Вскоре к церкви приехал Джигурда со следственной бригадой (мы присоединились к ним по старой дружбе). Вся группа сразу направилась в дом привратницы Олимпиады. Труп дьякона лежал на том же месте – в узком пространстве кухоньки, между столом и входной дверью. Крупные черты лица уже не выглядели грубо искаженными, как в момент смерти: они слегка разгладились, утвердились, застыв в последнем благородном величии. Черница провела ладонью по лицу покойного, закрыв ему остекленевшие глаза, в мучительном недоумении созерцавшие треснувший потолок. Когда мертвого дьякона осветили фотовспышками, а контуры большого тела обвели мелом, Джигурда пригласил Иуду в одну из двух маленьких комнат домика привратницы с окнами в палисадник. Сам он уселся на некрашеную табуретку – важно, как на царский трон,– и сердито сказал:
– Ну что, дорогой посланник, опять влипли?
Из смежной комнаты нам было видно и слышно, как Иуда изложил по порядку все события. Джигурда внимал ему как-то рассеянно, поглядывая в окно, где покачивались в подвенечном весеннем цвету старые вишни, – о чем-то печально размышлял. Потом бросил помощникам через плечо:
– Захватите с собой чашу. Пускай быстренько исследуют в лаборатории и вернут. Возьмите на пробу кусочки земли с того места, куда этот спаситель людей выплеснул вино.
– А как насчет собаки? – спросил лейтенант Крага, наш ровесник и бывший одноклассник.
– Ах да… Уже два трупа! Пускай и в её желудке тоже покопаются… Не забудьте взять кружку со стола, – Джигурда сдернул очки с носа и, дыхнув на стеклышки, стал протирать их новым чистым платочком. – Значит, Родион Шойгин повинен в сотворении братьев Кувшинниковых? Знали бы они… – Он запнулся и украдкой оглядел присутствующих, не желая выдавать инкогнито Иуды. Особенно остался недоволен жадным и насмешливым блеском в наших глазах. Затем снова уставился на Иуду и уже потише спросил: – А с чего это вдруг вас потянуло в церковь?
– С грязи. Хотелось немного очиститься. Вспомнил Храм.
– А батюшка не говорил, где он выпил вино и когда?
– Не успел. Сказал лишь, что вино – отрава.
– В котором часу вы встретились?
– Я ни в часах, ни вообще во времени не разбираюсь. Все по солнышку. А оно ещё не стояло над храмом. То есть над церковью.
В комнату вкатился колобком благочинный отец Прокл, закончивший службу. Был он в добротно сшитой рясе, на шелковой шумящей подкладке, с красивыми разноцветными четочками, в блестящем черном клобуке. Но пышная одежда не очень-то подходила к его розовощекому, жизнерадостному лицу с профессорским клинышком бороды и в роговых очках – он больше смахивал на ученого, чем на священника. Перекрестившись на божницу, благочинный дал привратнице поцеловать свою холеную руку и сел напротив следователя. Взгляд его казался преувеличенно тревожным из-за толстых линз.
– Откуда вы получаете вино для причастия? – спросил Джигурда, внимательно вглядываясь в глаза священника.
– Из разных мест, раньше было легче: из Центра нам регулярно поставляли кагор отличного качества. Сейчас, как вы знаете, хозяйственные связи разрушены. После антиалкогольной кампании многие заводы перешли на производство лимонада и пива. Коснулось это и нашего острова. На спиртзаводе гонят в основном водку и – понятно, зачем. Приходится добывать вино через коммерческих посредников. Ну и так далее.
– Вино сегодняшнего причастия было заводское?
– Да. Несколько месяцев назад дьякону Родиону удалось через директора спиртзавода закупить два ящика кагора. Один ящик у нас украли ночью прямо со склада епархии. Второй мы отдали на хранение привратнице Олимпиаде. Она всегда дома, женщина честная, богобоязненная. С её стороны всякие злоумышления исключаются, – заверил отец Прокл.
– Она вам сама приносит вино в алтарь?
– Когда как. Сегодня она принесла.
– А вы лично не пробуете вино, прежде чем вылить его в чашу?
– У меня такой привычки нет… – Благочинный хмуро поправил роговые очки. – А вот покойник, земля ему пухом, иногда грешил. Особенно, если накануне происходило обильное возлияние.
– Какие у вас были с ним отношения? – Джигурда взглянул на священника в упор, следя за каждой тенью на лице.
Отец Прокл тоже посмотрел на следователя серьезными глазами и сложил на животе маленькие женственные руки.
– Не буду скрывать, что по некоторым вопросам веры и жизни мы с ним расходились. В частности, мне был чужд его квасной патриотизм и заигрывание с властями острова. В личной жизни дьякон не всегда следовал правилам благочестия. Редкий пост выдерживал до конца. Мог и обидеть словом. В нем была сильна мирская закваска
– Значит, враги у него были? – прищурился Джигурда.
– Ну, это резковато сказано. У нас ведь не контора и не завод. Немного другие отношения. Неужели вы считаете, что это мог сделать кто-то из наших служителей? – Щеки благочинного приобрели морковный оттенок.
– Скажите, а в алтарь можно войти только через царские врата? Я имею в виду весь иконостас. Или есть еще какой-нибудь запасной вход-выход?
– Есть. Но он всегда закрыт на замок. Только сегодня был почему-то открыт. Может, хулиганы сломали замок вчера вечером?
– А ключ у кого находится?
– У Олимпиады. Она теперь у нас привратница.
– А кто до неё был?
– Петр Караченя. Недавно он уволился.
– Он посвящен был или как?
– Из мирян. Но принял особое благословение дьякона Родиона.
– А где он живёт?
– Это вы у черницы спросите. Она его лучше знает.
– Хорошо. Давайте вернемся к вопросу об алтаре. Туда ведь не каждый может войти?
– Это святая святых церкви. Там совершается таинство, – кивнул головой отец Прокл.
– А не могли бы вкратце раскрыть некоторые детали сегодняшнего таинства?
– О них не принято говорить. Но вам… в общем, я пришёл в церковь за час до литургии. Облачился, почитал особые молитвы. Затем возле жертвенника приготовил хлеб и вино. После этого…
– А бутылку вы сами открывали? – Джигурда агрессивно выдвинул вперед одно плечо.
– Да, сам. Не очень приятное, между нами говоря, занятие. Наши пробки…
– Стоп! – почти вскричал Джигурда и привстал с табурета. – Какая это была пробка, и где она сейчас?
– Обычная, металлическая, без козырька, – смущенно пожал плечами священник и погладил в задумчивости бороду. – А вот куда я её подевал? Впрочем, постойте. Я выкинул её в дырку в оконном стекле, слева от жертвенника. Вчера вечером какие-то юнцы разбили окно. Плоды, так сказать, нашего островного воспитания. И просвещения.
Джигурда молча кивнул лейтенанту Краге, вертлявому человеку с темной щеточкой усов, и тот бесшумно скрылся за дверью (Гайсин последовал за ним).
Джигурда извлек из кармана пачку сигарет, достал одну, но курить не стал, а только понюхал фильтр, как нюхают букетик цветов.
– А пробка легко снималась? – спросил он.
– Трудно. Еле содрал её ножичком. Есть у меня такой сувенирный ножичек – брелок для ключей. Очень удобная вещица.
– А где пустая бутылка?
– Она была не пустая. Там оставалось около стакана. Я спрятал её за жертвенником. Нельзя так делать, конечно. Видимо, дьякон нашел её и допил. Из чаши он не мог. Это было бы уж слишком. К тому же после Великого входа потир ставится на престол, и все прихожане его видят.
– А кого-нибудь из своих служителей вы не заметили в алтаре? Во время литургии… – Джигурда метнул исподлобья придирчивый взгляд.
– Честно говоря, не до того было. Естественно, там мог оказаться кто-то из наших. Любой. Вот дьякон Родион вообще не попадался мне на глаза. Вчера он жалобился на радикулит, и я разрешил ему полечиться, освободил от заутрени. Вот и подлечился, прости, Господи, его на небесах…
Лейтенант Крага вернулся сияющий и протянул на раскрытой ладони изогнутую пробку сиреневого цвета. Джигурда жадно схватил её, как музейную редкость, осторожно расправил, отошел к окну и поднес к прищуренным глазам – казалось, он пытался разглядеть полуденное солнце сквозь эту пробочку.
Чем-то не удовлетворившись, он вытащил из портфеля складную лупу и снова прикипел к находке… На этот раз на его напряженно вывернутых губах проклюнулась победная улыбка, а на стеклах очков заиграли солнечные зайчики.
– Характерная дырочка от иглы! – сообщил он со счастливым вздохом и велел Краге принести пустую бутылку из алтаря.
– Вы хотите сказать, что яд в вино закачивали шприцем? – Благочинный сжал пальцами небольшую панагию на груди, словно защищаясь от скверны. – Но зачем? Чтобы отравить дьякона Родиона? Не вижу смысла. Не та фигура.
– Вы правы. Думаю, мотивы и замысел у этого преступления более серьезные, – сказал Джигурда и посмотрел на Иуду странноватым, рассеянным взглядом, будто мысленно соединял некие звенья в единую логическую цепочку.
Появился Крага, гордо неся голубовато-зеленую бутылку, которую он держал за горлышко, обернутое носовым платком. (Нашего школьного друга распирало от сознания своей значительности.)
Следователь попросил хозяйку дома показать место, где хранилось вино. Всё ещё охваченная страхом привратница подошла к топчану, покрытому лоскутным одеялом, и вытащила из-под него пластмассовый ящик – гнездо ящика под старой мешковиной оказались пусты.
– Сегодня последнюю бутылку отдала, – Олимпиада скорбно поджала узкие губы.
– Кто ещё, кроме вас, знал, где находится вино? – строго спросил Джигурда и дал знак своему помощнику забрать ящик: вдруг остались отпечатки пальцев.
– Владыка знал. И тот же отец Родион… – привратница потупила печальные глаза.
– А этот… Караченя?
– Петенька? А как же. Он ведь сам полнехонький ящик сюда притащил со склада. Я ещё отговаривала: надорвешься, мол…
– Когда он в последний раз был здесь?
– Вчера, после обедни. Ему надо было какие-то дела утрясти в епархии. И ко мне заглянул. Баночку липового меда принес. Он любит гостинцы дарить.
– Значит, у него была с собой какая-то сумка? – с деланной небрежностью поинтересовался следователь, одновременно проверяя задвижки на окнах.
– Черный портфельчик вроде чемоданчика.
– Дипломат? Вспомните: при Карачене вы куда-нибудь отлучались? Во двор или в церковь?
– Петя сказал, что меня владыка просил зайти в епархию. Я пошла, но там отца Прокла не застала. Ушел, сказали, в комитет по делам религии.
– Итак, вы отсутствовали минут десять-пятнадцать. Или больше?
– Примерно десять… Я не замечала. Без часов хожу.
– Потом вы вернулись. Что в этот момент делал Караченя? Или его уже не было?
– Петя дождался меня. Сидел и листал четвероевангелие… – в лице Олимпиады что-то едва уловимо дрогнуло, и она невпопад перекрестилась.
– Расскажите о нем. Что он за человек? – настойчиво продолжал спрашивать Джигурда.
Он по ходу задаваемых вопросов становился все азартнее, это отражалось в мимике и жестах.
Привратница глубоко вздохнула, присела на короткую лавочку у стены и сплела на плоской груди узловатые пальцы, словно приготовилась к исповеди.
О проекте
О подписке