Дирижер, однако, снова махнул рукой в сторону выхода из комнаты:

– Решено. Не хочешь – заставим. Как, говоришь, твоя фамилия?

Так Сергей попал в список для отправки на «Суворов». Вместе с ним на крейсер должны были уйти еще два человека для оркестра и три десятка для пока неясно каких подразделений. Старшина, прибывший вместе с офицером-дирижером, объяснил:

– Возьмем из экипажа пополнение сразу, чтоб второй раз после окончания курса молодого матроса за вами не приезжать.

Все, определенные на «Суворов», срочно получили вещевой аттестат. Помимо уже носимой шинели, робы, портянок, сапог и шапки, им выдали носки, бушлат, синюю фланелевую рубаху-«фланельку», шерстяные брюки, черную и белую бескозырки-«бески», зимний теплый тельник, хромовые выходные ботинки-«хромачи», ленточку «Тихоокеанский флот», «гюйс», а еще нагрудник-«сопливчик», заменяющий шарф, и три подворотничка к нему.

В срочном порядке приняли присягу. Для Сергея процедура прошла как в тумане. Голодный, невыспавшийся, переполненный эмоциями и мыслями о дальнейшей службе, он даже не понимал смысла текста, который читал вслух перед строем.

Утром в день отправки к Воронку подошел старшина с черным кудрявым чубом, сопровождавший «суворовского» дирижера, протянул газету сахалинской флотилии «На страже Родины»:

– Я тут кое-что написал…

Просмотрев газету, состоящую всего из двух страниц, Сергей понял, для чего после присяги старшина спрашивал его фамилию:

«Утро. Над нашей необъятной Родиной начался новый день. Вполне обычный выходной день для большинства советских людей, которые спешат по своим воскресным делам. А где-то на морских, воздушных и сухопутных постах меняют друг друга часовые Родины, зорко охраняющие мирный труд нашего народа. Совсем скоро в один строй с ними станут и эти парни, лишь недавно надевшие черные шинели. Впереди у них – и первая вахта, и первые встречи с морем. Впереди много трудного и интересного. До этой поры им осталось только несколько часов. Сегодня – день принятия военной присяги. И поэтому он для молодых моряков особенный.

– …Становись! Равняйсь!.. Смирно!..

Замерли стройные шеренги. Серьезные, сосредоточенные лица. Посланцев советского народа, людей с такими непохожими характерами объединило в матросском строю одно – чувство безграничной любви и преданности Отечеству своему – Советскому Союзу. Служить им теперь вместе, плечом к плечу, делить поровну радости и невзгоды, высоко нести крепкую флотскую дружбу.

– Шагом марш!

Перед трибуной идут новобранцы, точно на гигантском барабане чеканят по асфальту строевой матросский шаг. Шеренга за шеренгой. Строго в затылок и по росту… Идет и матрос Сергей Воронко. Вся служба у него еще впереди. Родился и вырос он в деревне. И, хотя свободного времени у селян выпадает не так уж много, Сергей всегда старался быть в курсе событий, происходящих в мире. Замечал, что международная обстановка становится все более и более напряженной. Думал: а ведь скоро и мне предстоит заступить на пост вооруженного защитника Родины. Ответственное дело, всенародное. Значит, нужно служить так, чтобы не легла тень войны ни на один советский город, ни на одно советское село.

И вот, наступила та торжественная минута, которую так ждал каждый молодой моряк. Не шелохнется ни один в ровной, вытянувшейся струной шеренге. В глазах каждого – нетерпеливое, трепетное ожидание: скорее бы! Блестят на груди автоматы, горят огнем надраенные бляхи с якорями. На какое-то мгновение над строевым плацем повисла торжественная тишина, которую прерывают лишь взволнованные голоса тех, кто принимает военную присягу.

… – Матрос Воронко!

– Я!

– Выйти из строя!

– Есть!.. Матрос Воронко для принятия военной присяги прибыл!

И вот уже Сергей повторяет текст присяги, глубоко запавшие в память и сердце слова:

– Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Вооруженных Сил, принимаю присягу и торжественно клянусь быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным воином, строго хранить военную и государственную тайну, беспрекословно выполнять все воинские уставы и приказы командиров и начальников.

Я клянусь добросовестно изучать военное дело, всемерно беречь военное и народное имущество и до последнего дыхания быть преданным своему Народу, своей Советской Родине и Советскому Правительству…

Один матрос меняет другого, разные голоса, но в них одинаково чувствуется уверенность в себе, уверенность в своих товарищах:

– Я всегда готов по приказу Советского Правительства выступить на защиту моей Родины – Союза Советских Социалистических Республик и, как воин Вооруженных Сил, я клянусь защищать ее мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами…

Сколько советских парней повторяли слова присяги! И ни для кого не стали они обыденными. Для каждого они – торжественно высоки, так же, как и слова: Родина, мать…

Не вышли еще из памяти матросов митинги на заводах и в институтах, на которых гневно осуждалась агрессивная политика Белого дома и НАТО. Среда подписей под протестом против безумной политики администрации Рейгана были и их подписи.

– Если же я нарушу эту мою торжественную присягу, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение трудящихся…

Присягу принял последний матрос. Теперь все они – вчерашние новобранцы, – стали полноправными защитниками своего многонационального свободолюбивого и гордого социалистического Отечества.

Колонны матросов проходят торжественным маршем. Идет молодое пополнение на корабли и в подразделения. Они станут скоро к штурвалам, к механизмам машин, артиллерийским установкам – бдительные воины, полные решимости дать отпор любому агрессору. Решимости подтвердить ратным трудом каждое слово Заявления Генерального Секретаря ЦК КПСС, Председателя Президиума Верховного Совета СССР товарища Ю. В. Андропова.

Военкор, старшина 1 статьи В. Солдаткин»

Пока будущие «суворовцы» собирались, Сергей успел вложить тоненькую газету в конверт и отправить домой. О нем уже писали в местной «районке» после выступления на областном конкурсе художественной самодеятельности. Тогда деревенские соседи матери завидовали:

– Алевтина, читала уже? Про твоего сына прописали. Скоро в «Правде» портрет твоего певца пропечатают. Наверняка!

Мать отмахивалась, но ей, конечно, было приятно…

Из Ванино снова на поезде их перевезли к новому месту службы – во Владивосток. Мельком увидев город, оказались на большом причале, подошли к трапу с надписью «Александр Суворов». Поднялись на корабль. Прошли по деревянной палубе, спотыкаясь о металлические рельсы. Спустились в люк и зашагали по длинному, узкому, тускло освещаемому коридору. Не матросы, а какие-то черти в полугражданской одежде кричали со всех сторон из полумрака:

– Шкертуйтесь, «караси», шкертуйтесь!

Но уже пуганные вчерашние «экипажевцы» знали, что наверняка все не так уж страшно: матросы их в шутку пугают.

В большом светлом помещении остановились. Старшина, шедший первым, достал список и объявил:

– Прибыли. Здесь в клубе вас разберут по подразделениям.

«Экипажевцев» тут же окружили здоровые усатые мужики в тапочках, тельняшках и кто – в спортивном трико, кто – в матросской робе:

– Специальность есть?.. Откуда призвали?.. Музыкант?..

Всех быстро разобрали по подразделениям. Воронка тоже увели:

– Тромбонист, значит? Не из Ташкента? Я тоже не из Ташкента. Земляки!

Сергей хотел было объяснить, что никакой он пока не тромбонист, но забравший его усатый, рослый дядька с лычками на погонах робы не слушал:

– Иди за мной и всегда слушай меня. Я – твой командир отделения, старшина 1 статьи Виктор Палыч Бесхозный – «туба» в оркестре. Есть хочешь?

Еще бы он не хотел – после полуголодного экипажа и дороги, в которой они выменяли у проводника вагона сухой паек на водку. Рот Воронка мгновенно заполнился слюной:

– Хочу.

– Кто бы сомневался, – усмехнулся старшина и кивнул: – Сейчас поешь, как раз ужин…

Через минуту они оказались в кубрике, заполненном двухъярусными койками, в проходах между которыми стояли столы. За ними на подкоечных рундуках сидели в робах, тельняшках, трико усатые и безусые, здоровые и не очень матросы, всего человек двадцать. Все с любопытством смотрели на Сергея:

– Здорово, мышонок! Бес, откуда он? Нет, не земляки…

Приведший Воронка старшина Бесхозный, которого также звали и «Бесом», показал на ближний стол:

– Садись, это будет твой бак. – Одному из сидящих за столом-баком матросов приказал: – Корыто, ну-ка, давай нам почифанить.

Как догадался Сергей, «чифаном» называли пищу на корабле. Уже позже он узнал, что само слово «чифан» китайского, «соседского» происхождения и означает «еда», «кушать рис». На Черноморском флоте, когда говорят о приеме пищи, употребляют «бакланить». На других флотах «рубают».

За соседний бак усадили приведенного из клуба другим старшиной еще одного молодого матроса – Удочкина. Это был здоровенный детина, игравший на маленькой флейте. Прежде Воронок с Удодом почти не общался – тот числился в другой экипажевской роте. А теперь вот оказались в одном кубрике, за разными, правда, баками. В оркестре должен был быть и еще один экипажовец, игравший на баяне, но его при разборе в клубе перехватило какое-то другое подразделение: то ли кочегары, то ли провизионщики.

Сергей быстро съел полную алюминиевую миску борща и четыре куска хлеба. Оторвав глаза от ложки, увидел, что все, улыбаясь, смотрят на него:

– Еще хочешь?

Он кивнул. Ему налили еще полную миску борща. Воронок съел и ее, и еще две миски гречневой каши с кусками мяса. Выпил кружку сладкого компота и, тут же разомлев, подумал: «Жить можно…»

Сергей не заметил, как исчезла посуда с бака, как был сложен-«подрублен» и куда-то убран сам бак. Потом Корыто вместе с еще несколькими молодыми матросами вспенили мыльную воду в большом тазу-«обрезе» и разлили ее по покрытой линолеумом железной палубе кубрика. Приборщики растерли пену щеткой и стали собирать теперь уже грязную воду обратно в обрез. Они брали тряпку-«ветошь» двумя руками и тянули с одного конца кубрика до другого. Там выжимали воду в обрез и повторяли движение, сдвигаясь в сторону и постепенно высушивая все пространство. Сергей наблюдал за тем, как «тянут палубу», с рундуков, куда его загнали, чтоб не путался под ногами.

Потом по трансляции раздалась команда:

– Малый сбор!

Все двинулись из кубрика на вечернюю поверку. Бесхозный остановил Воронка:

– Можешь сегодня не ходить. Потеряешься еще…

Сергей так и остался сидеть на рундуках. Глаза его быстро схлопнулись. Очнулся от того, что кто-то толкнул его в плечо:

– Але, мышонок, харэ долбиться!

Он открыл глаза. Рядом стоял Корыто. Из угла кубрика слышалась медленная музыка. Там был проигрыватель. Возле него перебирали грампластинки несколько усатых матросов, среди которых находился и его командир отделения – Бесхозный. Поставили новую пластинку, и ритм ускорился. Бес довольно кивнул головой и махнул Воронку:

– Греби сюда!

Сергей слез с рундуков и подошел. Бес весело смотрел на него:

– На гражданке танцы-дискотеки еще есть?

– Конечно, есть! – удивился вопросу Воронок.

– А танцуют как?

– Да по-разному.

– Ну, покажи как.

Сергей замялся. Он любил танцевать. Они с Мариной в клубе ни медленные, ни быстрые не пропускали. Но танцевать в одиночку, под взглядами обступивших со всех сторон усатых мужиков…

Бес усмехнулся, сверкнув железной фиксой:

– Да ты не стесняйся. Нам просто интересно. Вот тебе еще компания.

К проигрывателю вытолкнули и Удочкина. Здоровенный Удод, покорно опустив плечи, смотрел в пол.

Старшине между тем протянули бутылек одеколона и небольшой плафон от аварийного освещения. Бес набулькал в него душистой жидкости и выпил, занюхав кусочком сахара. Налил еще и протянул плафон Сергею:

– Давай, Воронок, с прибытием на боевой корабль!

Сергея, не раздумывая, влил в себя вонючую жидкость: ему было все равно, что пить – лишь бы затуманить сознание.

Потом они танцевали с Удодом. Вернее, двигал руками и ногами больше Сергей. Удочкин, как медведь, топтался на месте. Воронок же представил, что он танцует рядом с Мариной, и выделывал «па», которые только-только стали модными у них в деревне. Стоящие вокруг усатые мужики озадаченно переглядывались:

– Вот оно как теперь…

Потом все улеглись по койкам-«шконкам». Воронку выделили матрас, подушку, одеяло, простыни. До тех пор пока не освободится «шконочка», спать ему, как и другим молодым матросом, предстояло на рундуках.

– Ложись на моем, – указал Бес, – заодно имущество будешь охранять…

Так и не поняв, о какой охране идет речь, Воронок быстро раскинул матрас на трех рундуках под шконкой Беса.

Сергей не помнил, как заснул тогда. Разбудил его Гимн Советского Союза, который в шесть утра по будням и в семь по воскресеньям поднимает экипаж корабля:

 
«Союз нерушимый республик свободных
Сплотила навеки Великая Русь.
Да здравствует созданный волей народов
Единый, могучий Советский Союз!
 
 
Славься, Отечество наше свободное,
Дружбы народов надежный оплот!
Партия Ленина – сила народная
Нас к торжеству коммунизма ведет!
 
 
Сквозь грозы сияло нам солнце свободы,
И Ленин великий нам путь озарил:
На правое дело он поднял народы,
На труд и на подвиги нас вдохновил!
 
 
В победе бессмертных идей коммунизма
Мы видим грядущее нашей страны,
И красному знамени славной Отчизны
Мы будем всегда беззаветно верны!»
 

Тем утром Сергей готов был служить верой и правдой. И дальше все пошло вроде, как он задумал: всего лишь через несколько дней, после того как молодое пополнение прибыло на корабль, «Суворов» отвалил от стенки.

Воронок, оставшийся один в кубрике, с восторгом ощущал, как начала покачиваться под ногами палуба. Он мнил себя уже настоящим моряком и не сомневался, что таковым его теперь признают и Бес, и другие усатые обитатели кубрика, которые должны вернуться в кубрик после отбоя приготовления корабля к бою и походу. Если б Сергей только знал, что его ожидает впереди…