6

Три дня от Минусова не было вестей, и Корневу казалось уже, что договорённость с политтехнологом по поводу грядущих выборов – всего лишь привидевшийся сон – тяжёлый, путаный, короткий. Именно такие, бессмысленно-тревожные наваливаются на вымотанных хирургов, прикорнувших в промежутке между двумя операциями…

А на четвёртый день Корнева опять вызвал главврач. Не прикасавшийся на этот раз к спиртному, доктор чувствовал себя гораздо увереннее, неуязвимее и, переступив порог кабинета шефа, очень удивился, услышав вместо приветствия многообещающе-раздражённое:

– А-а… Вот и наш герой. Собственной, можно сказать, персоной… Ну, уважил, уважил старика. Спасибо, что снизошёл… Присаживайся…

– Чем обязан? – неприязненно поинтересовался Корнев, усаживаясь за длинный приставной стол, и пытаясь определить, чем на этот раз вызвал начальственный гнев.

– Это ничего, что я на «ты»? – юродствовал тот, поднимаясь и кланяясь. – А то, знаете ли, привык по-свойски… По-простому… А с тобой… с вами, то есть… теперь так нельзя…

– Да что случилось? – по-настоящему разозлился в ответ на паясничанье главврача Корнев.

– А ты… вы, то есть, и не знаете?! – всплеснув руками, театрально закатил глаза главный. – Мировая сенсация! Все газеты только об этом и пишут!

– О чём? – догадываясь уже, переспросил всё-таки доктор.

– Вот… Извольте…

Главный врач положил перед изумлённым Корневым с полдюжины разномастных местных газет. Все они были раскрыты на разных страницах, но на каждой красным маркером была жирно обведена одна и та же заметка.

– Вот, – повторил главный, взяв первую попавшуюся газету, и, водрузив на кончик носа старомодные очки в массивной оправе, принялся читать вслух. – Сердце на шампуре! Каково? – патетически простёр он руку в сторону Корнева. – Это заголовок статьи. Дальше ещё лучше. Тэ-эк… В городской травматологической больнице… Это я пропущу… Вот! Уникальная операция на сердце после проникающего ранения… Грудную клетку гражданина М. буквально проткнули насквозь длинным шампуром, словно шпагой. Пациент уже находился в состоянии клинической смерти… Не растерявшийся дежурный хирург Гэ. Эм. Корнев, – главврач опять указал обличающее на сидевшего перед ним героя статьи, – произвёл срочное вскрытие грудной клетки и в считанные минуты зашил колото-резаную рану длиной два сантиметра на передней стенке правого желудочка… Затем, после уколов прямо в полость открытого сердца, был предпринят прямой массаж кардиальной мышцы… Усилия врача-хирурга Корнева увенчались успехом – сердце начало сокращаться, его деятельность возобновилась. Пациент, получивший смертельное ранение, без преувеличения вернулся с того света, родился во второй раз…

– Ну и что тут… экстраординарного? – с вызовом спросил Корнев, дождавшись окончания чтения газетной заметки.

– Я, между прочим, за сорок лет работы в медицине только раз газетной статьи удостоился, а тут – прямо сенсация местного масштаба. И, главное, во всех газетах – один и тот же текст, и подпись одна и та же – С. Иваныч. Что бы это значило? Этот Иваныч – он кто?

– Понятия не имею, – искренне пожал плечами Корнев. – Журналист, наверное.

– Странно всё это, – указал главврач на стопку газет. – Мне уже из управления здравоохранения звонили. Спрашивали: с чего это ваш доктор Корнев так себя рекламирует? Уж не на повышение ли метит?

– Куда бы это я, интересно, мог метить? – вяло отбивался Корнев, проклиная про себя расторопного Минусова.

– На моё, например, место, – поджал губы главврач. – Только ведь такие вопросы не читатели бульварных газетёнок решают…

– Да не нужно мне ваше место! И вообще… Мало ли о чём нынче пишут! – не скрывая раздражения, возразил Корнев.

Главврач забрал у него газеты, аккуратно сложил в стопочку, кивнул сдержанно:

– Ладно, идите, работайте… – И добавил на прощание мстительно: – Кудесник вы наш.

А ещё спустя час Минусов подъехал за Корневым к воротам больницы, посадил его в неприметную «девятку» тёмно-зелёного цвета и, лихо вписавшись в автомобильный поток, помчался по магистрали, ловко вращая баранку.

– У вас после Москвы не езда, а одно удовольствие, – говорил он, с точностью до сантиметра вклиниваясь между автомобилями при обгоне. – Ни тебе пробок, ни движения в восемь полос. Водилы, хоть и попадаются дурные, всё-таки не такое хамьё, как в столице. Благодать! Патриархальные нравы…

– Ты, Олег Христофорович, мне зубы не заговаривай. Лучше объясни, что это за хренотень с публикацией про мою операцию во всех газетах? Меня ж коллеги засмеют! Главврач аж взбеленился. Кудесником обозвал!

– Вот так всегда, – притворно взгрустнул политтехнолог. – Сделаешь доброе дело, а тебе – выговор… А я, между прочим, за каждую статейку ответсекретарям редакций по сто долларов отстегнул. За то, чтоб на первых полосах информацию о чудесном докторе разместили. Вот и посчитай, во что мне это обошлось. Сто баксов – на семь газет.

– Это ж… Это ж двадцать тысяч рублей! – подпрыгнул на пассажирском сиденье Корнев. – За такую фигню! За писанину! Да лучше б мне эти доллары отдал… На худой конец, пропили бы их вместе…

– Как говорила моя бабушка, кто раньше встал – того и тапки! – усмехнулся Минусов. – Правой рукой он достал из бардачка початую пачку «Кэмэла», выщелкнул сигарету, закурил, предложил доктору, – угощайся. Это настоящие, американские. Пять долларов. В ваших киосках таких не продают… Да… Публикации в газетах – это, брат, не фигня, а начало твоей избирательной компании. Первый этап которой – добиться узнаваемости кандидата, то есть тебя, населением. Кто сейчас знает доктора Корнева в городе?

– Ну… многие. Всё-таки я столько лет оперирую…

– Многие – это сколько? Триста человек? Пятьсот? А в твоём избирательном округе, в областном центре с пригородом, я узнавал, проживает без малого шестьсот тысяч населения! И надо, чтобы о твоём существовании узнал каждый из них. И на всё про всё в нашем распоряжении – два месяца.

– А потом?

– Через два месяца каждый избиратель, получив бюллетень, и найдя там твою фамилию, должен вспомнить: «А-а, это тот самый Корнев – хирург – золотые руки! Как же, как же, помню. Читал. И по телевизору видел…» А операция на сердце, спасение смертельно раненного – прекрасный информационный повод. Это… красиво! И запоминается.

– А почему во всех газетах – одно и то же? Кто-то прочтёт в одной, другой, и скажет: халтура!

– Не-е… – мотнул головой Минусов. – Сейчас ведь не советские времена, когда каждая семья по десятку изданий выписывала. Теперь читают одну газету, от силы – две. В вашем городе издаётся семь газет. Вот в каждой о тебе и прочтут.

– А почему во всех семи? Не многовато ли? – не отставал Корнев.

– Наоборот, мало! Но я ж говорю – это только начало. Ты, доктор, в наших делах плохо разбираешься. Так что учись. Политтехнологи давно подсчитали, что в среднем статью в газете, сюжет на телеканале или по радио слышат и видят не более трёх процентов населения. Значит, статью о чудо-хирурге в семи газетах прочтёт всего-то двадцать один процент жителей вашего города. А нам надо все сто! Что б запомнили – рассказать о тебе потребуется раз десять. Так что впереди у нас огромная работа со средствами массовой информации. Будут ещё статьи, интервью, теле радиопередачи. Через два месяца тебя каждая собака в городе знать будет!

– Мне работать надо, – охладил пыл собеседника Корнев. – Семью кормить.

– Возьмёшь отпуск без содержания. Отпускные… г-м-м… беру на себя. Для начала две тысячи долларов. Устроит? А дальше – ввяжемся в драку, посмотрим.

– Шестьдесят ты-ы-сяч! – протянул удивлённо доктор. – Зарплата приличная. Грех отказываться.

– А ты и не отказывайся, – усмехнулся Минусов и, приоткрыв боковое окошко, выбросил окурок.

Машина свернула с центральной улицы и подкатила к бетонной громаде свечкой застывшей среди жилого микрорайона шестнадцатиэтажке.

– И куда мы приехали? – полюбопытствовал Корнев, выбираясь вслед за Минусовым из салона.

– В штаб. Пора тебе познакомиться с людьми, которые будут ковать нашу победу! – не без пафоса изрёк политтехнолог.

И пока они возносились на громыхавшем подозрительно лифте, поучал доктора:

– Стратегические цели нам, Геннадий Михайлович, вполне ясны. Это захват власти… Точнее, одного из многочисленных кресел в органе представительной власти… и выход в общероссийское политическое пространство.

– Ничего себе – ясны, – поёжился доктор. – И что я на этом пространстве делать буду?

– Это-то как раз и не главное, – отмахнулся политтехнолог. – У нас, как известно, любая кухарка может управлять государством. И управляли – придурки, алкоголики, маразматики. А ты – нормальный, вменяемый мужик, к тому же врач! Сумеешь. Да и найдутся умные люди, подскажут, когда время для принятия решений придёт… А вот с тактикой сложнее. Тактика, брат, это и есть то, чем нам предстоит заниматься всю выборную компанию. Говоря научным языком, тактика – это система мероприятий, проводимых для захвата и удержания политической власти. Понял? —Внимательно всмотревшись в лицо Корнева, Минусов хлопнул его ободряюще по плечу: – Ладно. Потом поймёшь.

Как-то особенно угрожающе громыхнув, лифт вздрогнул и остановился, со скрежетом раздвинув створки дверей.

– Приехали! – И политтехнолог первым шагнул на мрачную, плохо освещённую лестничную площадку.

7

Предвыборный штаб, который представлялся Корневу сродни военному: с часовым, или, на худой конец, строгим вахтёром у входа, чередой кабинетов с плотно прикрытыми, обитыми для звуконепроницаемости дерматином дверями, с разноголосой трелью телефонных звонков, и снующими торопливо по коридору этими… как их… вестовыми что ли, оказался при ближайшем рассмотрении заурядной, обшарпанной конторой, по-новомодному – офисом.

На пятнадцатом этаже высотки фирмы и фирмочки обосновались плотно, словно пчелиные соты. В одной из таких ячеек, за дверью, врезанной в фанерную перегородку, и находился штаб. Отпечатанная на принтере табличка извещала, что здесь располагается общественный комитет «Горожане – за честные выборы».

– Где-то я про эту контору слыхал, – кивнул на табличку доктор. – И лозунг насчёт честных выборов на глаза попадался.

– Это наша крыша, – вполголоса пояснил Минусов. – Такие шараги во многих регионах накануне выборов открываются.

– И кто их открывает?

– Да мы, политтехнологи. Ну, не афишируясь, конечно… Дескать, есть группа людей, которая болеет душой за то, чтобы выборы в их городе, области проходили честно, без использования грязных технологий…

– А на самом деле?

– А на самом деле именно в таких конторах разворачивается незаметная стороннему глазу работа по проталкиванию во власть определённого кандидата. Под крышей общественной организации, пока официальная избирательная компания ещё не объявлена, удобно проводить социологические исследования, замерять рейтинги местных политиков.

– Хитро, – цокнул языком Корнев.

– Да не слишком, – усмехнулся Минусов. – Конкуренты-пиарщики такие примочки вмиг распознают и принимают меры контрпропаганды… Ну да ладно. Тебе в эти тонкости пока рано вдаваться. Войдём.

Оплот «честных выборов» изнутри выглядел так же неказисто, как и снаружи. Три старомодных канцелярских стола и продавленный диван с потёртой обивкой, шаткие «венские» стулья эпохи развитого социализма, громоздкий, густо намазанный тёмно-коричневой масляной краской сейф, – всё свидетельствовало о том, что здешние обитатели не рассматривают это помещение в качестве длительного прибежища. Сиротскую бедность обстановки частично компенсировали ярко светящиеся мониторы компьютеров, стрекочущий бойко факс, массивный ксерокс и прочая оргтехника, которые придавали убогому кабинету черты современного офиса.

Двое мужчин, до того сидевшие за компьютерами, встали по-военному при виде вошедшего Минусова, а расположившаяся на диване пожилая женщина с девической, не по возрасту косичкой, украшенной огромным, как георгин, бордовым бантом, жеманно, будто для поцелуя, протянула старческую, наманикюренную кисть:

– Здра-а-вствуйте, Олег Христофорович…

– Как обстановка? – небрежно тряхнув руку вычурной старушки, поинтересовался вместо приветствия политтехнолог.

– Работаем, – сдержанно пояснил крупный, с блестящей солидной лысиной, похожий на актёра Моргунова мужчина.

– Молодцы! – похвалил Минусов, и подтолкнул замешкавшегося у порога доктора вперёд. – Знакомьтесь. Наш кандидат Корнев Геннадий Михайлович. Выдающийся хирург и замечательный человек!

– Будет вам… – скромно потупился тот.

– О-о! Какой типаж! – всплеснула руками старушка на диване. – Какая фактура! Я его себе таким и представляла!

– А это, так сказать, наши товарищи по оружию, – указал Корневу на обитателей кабинета политтехнолог.

– Сергей Иванович Бурдомагин, – с грохотом отодвинув стул, первым представился невысокий мужчина с неожиданной для его лица окладистой, будто приклеенной бородой. – Журналист, член Союза российских писателей.

– Наш спичрайтер, – снисходительно похлопал его по плечу Минусов. – Это он давеча статью про тебя написал. Талант!

– А что? Не отрицаю! – самодовольно огладил бороду журналист. – При том фактаже, что у меня был, материал получился занятным. «Сердце на шампуре»! – с пафосом процитировал он название статьи. – Броско, читабельно!

Скрипнув половицами, к доктору подошёл слоноподобный дядька. Протянул для рукопожатия крупную короткопалую лапищу.

– Аркадий Семёныч, социолог. По совместительству психолог и специалист по политической рекламе.

– У нас, знаешь ли, полная взаимозаменяемость, – пояснил Минусов. – Штаб невелик, но каждый сотрудник работает по двум-трём специальностям. Вот Маргарита Львовна, – он, растянув губы в улыбке, благосклонно кивнул в сторону старушки с бантом. – Имиджмейкер, театральный режиссёр, актриса. Будет с тобой, Геннадий Михайлович, в главной роли спектакли ставить.

– Спектакли? – поднял брови Корнев.

– Увы, мой друг, весь мир – театр, – кивнул политтехнолог, а престарелая актриса, на удивление легко вспорхнула с дивана, схватила за руку доктора и принялась теребить, воркуя:

– О-о, какая сильная, мужская рука! Мощная, функциональная! Мы с вами такие представления разыграем!

– Насчёт представлений мы не договаривались, – осторожно пытаясь освободить захваченную бесцеремонно старушкой руку, обернулся к Минусову Корнев.

– Да ты что! – возразил тот. – Вся политика – сплошной театр. Любое выступление – это моноспектакль. Депутат, министр, президент – всё это театр одного актёра. Сатирикон! Аркадий Райкин!

Отставная актриса тем временем плотоядно тискала руку Корнева, воркуя с придыханием:

– Избиратели – это публика. Публику можно очаровать. Публику можно соблазнить. Публику можно влюбить в себя. Публику можно изнасиловать. Да, изнасиловать! Если вы хороший актёр, публика – ваша! Возьмите её!

Корнев наконец освободил правую руку из цепкой и сухой, словно куриная лапка, ладони старушки, и опасливо спрятал за спину.

– Под руководством Маргариты Львовны тебе придётся изучать риторику и отрабатывать технику публичных выступлений, – перевёл на понятный язык страстный монолог отставной актрисы Минусов, и предложил всем радушно. – Присаживайтесь, друзья.

После того, как все расселись по скрипучим стульчикам, а Корнев провалился рядом с отставной актрисой в продавленный диван, Минусов, небрежно сдвинув какие-то бумаги, опустился на угол канцелярского стола, и таким образом, даже сидя, как бы вознёсся над окружающими.

– Итак, друзья, мы с вами подошли к самому ответственному этапу нашей работы – началу избирательной компании, – принялся вещать он, словно перед ним находилось не четыре человека, а, как минимум, сорок. – Начальный этап всякой избирательной компании характеризуется, как известно, растущим в обществе напряжением…

И хотя Корневу это было абсолютно неизвестно, он на всякий случай кивнул озабоченно: знаем, мол, чувствуем…