4. Отважный Атос, хвастливый Портос и учтивый Арамис

В три прыжка д’Артаньян преодолел приемную и выскочил на лестницу. Здесь его постигло первое несчастье. С разбегу он столкнулся с Атосом, выходившим от де Тревиля через боковую дверь, видимо, после перевязки. Мушкетер буквально взвыл от резкой боли.

– Прошу прощения, – расшаркался д’Артаньян, не замедляя, впрочем, скорости, – к сожалению, я тороплюсь.

Однако не успел он сделать пары шагов, как железная рука ухватила его за плечо.

– Вы, значит, торопитесь, – повторил свистящим шепотом Атос, бледный, как полотно. – Считаете возможным налететь на меня, извиниться и считать вопрос исчерпанным? Может, вам кажется, что если господин де Тревиль сегодня резко говорил с нами, то отныне вы можете обращаться со мной пренебрежительно? Ничего не выйдет, молодой человек! Вы невежа, сударь. Видимо, вы недавно в Париже.

Д’Артаньян, успевший высвободиться и спуститься на пару ступенек, замер на месте.

– Я действительно недавно в Париже, сударь, но я не позволю вам читать мне нотации!

– Вот как? – издевательски переспросил Атос.

– Если бы только я не спешил… если бы не гнался за одним, уже раз оскорбившим меня человеком…

– Полагаю, к двенадцати часам вы уже закончите погоню. Вы сможете найти меня у монастыря Дешо.

– Отлично, сударь. Я не заставлю вас ждать! – воскликнул д’Артаньян и стрелой понесся вниз.

У ворот – увы! – его поджидала вторая неприятность. Там стоял Портос и беседовал с караульным. Д’Артаньяну показалось, что между мушкетером и его собеседником достаточно свободного пространства. Он решил проскочить между ними и тем самым значительно сократить путь. Гасконец оказался за спиной Портоса, чтобы затем обежать его слева и рвануть прямо к воротам. Но в этот момент ветер раздул длинный плащ мушкетера, и д’Артаньян запутался в его складках. Вместо того, чтобы выпустить полу, упрямый Портос принялся тянуть ее на себя, поскольку у него, видимо, были веские причины не расставаться с плащом, полностью закрывавшим его спину.

Больше всего на свете гасконец боялся ненароком повредить роскошную, шитую золотом перевязь щеголя-мушкетера. Но, робко приоткрыв глаза, он увидел, что лицо его оказалось аккурат между могучих лопаток Портоса, иными словами, у д’Артаньяна появился неожиданный шанс рассмотреть пресловутую перевязь с тыла.

Только тут д’Артаньян понял, почему мушкетер кутался в плащ и почему осыпал его такими отчаянными проклятиями. Портос был человеком самолюбивым, любящим производить впечатление. К сожалению, он не имел достаточно средств, чтобы приобрести перевязь, целиком расшитую золотом. Сзади перевязь была сделана из простой буйволовой кожи. Хвастун Портос, естественно, был в отчаянии от того, что кто-то проник в его тайну.

– Прошу прощения! – закричал д’Артаньян, старательно выпутываясь из складок плаща и выглядывая откуда-то из-под локтя гиганта-Портоса. – Я очень тороплюсь, я гонюсь за…

– Глаза вы, что ли, оставляете дома, когда выходите на улицу! – орал Портос.

– Ну почему же, – с обидой в голосе возразил д’Артаньян. – Мои глаза всегда при мне. Они видят даже то, чего другим видеть не дано.

– Я задам вам трепку! – пообещал взбешенный мушкетер.

Задетый за живое, д’Артаньян остановился.

– Не много ли вы, сударь на себя берете?

– Достаточно для человека, который привык смотреть в лицо врагу!

– Разумеется! Ведь спину вы никому не покажете!

Портос, дрожа от ярости, сделал выпад, но д’Артаньян увернулся и помчался за ворота, хохоча от своей удачной шутки.

– Сперва снимите плащ, чтоб он нам не помешал!

– В час за Люксембургским дворцом!

– Я не заставлю вас ждать!

Однако, выскочив на улицу и осмотревшись, д’Артаньян не увидел проклятого незнакомца. А ведь из-за него у молодого человека сегодня уже случились две крупные неприятности. Он получил вызовы на дуэль от людей, способных одной шпагой убить трех д’Артаньянов. Кроме того, юноша навлек на себя немилость господина де Тревиля. Ведь капитан не мог не рассердиться на своего земляка за неожиданное исчезновение.

Положение складывалось незавидное. Д’Артаньян был уверен, что Атос убьет его а потому не особенно волновался насчет поединка с Портосом. Надо отдать д’Артаньяну должное – пока он плелся по улице в поисках незнакомца, он пришел к выводу, что все же был не прав, затеяв ссору с Атосом. Атос жестоко страдал от раны, и строго говоря, д’Артаньяну следовало быть повежливее. История же с Портосом казалась д’Артаньяну просто смешной. В конце концов он подвел итоги. Причем весьма правильные. Он дал самому себе честное слово, что если судьба пощадит его на этих двух дуэлях, впредь он станет отменно учтивым, вежливым и предупредительным. На память ему пришел образ мушкетера Арамиса, чьи манеры показались д’Артаньяну образцом изысканности.

В это время д’Артаньян поравнялся с особняком д’Эгильона и заметил Арамиса, занятого беседой с королевскими гвардейцами. Арамис тоже увидел д’Артаньяна. Поскольку сегодня утром в присутствии этого молодого человека Арамис с друзьями получили нагоняй от господина де Тревиля, невольный свидетель их позора был неприятен Арамису. Мушкетер решил сделать вид, что не заметил д’Артаньяна. Однако тот, мечтая, по примеру Арамиса, стать образцом хороших манер, приблизился к собеседникам и отвесил им самый учтивый поклон, на какой был способен.

Видя, что отвертеться ему не удалось, Арамис слегка поклонился в ответ. При этом все трое замолчали. Д’Артаньян, конечно, прекрасно понимал, что его дальнейшее присутствие будет неприятно Арамису и его спутникам, но юноша был еще недостаточно искушен в искусстве выходить из неловкого положения. Пока д’Артаньян лихорадочно искал удобный предлог, чтобы с достоинством удалиться, он увидел, что Арамис выронил платок и наступил на него ногой. Решив, что мушкетер сделал это по рассеянности, д’Артаньян бросился поднимать платок, буквально вырвав его из-под подошвы Арамиса. В углу платка оказались вышиты корона и герб. Д’Артаньян с поклоном и учтивой улыбкой подал Арамису платок. К его удивлению, поступок этот не вызвал у мушкетера ни малейшего одобрения. Он густо покраснел, схватил платок, скомкал и принялся было засовывать в карман.

– Похоже, я узнал монограмму! – воскликнул первый гвардеец. – Значит, госпожа де Буа-Траси дарит вам, Арамис, такие прелестные вещицы! А вы-то уверяли, что не имеете с ней никаких отношений.

– Здесь какая-то ошибка, господа, – проговорил Арамис, награждая д’Артаньяна одним из тех взглядов, которые красноречивее слов дают понять человеку, что он нажил смертельного врага. – Ума не приложу, почему этот господин подал платок именно мне, а не любому из вас. Это вещь не моя, у меня есть свой собственный платок.

В подтверждение своих слов Арамис вытащил из кармана изящный батистовый платок с собственной монограммой. Д’Артаньян понял свою вину и попытался загладить ее.

– В самом деле, – робко проговорил он. – Я не видел, чтобы платок уронил именно господин Арамис. Просто он случайно наступил на него, вот я и подумал…

– И ошиблись, – холодно заметил мушкетер, поворачиваясь к д’Артаньяну спиной и обращаясь ко второму гвардейцу. – Кстати, ты близкий друг Буа-Траси – так почему платок его супруги не мог выпасть из твоего кармана?

– Клянусь честью, это не так! – замотал головой гвардеец.

– Я тоже клянусь честью. При этом понятно, что один из нас лжет. Знаешь, что? Давай поделим этот платок!

– Вот уж поистине Соломонов суд! – хохоча от восторга, воскликнули оба гвардейца. – Арамис, ты воплощенная мудрость!

Собеседники расстались, пожав друг другу руки. Стоявший все это время чуть в стороне д’Артаньян решил последовать за Арамисом, чтобы принести свои извинения. Реакция мушкетера на мирные намерения гасконца оказалась весьма холодной.

– Сударь, – заявил ему Арамис, – хоть вы и прибыли из Гаскони, вам должно быть известно, что люди в Париже не наступают без причины на батистовые платки. Речь шла о даме, которую вы скомпрометировали.

– И вы тоже! – воскликнул д’Артаньян, которому было крайне неприятно, когда его начинали попрекать провинциальностью. – Я прекрасно видел, как платок выпал из вашего кармана!

– Неужели? Что ж, придется со шпагой в руках поучить вас хорошим манерам!

– В таком случае я отправлю вас обратно в монастырь, господин аббат!

– В два часа я к вашим услугам. Встретимся в доме господина де Тревиля, и я укажу вам место, где пройдет наш поединок.

Д’Артаньян учтиво поклонился, развернулся и зашагал в сторону монастыря Дешо. Время близилось к полудню.

– Что уж теперь поделаешь, – пробормотал он себе под нос. – Утешает одно: если меня сегодня убьют, то я приму смерть от руки мушкетера.

5. Д’Артаньян и три мушкетера против гвардейцев кардинала

У д’Артаньяна не было в Париже ни одного знакомого, за исключением господина де Тревиля. По понятным соображениям, господина де Тревиля невозможно было пригласить в качестве секунданта на множество дуэлей, запланированных молодым гасконцем на сегодняшний день. Поэтому д’Артаньян решил отправиться на поединок один, но с самого начала принести Атосу все мыслимые извинения, не проявляя, однако же, слабости и трусости. Так он надеялся завоевать дружбу Атоса, чья благородная внешность и строгое лицо произвели на него очень хорошее впечатление. Портоса д’Артаньян надеялся запугать тем, что, в случае, если он не будет убит, сделает историю с перевязью всеобщим достоянием. Поединок же с Арамисом не особенно пугал молодого человека, поскольку здесь он был уверен в своих силах и считал, что сумеет нанести урон красоте мушкетера, которой тот, очевидно, очень гордился.

Д’Артаньян встретился с Атосом в назначенный час у монастыря Дешо. Атос объявил, что послал за двумя своими друзьями, которые будут его секундантами. Храбрый мушкетер сказал, что невзирая на рану, готов к поединку: он собирался драться, держа шпагу в левой руке.

Д’Артаньян согласился и разговаривал при этом с Атосом почтительно, чем немало смутил храброго мушкетера. Гасконец предложил Атосу все же отложить дуэль на три дня с условием, что он даст мушкетеру чудодейственный бальзам для врачевания его раны. По словам д’Артаньяна, бальзам мог за три дня поставить Атоса на ноги. Тогда дуэль велась бы на равных.

– От вашего предложения, сударь, – ответил Атос, – веет настоящим благородством дворянина. Однако я вынужден отклонить его, ибо в наше время слухи распространяются чрезвычайно быстро, и за три дня о нашем поединке будет знать весь город, не говоря уж о господине кардинале. Поэтому я предпочитаю покончить с нашими затруднениями сегодня. Мне только кажется, что эти лентяи-секунданты проспали, потому что их до сих пор нет на месте!..

– Сударь, – просто сказал д’Артаньян, – если вам угодно покончить со мной немедленно, вы вправе это сделать.

– Мне по душе ваши речи, – приветливо кивнул гасконцу Атос. – Думаю, если мы не убьем друг друга сегодня, то впоследствии будем с удовольствием проводить время сообща. А, вот и один из моих секундантов!

В конце улицы Вожирар в этот момент появился Портос.

– Разве ваш секундант – господин Портос? – спросил д’Артаньян.

– Конечно. А вы имеете что-то против?

– Н-нет… – замялся д’Артаньян.

– Вот мой второй секундант.

С противоположной стороны к месту поединка быстрыми шагами приближался Арамис. На лице д’Артаньяна изобразилось еще большее удивление.

– Разве вам не известно, что нас называют «трое неразлучных»? – пояснил Атос, а затем, обернувшись к Портосу сказал ему: – Я дерусь с этим господином.

– Очень интересно… – протянул Портос. – Дело в том, что я тоже дерусь с ним.

– Только в час дня, – успокоительно проговорил д’Артаньян.

– Однако он и мой противник! – добавил подошедший Арамис.

– Но наш поединок назначен на два часа, – уточнил д’Артаньян. – Впрочем, господа Портос и Арамис, я намерен принести вам свои извинения, так как, возможно, не смогу дать вам удовлетворения. Ведь господин Атос имеет право убить меня первым.

Атос и д’Артаньян скрестили шпаги, но в этот момент из-за стены монастыря появились гвардейцы кардинала. Портос воскликнул дуэлянтам:

– Стойте!

Но гвардейцы уже заметили их.

– Господа! – воскликнул предводитель гвардейцев де Жюссак. – Вы собрались здесь драться? Но дуэли запрещены! Вы арестованы. Следуйте за нами к господину кардиналу!

– Их пятеро, а нас всего трое, – вполголоса проговорил Атос. – Остается одно: умереть на месте, потому что если мы снова окажемся на стороне побежденных, я не смогу больше показаться на глаза капитану.

В одну минуту Атос, Портос и Арамис встали рядом, плечом к плечу, а де Жюссак построил своих солдат. Этой минуты было достаточно для д’Артаньяна, чтобы сделать выбор, который определил всю его дальнейшую жизнь: выбор между королем и кардиналом. К чести д’Артаньяна надо отметить, что он не колебался ни секунды.

– Прошу прощения, господа, – обратился он к мушкетерам, – вы говорили, что вас трое, но позвольте не согласиться с вами. Вы будете драться вчетвером.

– Вы же не мушкетер, – мягко упрекнул его Портос.

– На мне нет мушкетерского плаща, – согласился д’Артаньян. – Но сердцем, господа, я давно мушкетер! Я надеюсь, что со временем заслужу честь вступить в ряды вашего славного полка!

– Отойдите, молодой человек! – крикнул де Жюссак. – Не вмешивайтесь!

Д’Артаньян остался на прежнем месте.

– Вы славный малый, – пожал ему руку Атос.

Арамис и Портос колебались. Д’Артаньян понял, что их смущает его молодость и неопытность.

– Испытайте меня, господа, – спокойно предложил д’Артаньян.

– Отступать невозможно, – подвел итог обсуждению Атос. – Как вас зовут, юный храбрец?

– Д’Артаньян.

– Мы имеем честь атаковать вас, господа, – обратился к гвардейцам Арамис.

– Вот как? – воскликнул де Жюссак.

И все девять человек бросились друг на друга. Атос скрестил шпагу с гвардейцем по имени Каюзак, Портос – с Бикара, Арамис сражался против двоих гвардейцев, а на долю д’Артаньяна выпал сам де Жюссак.

Большого опыта дуэлей у д’Артаньяна, учитывая его возраст, не было и быть не могло. Зато он хорошо помнил теорию, а кроме того, от возбуждения и от сознания того, что он как бы негласно принят в ряды мушкетеров, юноша дрался очень напористо, постоянно меняя тактику. Де Жюссак стал делать ошибку за ошибкой, разъяренный тем, что ему не удается взять верх над молодым, но гибким и ловким соперником. В ответ на резкий выпад де Жюссака, д’Артаньян неожиданно отклонился в сторону и, воспользовавшись заминкой предводителя гвардейцев, пронзил его шпагой. Де Жюссак упал на землю и затих.