Николай Чесноков смотрел на море и медитировал. Было хорошо. Настолько хорошо, что он в очередной раз почувствовал себя счастливым человеком. А это случалось не часто… Совсем не часто. Но сегодня у него было все для того, чтобы так себя чувствовать. Он смотрел перед собой и тихо думал: «Счастье коротко, как поцелуй Бога. Вот как сейчас. Сидишь, смотришь на море и понимаешь, что ты счастлив». Потом его взгляд упал под ноги. Там, под ногами, была другая жизнь. Жизнь, которую ведут параллельно с нашей жизнью насекомые. Даже у камня – он был в этом уверен – даже у камня есть жизнь. Люди этого не замечают просто потому, что наши, «человеческие» годы для камней – как секунды. Там, у его ног, разыгралась драма. Николаю было шестьдесят два, но за свои шестьдесят два он впервые видел такое. Два муравейника, две муравьиных армии сошлись войной друг на друга. Дрались на нейтральной территории, беспощадно убивая друг друга. Сходились стенка на стенку, и со злостью, как казалось Николаю, кромсали друг друга, кажется, даже отрывали друг другу головы. И умирали. За что? За свой муравейник? Николай традиционно уважал муравьев и пчел. Трудяги, коллективные насекомые… И все же что-то в них было не так. Смущало его, что все они – только винтики в большом механизме. Хотя… быть может, так и должно быть? Быть может, именно в этом предназначение человека. Неспроста ведь те, кто сильно отличается от остальных, погибают. Взять хотя бы поэтов. Кто из них дожил до преклонных лет? Вы скажете, что есть такие? Ерунда. Просто это не настоящие поэты. Хотя… при чем тут поэты? У муравьев наверняка нет поэтов… Хотя… Но сейчас… сейчас идет настоящая муравьиная война. Интересно, они берут пленных? Мучают их в лагерях? Убивают ли детей? Или на это способны только люди? Война.… И подчиняясь приказу или инстинкту, они идут убивать и умирать. Николаю их было жалко, но что он мог сделать? Как остановить эту бойню? Наконец он вспомнил о бутылке минералки, что поставил под куст, в тенечек. И осторожно, пытаясь не раздавить враждующих насекомых, провел разделительную черту между противниками и щедро полил их водой. И война… война прекратилась. Надолго ли?
За всеми этими миротворческими хлопотами Николай не заметил, как подошел его сын.
– Привет, пап, – сказал он, положив руку на плечо отца.
– Привет. – Николай похлопал по руке сына и повернулся к нему.
В очередной раз порадовался тому, каким замечательным вырос его парень. Красавец. Весь в мать. И умница – в папку. Высокий, на голову почти выше. Глаза… даже не голубые, синие. Плечи широкие. Фигура, пожалуй, еще не сформировалась, но все будет со временем. Славка был единственным его сыном. Долгожданным и поздним ребенком. Была дочь от первого брака, но… Он сто лет ее не видел. Ей не было до отца никакого дела. А ему… Как бы точнее выразиться… он не навязывался и наблюдал за жизнью дочери со стороны. И так было всегда.
Славка протянул отцу мороженое и сел рядом.
– А она офигенная, – сказал он.
И Чесноков сразу понял, о ком говорит сын.
– Я знаю. – Голос прозвучал с хрипотцой. Николай Николаевич прокашлялся и тихо и грустно улыбнулся.
– Не боись, пап, мамке не скажу.
Чесноков хотел посмотреть сыну в глаза, но тот смотрел куда-то в сторону, потом подобрал камушек и бросил в сторону моря. Камень не долетел.
– Знаешь, если бы я был постарше, – продолжил он после паузы, – я бы сам за ней приударил!
Сказав это, Славка повернулся к отцу и широко улыбнулся.
Теперь отец отвел взгляд и посмотрел на муравьев. Кажется, перемирие продолжалось. Хотя было заметно, что мир этот ненадолго. Говоря военным языком, армии совершали перегруппировку войск, сосредотачивая силы на главных направлениях.
– Если бы я был помоложе, лет на десять – пятнадцать и был бы не женат, я бы в лепешку разбился, чтобы быть с ней, – сказал Чесноков.
Сын опять смотрел на море.
– А вот парень ее мне не понравился, – вздохнул Славка.
– Мне тоже.
– Нахрена он ей сдался?
– Слав, ей тридцать два года.
– Да я понимаю.
– Ей пора заводить семью, ребенка.
– Ну, пап… Не от этого Димы!
– А от кого?
– Да хоть от тебя. У вас были бы замечательные дети.
Славка встал и как-то по-отечески потрепал отца по голове. «Смешно!» – подумал Чесноков.
– А ты лысеешь, пап. Волосы стали какие-то жиденькие.
Муравьи опять полезли в драку.
– Дураки, – зло прошептал Николай.
– Кто?
– Да вот, сын, букашки затеяли драку. Похоже на то, что все всерьез. И, главное, никто ведь из них наверняка не знает зачем? Почему солдаты их муравейника должны убивать других. Ты смотри, они же и по цвету одинаковые. Не отличить друг от друга. Я вот минералкой их пытался разлить…
– Пап, это их проблемы. Пусть сами решают. И не надо играть во всемогущего бога.
– Это точно.
Они молча сидели и смотрели, как муравьи уничтожают друг друга. Потом Славка наступил ногой куда-то в середину и, сгребая песок, раскидал его в разные стороны вместе с муравьями.
– Противно, – сказал он и плюнул в сторону одной из армий.
Они больше не смотрели на землю. Они смотрели туда, где небо растворяется в море. Красота! Николай лет сорок уже не был на море. А сын?
– Славка, а ведь ты никогда не был на море!
– Был, пап. Только ты не помнишь. И я не помню уже. Так… штрихами. Мы с мамой ездили, а ты тогда какую-то газетенку поднимал и не поднял.
– Да… – Опять молчали долго, думая каждый о своем.
– Какой из меня отец… Я женат, мне за шестьдесят, и я не то что не богат, а… «стукну по карману – не звенит, стукну по другому – не слыхать». Ребенок – это ответственность. И вообще…
– Извини, пап. – Сын снова сел рядом с отцом и положил руку ему на плечи. – Но, правда, у вас были бы хорошие дети. Вы оба умные и красивые, и настоящие. А если родит от этого… Сразу видно, что он ее не любит. И вообще… Он же не настоящий. В нем же нет любви ни к кому. Хотя… Хоты ты, наверное, прав. Я просто зеленка и многого не понимаю. А она взрослая женщина и ей нужен мужчина. Человек, который будет в ее постели, и которому нужен будет ее борщ и чистые носки.
Славка ткнулся лбом в плечо отца.
– Вот видишь, сын, ты же умный. – Улыбнулся Николай и похлопал его по спине. – А быть может, она его любит. Любовь зла.
– Полюбишь и козла, – добавил сын.
Чесноков поднял веточку и показал сыну на муравьиную войну. Те, преодолевая навороченные Славкой препятствия, снова шли на смерть. Славка какое-то время смотрел на них хмурясь, потом встал, подал отцу руку и сказал:
– Пойдем отсюда.
Президент США Бардак Обамма слушал доклад госсекретаря Керми.
– Вот такая ситуация сейчас сложилась на Украине, – закончил тот.
– А вы ожидали, что Путин поведет себя так? – задал вопрос Обамма.
– Мы надеялись на более комфортные для нас решения русского президента, – ответил Керми… и поморщился.
– А если там начнется война с русскими? Надеюсь, мы не будем рисковать жизнью наших американских солдат и офицеров. – Обамма театрально поднял указательный палец.
– Я удивляюсь вам, господин президент, – улыбнулся Керми. – Вы все время думаете о своем народе. Улыбаясь Обамме, он мысленно назвал его черножопой обезьяной.
– О чем же мне еще думать, – тоже улыбнулся Бардак Обамма, подозревая в словах советника прямую лесть. – О народе, о народе думать надо. А не то – доллар нам цена.
– Хорошо сказал! – подумал Обамма, – хотя… кажется, я это уже где-то слышал.
– Я вас могу заверить, господин президент, что мы готовы биться с Россией до последнего солдата… До последнего украинского солдата.
И Керми тихо засмеялся.
– Хорошо сказал, – подумал Обамма, а вслух произнес:
– Все-то вы о великом американском народе думаете! – И первый черный президент США, или, как пошутил о нем Путин «черная полоса», откровенно засмеялся. – Ну а всякого рода снарядов, которые подлежат к списанию, я думаю, у нас, как обычно, хватит.
– Немного не тот случай, господин президент, – снова скривился Керми – Дело в том, что украинские вооруженные силы оснащены советским оружием. Старым советским оружием, которое давно пора бы отправить на свалку. И у нас, как вы понимаете, такого металлолома нет и не было. Но зато у европейских стран, входивших в прошлом в советский блок, этого добра достаточно. Просто не знают куда деть. Так что и здесь проблем не будет. А поляки давно на Россию дрочат. Им будет в радость это барахло слить и русским подосрать. Два в одном, как говорится!
– Может быть, пора совершить перевооружение украинской армии и продать Украине и наше оружие? – оживился Обамма, уже предполагая новые прибыли для американских корпораций.
– Когда-нибудь, – пожал плечами Керми. – Я не думаю, что они смогут расплатиться за оружие сейчас. А дарить…
– Нет-нет, – Обамма интенсивно покачал головой. – Дарить не надо. Я не Санта-Клаус.
– Ты черт, а не Санта, – подумал Керми, а вслух сказал:
– Если только продать им по дешевке списанное говно?
– А у нас оно есть?
– Ну, господин президент… если как следует поискать, то для наших украинских друзей говна не жалко. Особенно, если продать его за хорошие деньги.
– Ладно, решим после. Сначала нужно легитимировать правительство. – Обамма многозначительно поднял вверх палец и слегка смутился, когда пришла мысль о нелепой и ненужной театральности этого жеста.
– Это точно. Мы сейчас занимаемся этим вопросом, – согласился с правильным решением президента Керми
– Кто кандидаты? Надеюсь, не этот тупой баран Клико?
– Клинчко? Нет, конечно! Нужен человек, который, по крайней мере, умеет хорошо говорить. А Клинчко… ну вы же сами сказали – «баран».
– Но боксер неплохой, как бьет! – заметил Обамма и непроизвольно сделал несколько боксерских движений, отчего в плече что-то неприятно хрустнуло.
– Вот ему там, на ринге мозги и отбили. О защите совсем не думает, – посмеялся Керми. – Да если бы и думал… Умный человек, я так думаю, господин президент, боксером не станет. А если станет, быстро перестанет быть умным. Ха-ха-ха!
– Действительно «ха-ха-ха», – как-то невесело поддержал Обамма. Плечо болело. – Ладно, решите с кандидатами, доложите. Женщину тоже не надо. Не люблю женщин… – Обамма осекся, – в политике. Они все наглее некуда. Ладно. Тут все ясно. Ну, а как у нас дела в Сирии?
– В Сирии пока без изменений, господин президент.
– То есть все ни к черту?
– Ну как сказать… – Керми улыбнулся кончиками губ. – У них все плохо. Но не так плохо, как нам этого хотелось бы. Значит, нас все хорошо, но не так хорошо, как нам этого хочется. Ваш друг Путин…
– Мой друг и наш партнер. Вот достал он с этими фразами. Партнер, вашу мать. Ладно, что не добавляет «половой», когда говорит о партнерстве. Мы, значит, друг другу пытаемся засунуть по самые яйца, а он, сука, улыбается и называет меня другом и партнером. И этот долбаный партнер взял плохую привычку лезть туда, куда его не звали. Россия снова превращается в прыщ на нашей заднице. Вроде бы как ничего страшного, а больно и неудобно сидеть. (В английском языке название России созвучно со словом «rash», обозначающим язву, рану, прыщ. Кстати, «rash man» переводится как опрометчивый человек). – Слушайте, Керри, давайте как-то вставим этому Путину? (Игра слов. В английском языке фамилия русского президента созвучна фразе «put in» – «вставить»).
– Есть у меня план, как обойти Путина в этом регионе… – пожал плечами Керми.
– Да у вас всегда полно разных планов. Только Пунин на нас плевал и плюет. И все ваши планы ему как… Слушайте… А вы не знаете случайно, он играет в шахматы?
Керми утвердительно кивнул, хотя не знал наверняка. Человек, который так уверенно играет в политике…
Президент США Бардак Обамма сердито плюхнулся в кресло и неудачно ударился локтем о краешек стола. Было ужасно больно. Он ругнулся, как умеют ругаться только черные, и махнул рукой, выпроваживая Керми.
Тот вышел, все еще размышляя о том, играет Путин в шахматы или нет. А если играет, то на каком уровне? И кто его партнер? И поддается ему партнер по шахматам или нет?
Оставшись один, президент Соединенных Штатов Америки, лауреат Нобелевской премии Бардак Обамма, поглаживая то растянутое в результате неуклюжей имитации боксерского удара плечо, то ушибленный о край стола локоть, со злостью прошипел: «Чего ему надо, этому Путину, что он везде лезет, что за сука этот Путин!» И тут же пригласил к себе другого человека. Это был Джозеф Ллойд. При президенте Обаме он выполнял особые поручения. Даже такие, особенно такие, о которых не должен был знать никто. Даже Керми.
В ожидании Ллойда Бардак Обамма вошел в интернет. Свои же, американцы, обсирали его почем зря. Какой-то остряк сравнивал его, американского президента, с Путиным. Сравнение выходило не в пользу Обаммы. Путин на коне – Обамма на велике. Путин тягает штангу – Обама маленькие гантельки. Путин женился на красавице – Обамма на монстре. Путин в юности серьезно занимался дзюдо – Обамма курил марихуану. Вот Путин и его любовница – спортсменка-гимнастка-чемпионка, и вот Обамма, целующийся с гомиками… Сволочи, все подлецы и сволочи! Ну, Путин, ну, сука!
О проекте
О подписке