Глава 6. Город

– Собирайся, мы уезжаем, – Клай, как всегда, без стука вошёл в комнату Олни.

С похорон мамы прошло четыре дня, и все эти дни парень страшно хандрил, почти ничего не ел и не вставал с кровати. Любимые книги лежали так, как он оставил их несколько дней назад. Возможно, Клай стал опасаться за здоровье своего подопечного.

– Куда? – с трудом выплывая из своего сомнамбулического тумана, вяло поинтересовался Олни.

– Поедем в Токкей. Тебе нужно развеяться, а мне уже до печёночных колик опостылело это имение.

– Надолго? – взгляд юноши наконец-то становился всё более осмысленным.

– Поглядим, – неопределённо пожал плечами Клай. – Может быть, до весны, а может и дольше.

– До весны? – теперь уже по-настоящему живо спросил Олни, изумлённый ответом. – Мы будем там жить?

– А что тебя удивляет? Думаю, мы оба не прогадаем от этого.

Честно сказать, Олни давно мечтал увидеть Токкей, и до последнего времени, покуда он не сделался учеником мага, считал эту мечту неосуществимой. Но теперь ему ничего не хотелось. Точнее, хотелось неосуществимого – чтобы мама была жива, чтобы всё было как раньше. Однако это было невозможно, а вот поездка в Токкей неожиданно стала реальностью.

– И когда мы уезжаем? – всё-таки какая-то жизнь стала возвращаться к Олни в виде порозовевших щёк, вновь заблестевших глаз, участившегося дыхания. Перспектива поездки встряхнула его.

– Через полчаса. Карета уже готова.

– Через полчаса? – удивлённо воскликнул Олни. – Но я не готов…

– А что тебе нужно готовить? Разве тебе требуются сборы? Смахни книги в мешок, утри сопли – и готово!

– Хорошо, – впервые за минувшие четыре дня на губах юноши появилась бледная улыбка.

Он поднялся с постели и стал аккуратно укладывать книги в одну стопку, чтобы затем обвязать их бечёвкой. Но вдруг он замер, даже не донеся книгу до стола.

– Мне нужно побывать на могиле мамы… – это прозвучало не как просьба, а как вопрос – робкий и жалкий. Юноша словно надеялся, что ему откажут.

Клайдий легко уловил эти нотки. Он знал, что Олни сейчас больше всего боится вновь увидеть этот припорошённый снегом холмик с грубо выточенным из камня подобием единорожьего рога.

– Нечего тебе там делать, парень, – твёрдо сказал он. – Твоя мама уже на той стороне Белого Моста, где ей абсолютно неважно всё, что происходит в этом мире. Отбрось от себя эти ненужные условности! Это – всего лишь яма в земле с дощатым ящиком, в котором лежит что-то столь же неживое, как и окружающая этот ящик глина. Ты – маг, и за свою долгую жизнь похоронишь ещё очень многих. Если в каждой могиле ты станешь оставлять хотя бы по кусочку своей души – надолго её не хватит.

Наверное, это было совсем не то, что сейчас желал услышать Олни. Наверное, блеянье арионнитского священника, благостное и отупляющее, скорее сняло бы боль, изгнало бы её. Но Клай действовал жёстко и радикально – ему хотелось не спрятать боль, а излечить её. Кроме того, он ясно видел, что парню совсем не хочется возвращаться на старый погост, и решил помочь ему не чувствовать себя потом сволочью. Наверное, паренёк в этот миг ненавидит его, Клая, за столь резкие и ранящие слова, но главное – он не будет ненавидеть себя.

– Мои вещи уже собраны, – отвернувшись от обмякшего ученика, сухо проговорил Клай. – Я буду в карете. Не заставляй долго себя ждать.

И лишь выйдя из комнаты Клайдий, не удержавшись, изо всех сил стукнул себя кулаком по ладони – ему хотелось провалиться сквозь землю.

***

Несмотря ни на что, идея Клая оказалась просто отличной. Обиженный и несчастный Олни недолго сохранял безучастность, прислонившись лбом к холодному мутноватому стеклу кареты. Не прошло и часа, как он уже с неотрывным любопытством наблюдал пейзажи, пробегавшие снаружи, хотя по мнению Клайдия никакой разницы между ними и теми же пейзажами в окрестностях имения не было. Но Олни, всю свою жизнь проведший на одном месте, с неискушённым интересом глядел на другие, далёкие места, пусть пока что они отъехали всего на несколько миль.

Чтобы окончательно восстановить свои пошатнувшиеся позиции, Клай дважды приказывал кучеру останавливаться в придорожных трактирах, чтобы размять ноги и перекусить. Олни был в полном восторге, хотя у большинства путешественников эти чахлые трактирчики могли вызвать разве что жалость или брезгливость, ибо места тут не изобиловали путешественниками, и те немногие трактиры, что наперекор всему всё же возникали вдоль этих неезженых дорог, влачили довольно-таки жалкое существование.

В каждом из трактиров Олни заказывал полный набор предлагаемых блюд, хотя это и порядком задерживало их путешествие, ведь заказанную, например, «курицу под королевским соусом» необходимо было не только изжарить под этим самым королевским соусом, но для начала ещё и отловить, ощипать и выпотрошить. Однако Клайдий не выказывал никаких признаков недовольства или нетерпения.

Более того, он заказывал всё то же самое, хотя после с брезгливостью разглядывал тощую тушку курицы, которую по её размерам скорее можно было бы назвать цыплёнком, а по жёсткости кожи и мяса – сапогом. Пресловутый же «королевский соус» на поверку оказывался неопределённого вкуса баландой, напоминавшей воду с разведённой в ней овсяной мукой, льняным маслом и множеством соли с перцем, чем он, вероятнее всего, и являлся.

Наверное, для того чтобы сделать парня окончательно счастливым, нужно было бы остаться на ночёвку в одном из этих трактиров, но на такие жертвы Клай всё же был не готов, совершенно справедливо полагая, что если куры у них размером с клопов, то клопы вполне могут оказаться размером с кур. Однако же к концу их недолгого путешествия, а именно к позднему вечеру, когда небо уже было покрыто россыпью ярко блестевших на морозе звёзд, Олни совершенно излечился от своей хандры, хотя, конечно, до конца избыть грусть, вызванную смертью близкого человека, было невозможно.

По меркам южного Палатия Токкей был довольно крупным городом – в нём проживало, наверное, около пяти тысяч человек. Для столичного жителя он, наверное, показался бы излишне провинциальным, но на Олни он произвёл неизгладимое впечатление даже ночью. Крепостные стены не менее двадцати футов высотой, с помощью темноты неплохо скрывавшие свою запущенность, показались юноше просто громадными, а центральная улица, в отличие от большинства других замощённая булыжником и освещённая редкими масляными фонарями, заняла в его воображении место, приберегаемое для главных улиц Шинтана.

Несмотря на поздний час, на улицах кое-где попадались прохожие и гуляки, а из нескольких таверн и кабаков неслись весьма характерные звуки, свидетельствующие о том, что их посетители далеки ещё от того, чтобы ложиться спать. Для Олни, в чьей деревне люди обычно ложились вскоре после захода солнца, это было ещё одним признаком большого города, полного соблазнов. Он и страшил, и манил одновременно.

Наконец экипаж подъехал к довольно большому особняку, который выглядел вполне респектабельно, а Олни так и вовсе назвал бы его роскошным, да и то лишь потому, что не подобрал бы более превосходного слова. Оказалось, что именно в этом доме Клай снял две смежные комнаты во втором этаже. На какое-то время он должен был стать жилищем для мага и его ученика.

Едва зайдя в свою комнату, Олни остановился, потрясённо глядя на свою будущую обитель. Никогда прежде он не видел такой роскоши. До сих пор роскошным ему казался дом сеньора Шейнвила, но теперь же он понимал, насколько ошибался. Конечно же, на вкус того же Клайдия особняк был неплох, но не более того – вполне сносен для того, чтобы жить в нём, и уж куда лучше безвкусных деревенских хором провинциального кузена.

Надо отметить, что в комнате Олни (как, впрочем, и во всех других комнатах, которые предназначались для сдачи внаём) был достаточно большой камин с великолепной кованой решёткой, в котором ласково плескалось яркое оранжевое пламя. Уже одно это было бы способно привести деревенского мальчика в неописуемый восторг. Но здесь кроме камина была ещё и кровать достаточно широкая для того, чтобы долговязый парень вполне мог бы спать и поперёк её.

Но главное – здесь был настоящий платяной шкаф. Даже в имении Шейнвила для хранения нарядов использовали громадные оббитые железом сундуки, а здесь был шкаф. Олни пожалел, что у него всего один комплект одежды, и ему пока просто нечего держать в этом великолепном лоснящемся предмете интерьера, таком огромном, что в нём можно было бы ночевать.

Пол был паркетным и до того начищенным, что Олни не смел и ступить по нему, боясь испортить своими кургузыми башмаками чистоту и невинность этого великолепия. Клай, стоя рядом, наслаждался тем впечатлением, которое комната произвела на его подопечного, и одновременно посмеивался над его деревенской неуклюжестью.

Да, Олни был счастлив. Правда, его восторг на некоторое время стушевался перед воспоминаниями о недавно умершей маме, когда он представил, как была бы она горда и счастлива, увидь своего сына посреди всего этого великолепия. Но долго сохранять минорность в подобных условиях было невозможно, тем более что меньше чем через четверть часа в дверь постучал изящно одетый слуга с подносом в руках.

Отменно отужинав, Олни наскоро обмылся в специально отведённой для этого комнате, где стояла бадья, которую по требованию жильцов слуги наполняли горячей водой – он счёл кощунством немытым лечь на эти белоснежные простыни с тонким голубоватым узором из полевых цветов. И то верно – с пренебрегающего обычно гигиеной парня сошло столько грязей, что после несчастные служанки дважды надраивали лохань, чтобы отчистить её от коричневатого налёта.

– Завтра поутру отправимся к портному, – объявил Клай, заглянув перед сном к Олни. – Нужно одеть тебя во что-то приличное, не можешь же ты продолжать позорить меня своим видом! Постарайся забыть своё происхождение – отныне люди будут видеть тебя таким, каким ты им себя преподнесёшь. Заодно и поглядим, научил ли я тебя чему-нибудь…

Олни, хотя и не считал, что его внешний вид способен кого-то опозорить, возражать, разумеется, не стал. Он уже ест как барин, спит как барин. Если он ещё и одет будет как барин – он станет барином! Парень был достаточно самоуверен, чтобы быть уверенным в том, что в достаточной мере освоил уроки мессира.

Пока же он с блаженным стоном рухнул на свою безграничную постель, утонув в мягкой перине, словно в поляне одуванчиков. В камине весело потрескивали дрова, нагревая воздух и наполняя его приятным лёгким запахом дымка, так не похожим на тяжёлый чад от их домашнего очага. Мысли о домашнем очаге вновь вернули его воспоминания к маме, но он не успел даже как следует огорчиться, поскольку спустя несколько мгновений уже захрапел.

***

– Вполне неплохо, – оценивающе оглядев принарядившегося Олни, одобрительно кивнул Клай. – С десяти шагов и не скажешь, что ты родился в хлеву!

Они стояли у мутного зеркала в платяной лавке, и Олни с трудом узнавал в неясном отражении себя. Никогда ещё он не выглядел даже вполовину так блистательно как теперь. Вот бы в этаком виде появиться в его деревушке! Олни даже зажмурился от удовольствия, представляя себе эту сцену.

– Что ж, теперь можно отправляться к портному, – хлопнув парня по спине, объявил Клай.

– Для чего ещё портной? – приятно удивился Олни, искренне недоумевающий, что ещё могло не нравиться мессиру.

– Не можешь же ты появиться в обществе в этом, – скривился Клай. – Тебя примут за торговца лесом, или, в лучшем случае, за мелкопоместного дворянчика вроде моего кузена. Истинный дворянин никогда не купит себе наряд в лавке готового платья! Мы отыщем маэстро, который сошьёт такую одежду, которая подчеркнёт все твои достоинства и скроет многочисленные недостатки. Нам нужно спешить – я хочу, чтобы твой первый наряд был готов уже к этим выходным. Уверен, что даже в городишке вроде Токкея найдутся какие-нибудь развлечения для нас.

С Олни никогда не снимали мерку, и он понятия не имел, как это делается. Оказалось, что нужно почти три четверти часа стоять в самых нелепых позах, покуда мелкий седовласый старичок с беспокойными пальчиками ощупывал его повсюду, отмеряя что-то атласной лентой, на которой он ставил пометки.

Это была весьма неприятная и нудная процедура, однако же Олни её выдержал. Правда, потом ему очень долго (едва ли не два часа) пришлось ожидать Клая, который весьма требовательно подошёл к снятию мерки, и ещё дольше потом определялся с тканями и расцветками. Но всё же стоять в примерочной было куда легче, чем мотыжить землю, поэтому юноша не выказывал никакого нетерпения или недовольства.

Ну а затем для Олни началась светская жизнь. Клай довольно быстро оброс связями, став желанным гостем в лучших домах города. Несмотря на то, что он хранил инкогнито, местное дворянство своим безошибочным провинциальным чутьём сразу распознало в нём человека весьма знатного и, что важнее, явно столичного.

И это нежелание раскрыть себя не только не оскорбляло достойных горожан, но наоборот – приятно волновало их, добавляя пикантности. Они чувствовали, что за этим скрывается какая-то захватывающая история, и, не имея возможности узнать её, не могли отказать себе в удовольствии угадывать и представлять самые невероятные вещи. Клай нисколько не мешал этому, ведь всё это играло ему на руку.

Что касается Олни, то он вёл себя тише воды, ниже травы. Он беззвучной, едва заметной тенью следовал за наставником, оглушённый и ослепший от величия и сияния той среды, в которую попал. Он с удовольствием сидел бы в своей комнате, но мессир строго-настрого наказал ему всюду сопровождать его, и ослушаться юноша не смел. Однако эта робость была воспринята знатью Токкея как скромность и благовоспитанность, а поскольку это были как раз те качества, которыми редко могла похвастать современная золотая молодёжь, то можно сказать, что Олни был принят с не меньшим радушием, чем его учитель.

Как мы видим, высший свет Токкея не распознал с первого взгляда в изящно одетом и изящно выглядящем юноше деревенского пастушка – Клайдий излучал такое количество столичного лоска, что его с лихвой хватало на двоих. Конечно, не обошлось без пересудов о том, кем приходился молодой человек этому великолепному вельможе.

Высказывались разные точки зрения – кто-то утверждал, что они братья, хотя, скорее всего, не единоутробные; другие склонны были подозревать, что молодой, вероятно, был незаконнорождённым сыном того, что постарше. Наиболее впечатлительные натуры и вовсе чувственным шёпотом намекали на то, что здесь имеют место чувства, далеко выходящие за рамки обычной мужской привязанности. Правда, Клай вскорости развеял эти нелепые подозрения своими любовными похождениями.

К чести нашего героя нужно отметить, что и в дальнейшем всё расширяющийся круг его знакомых так и не сумел разгадать загадку его происхождения. Во всём, что касается этикета, Клайдий оказался на удивление талантливым учителем, а поскольку и ученик попался ему подстать, то, немного освоившись, Олни всё больше входил в роль знатного и таинственного юноши, поразив немало сердец.

Здесь, в Токкее, Клай уже не считал нужным скрывать свои магические способности, полагая, что публика тут куда более просвещённая. И тот факт, что внезапно прибывшие в город незнакомцы оказались ещё и магами, ещё больше подогрел и без того горячий интерес к ним. Для Олни подобный интерес был скорее в тягость, поскольку он ощущал себя лжецом, похитившим чужие одеяния, чтобы выдать себя за кого-то другого. Он поминутно ждал разоблачения, и поэтому в обществе обычно бывал очень скован. Он неохотно отдалялся от Клая, предпочитая пребывать в его спасительной сени, а потому старался вежливо отвергать всевозможные предложения, которые так и сыпались со стороны его сверстников, горящих желанием поближе сойтись со столичным магом.

В первые недели Клай с пониманием относился к этому, не требуя от воспитанника невозможного. Однако спустя некоторое время он стал категорически настаивать на том, чтобы Олни как можно больше времени проводил в обществе молодых дворянских сынов (и дочерей тоже), вероятно, желая устроить своему протеже настоящий экзамен.

И нужно отметить, что бывший пастушок с честью выдержал это испытание. Недостаток врождённого благородства он с лихвой компенсировал знаниями, почерпнутыми из уроков мессира, а также из книг. Кроме того, Олни обладал весьма острым умом и, как выяснилось, невероятной внутренней чуткостью, помогавшей ему быстро приспосабливаться к новой среде так, что никто не мог заподозрить подвоха.

Правда, Олни неприятно поразила некая незрелость новых товарищей. Ему, которому благо учиться свалилось буквально с неба, было непонятно, как эти богатые сынки богатых родителей, имея возможность нанимать лучших учителей и покупать лучшие книги, предпочитали всему этому почти что детские проказы, пирушки и интрижки. Можно было смело сказать, что он, ещё год назад читавший едва по складам, сейчас был на голову выше любого образованного молодого хлыща Токкея.

В этом смысле отрадой для него стало знакомство, сведённое Клаем с местным магом по имени Доруман. Доруман был весьма обеспеченным человеком, состояние которого складывалось не только из дворянской ренты и наследства родителей, но и из жалования, которое он получал, имея официальную должность руководителя магической обороны города.

Вообще Токкей, несмотря на то что находился не так уж далеко от границ Латиона, за последние лет сорок не видел ни одного нашествия воинственного южного соседа. Дело тут было и в естественных препятствиях местности – она здесь изобиловала болотами, и в том, что Токкей не лежал на пути к Шинтану, и потому был не особенно интересен для латионских легионов в тех искусственных войнах, которые разыгрывались будто спектакли. И тем не менее, в городе существовал не только обычный военный гарнизон, но даже и подразделение магической защиты, насчитывающее, правда, кроме мессира Дорумана ещё всего лишь трёх магов средней руки. Должности были весьма необременительны, и приносили при этом неплохой доход.

Конечно, ожидать встретить сильных магов в подобной глуши было нечего – здесь оставались лишь те, кому недоставало либо способностей, либо амбиций, чтобы перебраться в столицу. Однако же, мессир Доруман оказался весьма интересным собеседником, с которым можно было поговорить о магических практиках, а главное – у него была весьма недурная библиотека томов на шестьсот. В глазах Олни это было истинное богатство, и он готов был бы поселиться в этой библиотеке насовсем, спать на соломенной подстилке рядом с этими драгоценными шкафами, покинув свою респектабельную комнату.

К счастью, подобных жертв от него никто и не требовал – добряк Доруман охотно предоставлял юному коллеге любые книги, которые тот просил, разрешая даже забирать их с собой. У Олни разбегались глаза – он не знал, за какой том хвататься, ему хотелось иметь дюжину голов с двумя дюжинами глаз, чтобы читать по нескольку книг сразу. Не зная, сколь долго они проведут в Токкее, он страшно досадовал, что ему необходимо было тратить часть драгоценного времени на сон и светские выходы.

Среди бесценных фолиантов мессира Дорумана были и тома по магическим практикам – ничего особенного, совершенно стандартный набор. Однако же Олни с жадностью проглатывал их страница за страницей, с радостью находя подтверждения тем идеям, до которых он ранее додумался сам. Теперь ему как никогда хотелось больше времени проводить с мессиром, обсуждать новые знания, что он почерпнул из книг…

Однако Клай, вырвавшись наконец из мучительной провинциальной скуки, словно пытался компенсировать все свои потери. Он кутил напропалую, заводил интрижки с замужними и незамужними красотками, возвращался под утро с балов и приёмов. Нельзя сказать, что он совершенно потерял интерес к своему педагогическому эксперименту, но всё же характер брал своё. Он исправно уделял своему ученику время – минимум по часу каждый день, но именно сейчас Олни этого было мало как никогда. С горечью, но и некоторым приятным волнением юноша осознал, что теперь он должен будет стать сам себе учителем и наставником.