Глеб. Бабушкина шкатулка

Открыв узкую дверцу, Глеб внимательно глянул в нутро старого широкого шкафа. Всё пространство было забито разнообразной одеждой: – «Давненько я тут не копался». – подумал он недовольно.

– «Столько тут всего накопилось, что ничего и невозможно найти. Похоже, придётся заняться разбором завала и потратить на это весь сегодняшний день».

Он начал вытаскивать, быстро осматривать и раскладывать вещи, что попались ему под горячую руку: – «Это перенести в шифоньер, повесить на вешалку. Это сложить в кладовую, а затем отправить на дачу, чтоб работать в нём в огороде. А это пора, отнести на помойку».

Добравшись до задней стены своего «гардероба», он натолкнулся на небольшую шкатулку, привезённую из деревни Елань два года назад. Парень бережно вынул ларец, изготовленный из тяжелого тёмного дерева, и внимательно его осмотрел с разных сторон.

Маленький ящичек оказался таким основательным, словно его изготовили из дорогого морёного дуба. Повертев находку в руках, Глеб разглядел, что вся лицевая поверхность украшена мелкой искусной резьбой и покрыта прозрачным светло-коричневым лаком.

– «Как умерла моя бабушка, так я в эту коробку больше никогда не заглядывал. Толком не знаю, что же сейчас в ней лежит». – кольнула парня неприятная мысль.

Он подошёл к небольшому столу и аккуратно поставил шкатулку на место, свободное от клавиатуры и коврика с «мышкой». Придвинув к себе мягкий стул на колёсиках, Глеб сел поудобнее, откинул тяжёлую крышку и посмотрел внутрь шкатулки.

Сверху лежала пачка каких-то казённого вида свидетельств. Они были свёрнуты вчетверо и связаны тонкой верёвочкой, странного вида. Глеб пригляделся, и понял, её просто скрутили из тонкой длинной полоски коричневатого цвета.

Материал походил на бумагу очень низкого качества, чем собственно, он и являлся на деле. Он был немного ворсистым на ощупь, а своей рыхлой структурой слегка походил на те «промокашки», что давно не используют современные школьники.

Парень вдруг вспомнил давнее детство, когда ему было лет пять или шесть: – «Раньше, пакетов и плёнки из пластика было значительно меньше. Поэтому, такою бечёвкой пользовались во всех магазинах, на почте и в различных конторах. Покупки всегда заворачивали в большие листы коричневатой бумаги, а сверху крест-накрест, обматывали этой верёвочкой». – мелькнуло в его голове.

Глеб распустил узелок, завязанный простеньким «бантиком», развернул и просмотрел все листы, слегка пожелтевшие от долгого времени. Оказалось, что это документы на дом и земельный участок, где проживали ныне покойные бабушка с дедушкой.

– «Кому нынче нужна, вся недвижимость в заброшенной сибирской деревне? Ведь там, на двадцать три километра вокруг нет ни единой души. Что до села Хворостянка, что до посёлка Заборское целых полдня пешего ходу. В лучшем случае, полчаса на машине по разбитой дороге. Так что, за солью к соседям так просто не сбегаешь. Отваляться ноги.

Люди в ближайшем райцентре живут очень бедные и нескоро начнут покупать участки земли. Да и зачем нужны дачи, что расположены так далеко от жилья? У всех есть огороды поблизости, возле окраины их городка.

Так что, продать «родовое именье» вряд ли, кому-то удастся. По крайней мере, в ближайшее время. Ну, а там, дедушкин дом без присмотра совершенно развалится, и всё зарастёт еловым подлеском».

Глеб свернул все бумаги так, как они раньше лежали, и бросил их на столешницу. Потом он нашёл тонкую стопочку метрик «о месте рождения» всех своих предков до четвёртого колена назад. Там же хранились «свидетельства о заключении брака» и, что совершенно естественно, «справки о смерти».

В середине шкатулки лежала приличных размеров коробочка, очень похожая на картонный футляр от старинных духов. Судя по внешнему виду, немецких. Яркая золочёная надпись, когда-то сиявшая на лицевой стороне, давно уже стёрлась и почти не читалась. Лишь хорошо приглядевшись, он смог разобрать несколько странно изогнутых готических букв.

Придя в небольшое волнение, Глеб открыл плоскую крышку, покрытую сильно потёртым красным сафьяном. Внутри обнаружилось много советских знаков отличия самых разных времён.

Сверху виднелись очень серьёзные боевые награды – «Орден Красной Звезды» и «Орден Красного Знамени», медаль «За Отвагу» и «За боевые заслуги».

Насколько знал Глеб из семейных преданий, половина из них была получена дедом в шестидесятых годах двадцатого века. Тогда, на острове Куба возник, так называемый, Карибский конфликт.

Другие регалии он заработал чуть позже, на американо-вьетнамской войне, что проходила в Индокитае, чуть позже. Несмотря на прошедшее время, награды так редко носили, что они не поблекли. Все сияли, как новые, словно только сошли с конвейерной ленты «Гоззнака».

Чуть ниже, ярко жёлтели кругляшики юбилейного типа. На них виднелись пятиконечные звёзды, чеканные профили Владимира Ленина, Иосифа Сталина, а так же различные даты и короткие надписи. Рядом мелькали пионерские и комсомольские знаки всевозможных моделей, а так же жетоны «Ударник коммунистического труда».

– «Боевые награды дед заслужил, а трудовые, заработала бабушка. Хотя, насколько я знаю, дедушка уже на гражданке, успел кое-что получить».

Глеб брал тяжёлые нагрудные знаки один за другим и вынимал из старой коробочки. Он изучал их с разных сторон и бережно клал по левую руку. Рядом сложил юбилейные медали с жетонами.

Снова глянув в шкатулку, парень увидел кусок плотной драповой ткани, аккуратно обрезанной по внутренним граням ларца. Глеб подцепил её пальцами с правого края и осторожно потянул на себя.

Внизу находились, потемневший от долгого времени орден «Орден Боевого Красного Знамени», медали «За оборону Одессы», «За Взятие Праги» и «За Победу над фашистской Германией».

– «Это уже, боевые награды прадедушки, которого я ни разу не видел. Их он все получил в войне против Гитлера в 1941-м – 1945-х годах». – сказал себе Глеб. Он аккуратно вынул награды и сложил их отдельным рядочком.

На дне старой шкатулки оказался другой прямоугольник плотного драпа. Под ним оказался ещё один ряд воинских знаков отличий. Здесь Глеб нашёл орден «Красное Знамя РСФСР».

Рядом лежала необычного вида небольшая медаль серебристого цвета. На ней виднелся профиль мужчины, сильно похожего на царя Российской империи – Николая II.

На обороте нашлась короткая надпись – «За храбрость» и какие-то цифры. Рядом виднелся и легендарный «Георгиевский крест». Причём, сразу двух степеней – четвёртой и третьей.

Их молодой человек рассматривал наиболее тщательно. Как ни крути, а эти знаки отличия были совсем непривычны, для человека минувшей советской эпохи. На другой стороне каждой солдатской награды едва проглядывал номер и две непонятные буквы «бм».

– «Нужно будет, потом посмотреть в интернете, что они значат». – подумал вдруг парень и сложил медали царской эпохи в третий рядок.

Насколько помнилось Глебу, прадед был двадцатого года рождения. Значит, все эти награды принадлежали его родному отцу. То есть, прапрадедушке парня. А он, как однажды обмолвилась бабушка: – «успел пострелять на проклятой Германской, то бишь Первой мировой, и на Гражданской войне. Той, что началась после Октябрьской революции в Питере».

На самом дне деревянной шкатулки лежало несколько связок старых выцветших писем, написанных разными почерками. Каждая новая пачка листков, была старше чем прежняя на двадцать пять, а то и на все, тридцать лет.

Парень весьма осторожно брал стопочки писем, изучал пожелтевшие за годы конверты, лежавшие сверху, и тотчас убеждался, они уже стали на удивление ломкими. Он трогал веревочки или тесёмки, которыми были связаны эти бумаги и, не решаясь тревожить, откладывал бережно в сторону.

– «Потом очень внимательно всё осмотрю и обязательно прогоню через сканер. Пусть будет ещё и копия в цифре». – сказал себе Глеб и тут же подумал: – «У дедушки с бабушкой появилось на свет семь дочерей. Если б у них был так же и сын, чуть старше, чем милая мамочка, то он обязательно попал на «афганскую». Глядишь, эта шкатулка досталась не мне, а моему возможному дядюшке. Ведь внутри бы тогда, находились его боевые награды».

Вторая глава

Яков Брюс. Гомункулус

В плотный ужин входило большое количество самых изысканных блюд, всяческих водок, наливок и замечательных вин, привезённых в Москву из Европы. Застолье тянулось уже пару часов. Все сановные гости были давно во хмелю.

Наконец, Яков Брюс поднялся из удобного кресла. Хлебосольный хозяин оторвал сильно пьяных дворян от обильной еды и питья и проводил их во флигель, пристроенный сбоку к господскому дому. Он пожелал всем вельможам спокойного сна и, оставив на попечение слуг, направился в свой кабинет.

Следом за ним торопился его личный механик по имени Прохор. Холоп подождал, пока трезвый владелец имения сядет за очень большой двух тумбовый стол, украшенный глубокой резьбой.

По заведённому правилу, Брюс тут же достанет из плоской коробки любимую пенковую трубку, привезённую купцами из Турции. Он плотно набьёт её табаком и с наслажденьем раскурит.

Господин не любил, когда его отрывали от этого важного действа. Прохор доподлинно знал о нелепой причуде хозяина и стоял, молча, как статуя. Наконец, густое облако дыма поднялось к потолку, расписанному «придворным» художником батальными сценами.

Слуга поклонился, и тихо сказал: – В людской я столкнулся с холопами, что помогали гостям у кроватей. Один из лакеев попросил вам передать, что прибывший молодой человек, положил пьяный глаз на вашу сенную девушку Настю.

– Который из них? – хмуро буркнул хозяин.

– Тот, что спросил Вас за ужином: – «Почему она не улыбалась гостям, когда подавала еду и напитки?» – а затем, приставал к ней с вопросами: – «От чего, она постоянно молчит?»

– Это тот несдержанный франт, которого зовут Николай? – уточнил Яков Брюс.

– Да, сын большого вельможи, что имеет усадьбу к северо-западу от вашего дома. – ответил слуга и опять поклонился.

Нужно сказать, что Прохор был необычным холопом, а «придворным» механиком Якова Брюса. Господин относился к нему не так, как ко всем остальным крепостным, которых считал за «говорящих двуногих животных». Он ценил «золотые руки» умельца и делал ему небольшие поблажки. Например, разрешил не кланяться «в пояс», каждый раз, когда тот подходил к господину.

– Достаточно, если ты будешь сгибаться чуть-чуть, на манер тех движений, что делают в посвященной Голландии. Но не так, как перед ровней себе, а словно простой ученик перед мастером цеха. – сказал как-то раз Яков Брюс и показал нужное положение корпуса и головы своего «дорогого» помощника.

Так с тех пор и пошло в его замечательном доме. Даже когда к господину приезжали большие вельможи – бароны, маркизы и графы, Яков Брюс не одёргивал Прохора и не настаивал на очень глубоком, до пола, приветствии.

Услышав механика, господин недовольно нахмурился. Он не любил, когда его принуждали к чему-то. В том числе, заставляли, расстаться с холопами, что даровал ему Петр I за верную службу. Он привык сам, всё решать за своих крепостных.

Захочет – помилует, захочет – накажет, а коли придёт ему в голову какая-то блажь, так и велит запороть до потери сознания. А то и вовсе, сослать в рудники на Урал, на недавно открытые железоделательные заводы Демидова.

– «К моему сожалении, сей брандахлыст Николай является отпрыском одного лизоблюда из тех, что ныне стоят возле трона царя». – размышлял Яков Брюс: – «Теперь они оказались в особой фаворе, и могут мне строить такие докуки, что и придумать нельзя. Так что, отшить молодого хлыща будет ох, как не просто. Тем более, что он, негодяй, таки приметил девку Настасью.

Столь красивую, очень веселую девушку особенно жаль, сдать в похотливые, руки извращённого франта. Она ведь и впрямь весьма хороша. Было б больше свободного времени, так и сам бы занялся ей, с большим наслажденьем. Да всё никак недосуг. Дела, да дела.

Плюс ко всему, не хочется сильно расстраивать жену Маргариту из-за какой-то нелепой интрижки. Если решу вдруг пощупать симпатичных девиц, так всё можно сделать на расстоянии от дома. К примеру, в поездке, по порученью царя.

Однако, продать Настасью молодому дворянину тоже никак невозможно. Ведь этот барчук потешится с ней пару недель, да и сошлёт, подальше от глаз. Отправит такую красавицу работницей в поле, или заставит, грести навоз за коровами на скотном дворе. А чтобы спрятать тот грех, который возникнет от связи с холопкой, отдаст её замуж за последнего пьяницу».

– С сим молодым человеком, а побеседую утром, за завтраком Ты же, найди поскорее Настасью и приведи ко мне в кабинет. – сказал, наконец, Яков Брюс.

Прохор угрюмо кивнул, повернулся на месте и с тяжкой думой на сердце, пошёл выполнять поручение барина. Что же задумал хозяин, слуга догадаться не мог. То ли, хочет помочь несчастной служанке? То ли, решил с ней переспать, пока не досталась кому-то другому? Так сказать, снять с бедной девушки пыльцу нежной невинности.

Кто их господ разберёт? Вроде бы сильно учёные. Все, как и мы, христиане, а ведут себя с крепостными, как басурмане какие, да обходятся с нами, как с бессловесным скотом.

– «Как бы то ни было, а приказ господина должно исполнить». – уныло подумал придворный механик: – «Иначе сам попадёшь в такой переплёт, что помилуй нас Господи. Могут, отправить в регулярную армию на срок в четверть века, сослать на строительство нового города, что задумал воздвигнуть наш царь, где-то в Балтийских болотах, а то и просто забить на смерть плетьми на конюшне».

Прохор направился в ту половину огромного дома, где обитала прислуга, и прошёл в женскую часть. Туда, где ютились молодые служанки. Помощник хозяина нашёл несчастную Настю в небольшой комнатушке, размером с чулан и проводил, куда приказали.

Мужчина вошёл с ней в кабинет господина. Ожидая команды, Прохор застыл у высоких дверей, как солдат на посту. Брюс строго взглянул на слугу, небрежно махнул левой рукой и жёстко добавил: – Покамест свободен. Будешь мне нужен, тебя позовут. – сам подошёл к испуганной девушке и приказал: – Встань у стола, возле яркого света…

Повинуясь приказу хозяина, Прохор слегка, на голландский манер, поклонился и шагнул за порог. Он закрыл за собой тяжёлую прочную створку и больше не слышал, что было в комнате дальше. Сделать, что-либо механик не мог. Он печально вздохнул и отправился спать. Всё равно, всё случиться по промыслу Бога.

Утром Прохор поднялся, как и все остальные холопы – ни свет, ни заря. Механик сбегал во двор, где стояла уборная для крепостных, и сделал всё, как обычно. Он вымыл руки со щёлоком, а после умылся холодной водой из колодца. Затем, вернулся в свою небольшую коморку, взял остро заточенный нож и, глядя в осколок разбитого зеркала, чисто побрился.

Его господин не любил бородатых или, как он всегда выражался – «мохнорылых» людей. Так что, «придворный» механик должен был выглядеть на «европейский манер» и всюду блистать голым, словно коленка лицом. Сначала было весьма непривычно, так отличаться от всех подневольных крестьян. Ну, а потом, ничего, потихоньку привык.

Прохор быстро оделся, съёл кусок подового хлеба, запил кружкой кислого кваса и побежал к половине огромного дома, где жили хозяева. Там он встретил холопа, что прислуживал Якову Брюсу и тихо спросил: – Аристарх Дормидонтович, как долго вчера, у господина была девушка Настя?

– Тебе, зачем это знать? – удивился дородный мужчина, служивший камердинером барина: – Занимайся своими делами и не суй свою тощую рожу туда, куда тебя точно не просят. Нужен будешь, тебя позовут.

Механику ничего не осталось, как притулиться в людской, находиться там долгое время и ждать, когда же хозяин проснётся? К счастью холопа, Брюс не любил, долго валяться в кровати, как всегда делали другие бояре. Он встал, как обычно, в первый час по церковному времени. А если взглянуть на новейший англицкий хронометр, то в шесть после полуночи.

Как и сказал его личный слуга, хозяин даже не завтракал. Лишь выпил чашечку кофе, выкурил пенковую трубку и сразу прошёл в кабинет. В то утро он не позвал к себе Прохора, а сидел там один. Видно, работал над чем-то таким, в чём руки «придворного» мастера были совсем ни к чему.

Ближе к полудню Яков Брюс спросил камердинера: – Как поживают наши вельможные гости?

Хозяин с усмешкой узнал, что они, наконец, поднялись с постелей. Все тотчас похмелились, кто квасом, кто мёдом и огуречным рассолом, а теперь собираются в зале, чтобы выпить вина и поесть.

Господин приказал: – Накрыть стол для господ! – и минут десять спустя, медленно двинулся в просторную залу. Его появление вызвало бурную радость гостей, что уже там собрались. А когда на столе появились закуски и графины с вином, поднялся такой пьяный шум, что хоть святых выноси.

Пока все дворяне пили и ели, Прохор стоял у дверей, ведущих в приёмную залу. Он слушал, как веселятся вельможи, и ожидал, не позовёт ли его Яков Брюс? Мало ли что, может придти на ум господину?

Вдруг, он захочет им показать какой-нибудь инструмент, привезенный недавно из Англии? Например, астролябию или ещё, что-нибудь необычное в нашей России. Например, очень древнюю книгу.

Но сегодня, гостям не было дела до редкостей, что собирал Яков Брюс в своём большом зале «куриозных» вещей. К середине обеда, все опять захмелели. Языки развязались и все стали молоть разную чушь.

Пока господа относительно трезвые, то они все блистали манерами, умною речью и научными знаньями. Ну, а когда хорошенько приложатся к кружкам или винным бокалам, то мало чем отличаются от пьяных крестьян. Такие же тупые и мерзкие.

Вдруг, среди шумного гомона послышался голос молодого повесы, который вчера приметил Настасью. Судя по нетвёрдому голосу, он уже крепко принял на грудь. Молодого вельможу совсем развезло, и он и стал кричать на всю залу, как захмелевший купец в городском кабаке.

– Господин Яков Брюс! – обратился вельможа к хозяину дома: – Почему здесь не видно девицы, которая подавала вчера закуски и вина? Я прошу вас, позвать Настасью сюда. Пусть она мне прислужит за этим столом.

Его пьяную просьбу тотчас поддержали другие дворяне. То ли, все были в сговоре с бесшабашным кутилой? То ли, просто подумали, что он затеял какую-то каверзу, и захотели увидеть, чем это дело закончится?