне любопытного сотрудника.

– Понял, товарищ генерал. – Коротко ответил тот, угрюмо кивнув в подтверждение, что основная мысль до него дошла, Михалыч продолжил.

– Гена, давай зови Сережу, вместе возьмите отца, приведите его в порядок, не знаю где, но достаньте новый гроб, только приличный, положите его туда уже на кладбище, чтобы без лишних глаз. Прежде на разведку на кладбище кого-нибудь из своих проверенных пошли, если что, пусть приберутся. Гена, короче, мне ли тебя учить, до утра чтобы все было красиво. И чтобы тихо все. Ты понял? Задача ясна, товарищ лейтенант? – Спросил Михалыч, замолчал.

– Так точно, товарищ генерал-полковник! – Тихо отрапортовал подчиненный в ответ, добавил. – Евгений Михалыч, они что душили вас? – Он указал рукой на Михалыча горло, оно было все синее с фиолетовой полоской вокруг.

– Гена, ну послушай, какая разница, это я повеситься хотел! – Он горько пошутил, продолжил. – Я же сказал это мои дела, вот ключ от квартиры, я сейчас приведу себя в порядок и отлучусь, а вы тут сами орудуйте. С утра доложишь мне, деньги со столика возьмете столько, сколько вам нужно. – Он встал со стула, потер шею, действительно, от прикосновений она ощутимо болела.

Гена вздохнул от масштаба задания, достал телефон, чтобы позвонить своему другу и напарнику.

– Алло? Валентин Иванович, слышишь меня? – Михалыч звонил своему коллеге из Новосибирска, генерал-майору ФСБ Ковальскому Валентину Ивановичу. Он находился в своем рабочем кабинете с заклеенным пластырем лбом и в белом шарфике поверх военного кителя, шея поднывала, постоянно хотелось кашлянуть.

– Да, Жень, привет, отлично слышу! Что-то случилось? Звонишь в такую рань? – Слышался в трубке сонный голос коллеги. Михалыч бросил взгляд на настенные часы, стрелки показывали, пять.

– Иваныч, прости, дорогой. Тут такое дело и оно не терпит отлагательств, подробности сообщить не могу, сам понимаешь, мне нужна от тебя одна услуга, так сказать конфиденциально, а за мной не заржавеет, ты меня знаешь. – На том конце повисла секундная пауза, Валентин Иванович прикидывал выгоду, от того, что он поможет в личной просьбе своему коллеге.

– Что от меня требуется, Жень? – После раздумий спросил тот серьезно.

– Валя, я попал! – Сердечно признался Михалыч, потом продолжил. – Я в такой ситуации, что просто капец, реально безвыходной, куда ни кинь, везде тупик, просто не знаю, что предпринять, на тебя, Валь, у меня теперь одна надежда. – Он замолчал.

– Так, Женя, успокойся, тебе что угрожают? Твоей семье? – Заволновался Валентин Иванович, продолжил. – Не волнуйся, везде есть выход, какие у тебя проблемы? Разрулим, с нашими-то ресурсами, кто наехал? Амеры? Немцы? Наши? – В телефоне возникла пауза.

– Нет, Валя, тут другое, не хочу тебя впутывать, хватит этого горя мне одному. Нечего тебе в это вмешиваться, слишком опасно. Тут такое, помнишь недели две назад я к тебе заезжал за одной интересной штуковиной? Такой золотой брусочек с кристаллами наверху? – Спросил Михалыч.

– Да, Жень, конечно. – Отозвался Валентин Иванович, продолжил. – Он у нас проходил по странному делу Вячеслава Самойлова, ночного санитара нашей городской психиатрической больницы. Запутанное дело, я же тебе рассказывал о нем, там Самойлов убил ножом свою семью и родителей. Потом уверял, что сделать это его заставил некий демон. Потом Самойлов просил его спрятать в камеру от преследователя с того света.

– А ты куда брусок дел? Неужели не сдал? – Валентин Иванович замолчал, догадался, продолжил. – Знаешь, я ведь тоже подумывал эту штуку у себя оставить, ведь это целое состояние! Но Жень, она слишком чужеродная, неестественная для нашего мира, нехорошая история за ней, понимаешь, от нее веет смертью, прости, что раньше не сказал. – Валентин Иванович замолчал.

– Это линза! – Тихо сказал Михалыч.

– Что? Какая линза? – Смутился Валентин Иванович.

– Не знаю, но так ее назвал владелец, ну по крайней мере я склонен предполагать, что эта вещица его.

– Постой, ты видел хозяина? – Спросил Иванович.

– В какой-то мере да. –Уклончиво ответил Евгений Михайлович.

– Что значит в какой-то-мере, Жень?

– Валентин, послушай, подробности рассказать не могу, по крайней мере пока, потом все узнаешь. Прости, мне нужно, чтобы ты выяснил одну вещь.

– Говори какую? – Чуть раздраженно спросил Валентин Иванович, он был слегка рассержен внезапной скрытностью товарища.

– Валя, мне нужно узнать от тебя информацию. Помнишь, ты мне говорил про психа, который дал Самойлову этот золотой брусок с кристаллами, линзу, потом он исчез, якобы сбежал?

– Да, помню, Жень. – Отозвался Валентин Иванович уже поспокойней.

– А помнишь, когда я уже уходил, ты мне про паренька вслед сказал, что он прямо из камеры исчез, еще про конец света сказал?

– Ну да, помню, а что?

– Слушай, перешли мне личные дела этих двух человек, только срочно по электронке, они очень нужны мне.

– Ты понимаешь о чем просишь? Это засекреченная информация. – Предупредил его Валентин.

– Да, Валь, понимаю, но другого выхода у меня нет. – Он замолчал, ждал ответа.

– Ладно, Жень, только ради тебя. – Вздохнул на том конце Валентин Иванович.

– Жди, в течении часа пришлю. Если сильно прижучит, обращайся, помогу, как смогу. Ладно, пока, звони. – Валентин Иванович положил трубку.

Михалыч остался в одиночестве, повисла томительная пауза. На лбу неприятно жгла ранка, напоминая о кошмарном ночном происшествии, кожа вокруг нее припухла, слегка пульсировала болью.

Зазвонил телефон. На том конце оказался Гена, сообщил, что они с напарником все сделали, что уже все хорошо, что на все про все ушло полторы тысячи долларов. Михалыч про себя отметил, что Гена приврал где-то на триста, но заострять не стал, понимал, какую работу пришлось выполнять парням. На душе стало как-то более-менее спокойно, хотя все равно внутри вовсю звонил тревожный колокольчик. Поблагодарив парней, отправил их отдыхать, дал обоим по три дня отгула. Сам полез проверять почту. В новых письмах нашел то, что ему было нужно, мысленно поблагодарил Валентина. Затем сделал пару звонков в Москву своим однокашникам, которые заседали в высших кабинетах, напомнил о своих услугах, оказанных им. Попросил теперь об услуге с их стороны. Переслал им личные дела людей, которыми интересовался.

Справившись, Михалыч откинулся на кресле, закурил сигарету, пока курил, размышлял. «Осталось только подождать, пока наша могущественная контора доберется до этих двух, вычислит и доставит их ко мне на беседу. Если все получится, то ответ как выбраться из этой удручающей ситуации кроется в одном из них, а может сразу в обоих», – думал он, еще раз затянулся, только сейчас заметил, как он чертовски устал. Взял телефон, позвонил супруге, сказал, что у него все хорошо, предупредил, что дома будет к ужину. Положил трубку на стол, тяжело вздохнул, потушил окурок о пепельницу, встал со стула, направился вздремнуть в соседнюю комнату своего кабинета. Там стоял роскошный черный диван с обивкой из мягкой лайковой кожи, как раз для таких случаев. На диване можно было передремать, когда обстоятельства не позволяли оставить рабочий пост. Он поплотнее закрыл шторы, улегся поудобнее, укрывшись мягким ангоровым пледом, быстро провалился в зыбкий тревожный сон.

Долго поспать не удалось, сосед начал долбить молотком в стену, монотонно и уверенно тюкал с периодичностью десять ударов в минуту. Потом на пару минут зависал, тогда водружалась благословенная тишина, и снова продолжал что-то заколачивать в стену.

Аня просто лежала в постели с открытыми глазами, слушала, как он стучит молотком. Про себя костерила его за то, что он, гад, не дал поспать.

Сегодня утром она прилетела из очередного рейса. Их самолет почти сутки мотался по всей Европе, обслуживая чартеры, компания гоняла своих птичек в хвост и в гриву, чтобы отбить лизинг. Поэтому, после работы Аня приползала домой в буквальном смысле на четвереньках от усталости.

Анна приподнялась с постели, взяла с тумбочки свои наручные часики, глянула на циферблат, стрелки показывали без пятнадцати четыре. Она вздохнула, положила часы обратно, собралась с силами, встала, накинув на себя поверх ночнушки легкий халат из неприятной синтетики, направилась на кухню.

Она жила в съемной однокомнатной квартире в спальном районе на первом этаже. Квартирка ничего из себя не представляла, была бедненькой подуставшей хрущевкой с минимальным набором старой мебели и трескучими полами. На другую, более комфортную квартиру, у нее пока не хватало денег. Но если положить руку на сердце, то она жадничала, думала, что пока и так сойдет, почти половину своего дохода откладывала на потом.

Аня подошла к окну, выглянула на улицу. Там было серо, тучи сплошным покрывалом заволокли небо, казалось, что еще чуть-чуть и они расплачутся холодным промозглым дождем.

Но несмотря на прохладу, за окном оптимистично зеленела живая изгородь, на нее было приятно и радостно смотреть. Дальше взгляд упирался в зеленый забор детского садика и двухэтажное строение с большими окнами за ним.

Аня вздохнула, в голове отдаленно еще жужжали движки самолета. Она отвернулась от окна, взяла со стола прокопченный и засаленный жиром чайник, поставила на огонь, тот в ответ заурчал нагревающейся водой. Открыла холодильник, достала колбасу и сыр, свежий огурец, прихватила касалетку, один из наборов, которыми кормила пассажиров в последнем полете. Положила его на пару минут в микроволновку, тем временем закипел чайник. Из микроволновки пошел запах, Аня поморщилась, самолетная еда уже давно приелась, но лень перевешивала почти всегда. Очень удобно было открыть авиаланч-бокс и быстро перекусить. Усевшись за стол, она принялась за еду, просто смотрела в окно и жевала. За окном пару голубей гоняли между собой краюху хлеба, затем, чего-то испугавшись, стремительно улетели прочь. Дальше туда смотреть было скучно, и Аня отвернулась от окна.

Расправившись с обедом, она облегченно вздохнула, убралась, направилась обратно в комнату. Спать уже не хотелось, тем более сосед не унимался и продолжал стучать. Анна заправила кровать, искоса посмотрела на приготовленные к отъезду чемоданы, вздохнула. «Нужно еще позвонить в компанию, сообщить, что увольняюсь», – подумала она. Взяла смартфон, написала начальнику в телеграмм, что увольняется, что заявление напишет позже. Прочитала свое сообщение, вздохнула, нажала кнопку отправить.

Она решила сбежать домой, осесть, залечь на дно где-то на год. А только потом заняться продажей необычных драгоценностей. При мысли о них она опустилась на край кровати, смотрела на чемодан, там на дне покоился черный футляр. Аня спрятала его туда, так как очень волновалась за себя и ничего лучшего придумать не смогла. Она даже хотела поместить чемодан в автоматическую ячейку камеры хранения, но передумала, ей казалось, что это слишком рискованно.

Прошло уже три дня с той странной встречи с Пашей. С того момента, как Аня потеряла покой. Она ни разу не открывала футляр, боялась, что за ценностями придут, чтобы забрать их обратно себе. Выбьют с ноги дверь и грубо доставят ей массу неприятностей. Поэтому чемодан держала при себе, чтобы быстро отдать обратно сокровища их владельцам. Извиниться и попросить их, чтобы оставили ее в покое. Но пока все было тихо и спокойно, только не в Аниной душе.