Альбина взяла её за руку, долго смотрела на неё, словно раздумывая, а затем сказала:

– Раз он поместил тебя сюда, значит, никогда не выпустит. Чего он задумал, нам не понять, но… Зная его, я уверена, что ожидать чего-то хорошего даже не думай… Я скоро умру, и… Захочешь последовать за мной, я помогу тебе в этом.

– Поможешь? Как? – удивилась Алсу.

– У меня остался яд, который я смогла украсть в лаборатории. Часть его я уже приняла, и того, что осталось, тебе с лихвой хватит, если захочешь…

Выслушав соседку, Алсу едва не лишилась сознания. Она перешла на свою кровать и разрыдалась, накрывшись с головой одеялом.

Альбина тоже всхлипывала, уткнувшись в стену. Она то ли жалела Алсу и раскаивалась в своих словах, то ли плакала от безысходности – трудно было сказать.

Первой проснулась задремавшая было Алсу. Альбина стояла возле ее кровати и что-то говорила. И вдруг рухнула на кровать и замерла, вытянув руки. Женщина умерла.

8

– Здравствуйте, господа заговорщики! – поприветствовал Быстрицкого и Бадалова дон Антонио, как только они вошли в его кабинет. – А видок-то у вас, будто со Страшного суда ко мне явились!

Что-то бормоча, гости расселись вокруг стола. Дон Антонио сегодня выглядел намного эффектнее, чем вчера. Светлый костюм сидел на нём как влитой. Белая рубашка с распахнутым воротом…

– Ну что, други мои, с чего начнём? – поинтересовался он, глядя на опухшие лица Быстрицкого и Бадалова. – Предлагаю подлечиться чуток шампанским и приступить к обсуждению наших дел насущных, как считаете?

Гости переглянулись, но возражать не стали. Миловидная секретарша принесла пару бутылок, и гости не заставили себя ждать.

– А теперь к делу, господа, – сказал дон Антонио, закуривая папиросу. – Вчера вы очень интересовались моим бизнесом, теперь я готов внимательно выслушать ваши предложения.

– А что, мы вам вчера разве их не высказывали? – переглянулись гости.

– Вы вчера лыка не вязали, любезные, – хмыкнул дон Антонио. – Вы только обмолвились, что вас интересуют мои деловые отношения с СССР. На большее вас не хватило.

Гости снова переглянулись. Первым заговорил Владимир Александрович Быстрицкий.

– Европа кипит, – сказал он. – В Германии сильный лидер, Адольф Гитлер, который ненавидит большевиков, и… Дело идёт к большой войне!

– Это лично ваше мнение, господа? – вздохнул дон Антонио.

– Почему наше?! – воскликнул повеселевший после шампанского Бадалов. – Это мнение всех мировых политиков!

– Хорошо, в мире запахло войной, не спорю, – согласился дон Антонио. – А мы с вами при чём? У нас здесь, в благословенной Португалии, тишь и гладь да божья благодать.

– А мы приветствуем нарастающие в Европе события и считаем, что появился реальный шанс взять реванш за поражение в Гражданской войне, – ответил Быстрицкий.

– Ого-го, как вы обмельчали, господа хорошие! – воскликнул дон Антонио. – Хотите привести врага в свой дом? Я вас правильно понял?

– Россия была нашим домом, но нас оттуда выставили! – запальчиво возразил Бадалов. – А мы теперь готовы разгромить большевиков с кем угодно и вернуться с триумфом!

– Ну, хорошо, как хотите, от меня-то что вам понадобилось? – развёл руками дон Антонио. – Я с СССР воевать не собираюсь. У меня сейчас с «товарищами» товарищеские отношения. Мы не видим друг друга и видеть не хотим, а торговое партнёрство вполне устраивает обе стороны.

– Мы пришли к вам с просьбой не как к коммерсанту, а как к патриоту, – оживились гости. – Нам важно свергнуть в СССР сталинский режим, который… Который угнетает русский народ и уничтожает его!

– Ладно, хватит, наслушался я этих ваших лозунгов! – поморщился дон Антонио. – Они мало чем отличаются от тех, какими бравировали в годы революции и Гражданской войны большевики. Я вас в последний раз спрашиваю, что вам нужно и что вы от меня хотите.

– Сколько баржей работают в вашей фирме? – спросил Быстрицкий.

– Достаточно для того, чтобы удовлетворить мои потребности, – уклонился от прямого ответа дон Антонио. – А вам в численности моих барж какой интерес?

– Мы хотим, чтобы вы закупили и вывезли из СССР как можно больше зерна, – сказал Быстрицкий. – Вас устраивает наше предложение?

У дона Антонио глаза полезли на лоб.

– Не понял? – спросил он. – Вы предлагаете мне сделать то, чем я, в общем-то, и занимаюсь?

– В общем-то так, – кивнул Бадалов. – Только зерна надо закупить очень много. Так много, сколько могут увести все ваши суда!

Дон Антонио задумался, но скоро спросил:

– А что прикажете делать с излишками? Мне достаточно столько, сколько сможет переработать в муку моя компания.

– Остатки можете утопить, сжечь, скормить свиньям или рыбам, – ответил Быстрицкий. – СССР нуждается в валюте и продаст вам столько зерна, сколько захотите! Сталин и их Госплан даже не будут считаться с тем, что страна едва-едва оправилась от голода 1933 года.

– Вы что, решили таким образом подорвать экономику СССР? – округлил глаза дон Антонио. – Да вы хоть можете себе представить, сколько надо вывозить хлеба из такой большой аграрной страны, чтобы хоть как-то ослабить её экономику?

– Не одному вам предложено нами ударить таким вот образом по большевикам, – сказал Бадалов.

– Закупками зерна? – рассмеялся дон Антонио. – Да вы шутите, господа?

– Ничего подобного, – вздохнул Быстрицкий. – По СССР мы ударим разными способами. Вы, господин де Беррио, один из вариантов нашей атаки.

– И как именно я должен поступить? – перестав смеяться, поинтересовался дон Антонио.

– Готовить баржи! – осклабился Быстрицкий.

– К какому сроку?

– О сроках поговорим чуть позже.

– Хорошо, я согласен, – удивил гостей скорым и положительным ответом дон Антонио. – Только и вы должны взамен кое-что сделать для меня.

Быстрицкий и Бадалов переглянулись.

– Вы хотите поторговаться, господин де Беррио? – поинтересовался вкрадчиво Быстрицкий.

– Я отправляю свои баржи за зерном в Россию, – ответил он задумчиво. – Но закупаю я столько пшеницы, сколько мне понадобится для моего производства. То, что сверх, я закупаю за ваши деньги, господа, если вы их мне предоставите.

– Хорошо, договорились, – пожал плечами Быстрицкий. – Наша организация патриотов готова вложиться в эту…

– В эту авантюру? – рассмеялся дон Антонио. – А что, иначе ваши козни не назовёшь.

Гости встали из-за стола.

– Разрешите откланяться, господин де Беррио, – сказал Быстрицкий, протягивая руку.

– А куда вы так спешите? – закуривая папиросу, озадачил гостей дон Антонио. – Мы ещё на посошок не выпили.

– Ну уж нет! – наотрез отказался Быстрицкий. – Я с вами вчера выпил столько, как за последние лет десять!

– Тогда расстанемся на сухую, – вздохнул «огорчённо» дон Антонио. – Только…

– Чего только? – обернулись уже подошедшие к двери гости.

– У меня в Ленинграде есть одно дельце, – покачал головой дон Антонио. – Вот только людей, кто бы его исполнил, у меня нет в этом городе.

– И-и-и… что из этого следует? – заинтересовался Быстрицкий.

– Мне нужны человек пять ребятишек, готовых выполнить любой мой приказ, – развёл руками дон Антонио. – Вы можете мне найти таковых, господин полковник? Вашу услугу и их работу я щедро оплачу.

– Хорошо, мы подумаем над вашей просьбой, – пообещал Быстрицкий. – На какой день назначим повторную встречу, господин де Беррио?

– Позвоните мне через недельку, – улыбнулся дон Антонио. – Тогда я скажу вам, чем располагаю и… Где и когда встретимся!

* * *

Дон Антонио взглянул на часы – двадцать минут одиннадцатого. Закурив, он достал из ящика стола письмо, перечитал его и задумался.

В кабинет вошёл мужчина средних лет в светлом костюме и, кивнув де Беррио, уселся за стол.

– Чего задержался, Матвей? – убирая письмо в конверт, спросил дон Антонио. – Ты всего лишь сидел в соседней комнате, а не шагал в офис по городским улицам.

– Извини, задумался, – ответил вошедший. – Да и ты не спешил меня звать, когда гости ушли.

– Я тоже задумался, – усмехнулся дон Антонио. – Благо есть над чем…

– Эти господа что-то задумали, – беря из ведёрка бутылку шампанского, принялся её откупоривать Матвей. – Я не смог вникнуть в суть предложенной сделки, но в том, что они пытаются втянуть тебя в какую-то аферу, не сомневаюсь нисколько!

– Вот это меня и заводит! – вздохнул дон Антонио. – Скука совсем одолела. Хочу ввязаться в предложенную игру и…

– Обожди, умник, не считай себя умнее других! – «заартачился» Матвей. – У этих пройдох наверняка заготовлен план, хорошо продуманный и обговоренный! Тебя хотят разорить, однозначно. А что ещё? Сдаётся мне, что у предложенной аферы существует ещё какая-то подоплёка.

Он заполнил фужеры искрящимся вином, и они выпили.

– Баржи, зерно, перевозка, – принялся вслух рассуждать Матвей. – Что-то мне нашёптывает, что в затеваемой «драме» провоцируется какой-то скандал. А попытка нанесения существенного вреда экономике СССР – это бредовые оговорки, чтобы запудрить тебе мозги!

– Я тоже понял, что их предложения рассчитаны на дурака, – усмехнулся дон Антонио. – Неужели они меня таковым считают?

– Нет, не считают, – покачал головой Матвей. – Но они рассчитывают на твою жадность крупного бизнесмена. А ещё хотят провести тебя и устроить мировой скандал с твоим именем.

– Да-а-а, это похоже на истину, – согласился с ним дон Антонио. – У нас неделя, чтобы всё хорошенечко продумать, взвесить и…

– Всё сделаем, не беспокойся, – кивнул Матвей. – Нам важно знать, что они предложат при следующей встрече. Когда выслушаем их доводы, вот тогда и обсудим.

– Ну а ты…

– Я знаю, что мне делать, можешь не беспокоиться, дон Антонио.

Они выпили ещё по бокалу шампанского.

– А ты мне больше ничего не хочешь рассказать? – поинтересовался Матвей, глядя на босса. – Мне непонятно, почему ты так быстро согласился на их предложение. На тебя это не похоже.

– К этому меня подтолкнули особые причины, – ответил дон Антонио и протянул собеседнику письмо. – На-ка вот, почитай… Я хочу услышать на этот счёт твоё мнение?

Матвей быстро перечитал письмо, ничего не понял и перечитал ещё раз.

– Что это? – спросил он, с недоумением глядя на босса.

– Это письмо доставлено мне вчера еврейской почтой, – ответил тот.

– Понимаю, и, вижу написано оно тоже евреем? – округлил глаза Матвей. – Только не вразумлю никак, о ком в нём ведётся речь?

– Об очень хорошем человеке, – пояснил дон Антонио, беря бокал в руки. – Он попал в беду, и я должен его выручить!

– На свете много хороших людей, попавших в беду, но это не значит, что их всех кто-то должен выручать? – беря бокал, усмехнулся Матвей.

– Что и с кем происходит на земле, меня не волнует, – вдруг погрустнел дон Антонио. – Но тот, о ком написано в письме… Мы с ним не виделись уже двадцать лет, но я всегда с грустью вспоминаю о нём.

– Это ваш родственник? – отпив глоток шампанского, поинтересовался Матвей.

– Нет, мы не родственники, ни близкие, ни дальние, – вздохнул дон Антонио. – Но я всегда испытывал и испытываю к этому человеку необъяснимую душевную слабость. Он искренне честный человек… Он самородок, и именно за это я люблю его. В нём есть то, чего нет во мне и в тех людях, каковых мне приходилось встречать на своём веку, а потому…

Дон Антонио не договорил и залпом допил шампанское.

– Понятно, – кивнул Матвей. – Тот человек, о котором вы только что сказали, попал в беду. Его подмяла под себя машина сталинских репрессий. И это немудрено. Сейчас в СССР много таких людей, которые…

– Не читай мне лекций о ситуации в России! – неожиданно вспылил дон Антонио. – Лучше подумай и скажи, какие есть дельные предложения по этому поводу.

– Нет уж, увольте! – развёл руками Матвей. – Пойми, босс, вашего друга найти в России и тем более спасти его абсолютно невозможно!

– Иосиф Бигельман, который прислал мне это письмо, уже двадцать лет присматривает за ним, – заговорил дон Антонио задумчиво. – И это моя инициатива. Все эти годы, казалось бы, всё складывалось хорошо, мой друг с женой жили мирно в Ленинграде, правда, под чужой, выдуманной фамилией. А теперь его арестовали и след его простыл… Я должен поехать в Россию и выручить его!

– Позвольте, но это же невозможно! – воскликнул удручённо Матвей. – В СССР множество лагерей, сотни тысяч осужденных! Искать вашего друга там всё равно, что иголку в стоге сена!

– И это говоришь мне ты? – покосился на него дон Антонио. – Ты вспомни, каким был великолепным сыщиком в Уфе.

– Да ведь давно это было, – поник Матвей. – Сами знаете, что двадцать лет с тех пор прошло… У меня нет в СССР ни агентуры, ни связей.

– Зато у тебя осталась голова на плечах, – натянуто улыбнулся дон Антонио. – Вот её и используй.

– Хорошо, я подумаю над этим, – вздохнул Матвей. – А вы? У вас есть на этот счёт хоть какие-то соображения?

– У меня есть, – хмыкнул дон Антонио. – Вот потому я и согласился «помочь» этим ублюдкам, хлопотавшим за очередную попытку унизить Россию…

9

Когда Азат Мавлюдов в полночь вошёл в камеру-палату Малова, его взору открылась отвратительная картина. Прикованный наручниками к трубе отопления Кузьма представлял собою кровавое месиво.

– Чего, так и сопротивляется? – спросил он у санитара, стоявшего с закатанными рукавами и окровавленными руками.

– Не даётся гад, изворачивается, не можем иглу ему в вену вставить, – посетовал тот.

Мавлюдов осторожно приблизился к Малову и присел перед ним на корточки.

– Мы ему наручник едва на руку надели. Силён, чёрт, до невозможности…

– Да-а-а, ситуация, – вздохнул с пониманием Мавлюдов. – Из него можно вёдрами кровь вычерпывать, а мы справиться с ним не можем. А у меня пациент уже часа три переливания дожидается.

– А может быть, его усыпить, Азат Гумарович? – спросил санитар. – Тогда никаких проблем не будет.

– Нет, это не выход, – покачал головой Мавлюдов. – Кровь мы должны перелить чистую, без всяких примесей. – Он посмотрел на сидевшего на полу Кузьму. – А о прямом переливании, видимо, не может быть и речи?

Малов вдруг пошевелился и застонал.

– В себя приходит, – гыгыкнул санитар и посмотрел на огромного застывшего как статуя у двери напарника. – Вакула, придётся постараться и на кровать его перетащить. Ну а будет сопротивляться…

– Стойте, не калечьте его, – неожиданно воспротивился Мавлюдов. – Пусть остаётся на месте. Возьмите дебила из 18-й палаты и тащите его к ожидающему переливание пациенту…

Санитары вышли из палаты. Открыв глаза, Малов увидел Мавлюдова и встрепенулся. Он затряс головой, пытаясь собраться с мыслями.

– Ничего, я тебя не тороплю, задумайся над своим положением, – сказал Азат «миролюбиво». – Только не упусти из виду, что у тебя нет другого выхода. Не забери я тебя из НКВД, тебя давно бы уже в живых не было. А здесь ты поживёшь ещё, правда, в не комфортных условиях.

– Пока я жив, вы не возьмёте из меня и капли крови, упыри, – прошептал Кузьма разбитыми, распухшими губами.

– Нет, ты не жив, не обольщайся, – хихикнул Азхат. – Ты уже осуждён и расстрелян. Твоё дело сдано в архив. Оно закрыто в связи с приведением приговора в исполнение. Так что ты уже не человек, а донор. Ты жив лишь потому, что мне нужна твоя уникальная кровь, а не ты, со своим огромным телом и куриными мозгами!

– То, чем ты занимаешься, – это преступление, – прошептал Кузьма. – А ты кровавый убийца, «товарищ Рахимов»!

– Нет-нет-нет, ты заблуждаешься, строптивый «покойничек»! – воскликнул Мавлюдов и рассмеялся. – Всё, что я делаю, вполне законно, лаборатория существует официально и принадлежит Академии наук! Мне не страшна никакая проверка, поверь мне. И даже не мечтай, я никогда не попаду в списки «врагов народа» и не уподоблюсь тебе!

Кузьма ухмыльнулся.

– А не слишком ли ты самоуверен, мерзавец? – произнес он едва слышно. – Твои действия, творимые над людьми, просто не могут быть законными.

– Ну-у-у… Признаюсь честно, я немного закон переступаю, но в разумных пределах, – захихикал Азат. – И мои действия не причиняют нашему Советскому государству никакого вреда.

– Это ложь! Ты оправдываешь сам себя! – возмутился Кузьма. – Жаль, что не могу дотянуться до тебя и придушить без сожаления, как жалкого курёнка!

Азат выпрямился и присел на прикрученный к полу табурет.

– Знаешь, а меня прямо-таки распирает злорадство, – сказал он, закидывая ногу на ногу. – Ты настолько крепко осел в моём подвале, что никогда не выберешься из него. Я не нарадуюсь этому!

– Ты собираешься меня умертвить? – спросил Кузьма. – Так чего тянешь? Я всё равно не позволю брать из меня кровь, даже не рассчитывай на это!

– Надо будет, возьмём, – заверил его Мавлюдов. – Даже твоя медвежья сила не сможет помешать мне!

– Тогда тебе придётся меня убить.

– Нет-нет, до этого не дойдёт.

– Но я буду защищаться до конца!

– И каким же образом? Пристёгнутым к кровати?

– Я руки на себя наложу.

– Не получится, за тобой день и ночь будут наблюдать мои люди!

Кузьма замолчал, ему нечего было сказать издевающемуся над ним негодяю. Он лишь тяжело дышал и не сводил с Азата полного ненависти взгляда.

– Ага, вот таким ты мне нравишься! – снова рассмеялся Мавлюдов. – Загнанный волк в клетке! Ты, наверное, жизнь бы сейчас отдал, чтобы дотянуться своими ручищами до меня? Но я не могу тебе это позволить. Теперь ты всецело в моей власти, и мы будем с тобой «творить добро» совместно!

– Добро? О чём ты говоришь, мерзавец? – прошептал возмущённо Кузьма. – Тебе не дано знать, что это такое!

– Ну-ну-ну… В каждом человеке есть добро и зло. Только вот зла во мне больше!

– Тогда о каком добре ты здесь вякаешь? Ты же…

Не дождавшись, когда Малов закончит фразу, Азат показал ему кукиш и заговорил сам.

– Твоя очень редкая, а потому ценная кровь нужна людям! Я буду выбирать её из тебя и вливать им!

– И скольких ты собираешься излечить с помощью моей крови? Страждущих много, а я один.

– Да, жаждущих вылечиться предостаточно. Например, от лейкоза очень много. Но среди них есть и такие, кого я называю избранными! Вот мы с тобой будем спасать именно их.

– Негодяй… Ты хочешь зарабатывать на моей крови? – хрипло рассмеялся Кузьма. – Ты собираешься её вливать…