– Эй, официант, тащи мне борщ, да сметаны побольше! – закричал дон Антонио, присаживаясь за стол и пожимая ожидавшим его мужчинам руки. – Ещё водки холодной тащи и чего-нибудь для моей чернозадой пираньи!

Ещё он не закончил фразы, как у столика вырос официант с блокнотом в руках.

– Всё как всегда, господин Антонио? – вежливо поинтересовался он.

– Ты чего, меня не слышал? – сняв очки, рявкнул на него де Беррио.

– Простите, ваш заказ уже готовят, – пролепетал официант, бледнея. – Я хотел уточнить, что будут заказывать ваши гости.

– Чего? Да они русские и жрут всё то, что и я! – развязно загоготал дон Антонио. – Тащи им всё, что и мне! Да… И водки побольше, чтобы не скучно сидеть было.

Он раздавил окурок в пепельнице и тут же закурил другую папиросу.

– Ну? – посмотрел он на Бадалова поверх свисающих на переносицу очков. – Какого чёрта ты вытащил меня в такую рань из постели?

– Не взыщи, господин де Беррио, но только взаимовыгодное большое предложение заставило меня потревожить вас, – извиняющимся голосом ответил Корней Миронович.

– Если явился деньги клянчить на вашу чёртову борьбу с СССР, не дам! – сказал, как отрезал, дон Антонио. – И чего вам неймётся, чёрт подери? Вам ведь дали по яйцам, мало? И Деникину, и Колчаку, и Юденичу, и Врангелю дали, когда к красным передом стояли! И под зад всем пенделей навтыкали, когда из России выпроваживали? А ведь у всех армии были, и не малые…

– А вы, господин де Беррио, разве сами не претерпели унижений в захваченной большевиками России? – задал каверзный вопрос Владимир Александрович, которого покоробили хамские фразы дона Антонио. – Рядом женщина, а вы позволяете себе…

– Чего хочу, то и позволяю, – грубо оборвал его де Беррио. – Эта чёрная кукла только в постели хороша и не знает ни одного языка, кроме испанского, и на том говорит чёрте как! – Он нахмурил лоб. – Впрочем, а вы чего тут со своим уставом в мой «монастырь» припёрлись? В этом ресторане хозяин я, а вы мои гости! И если вам что-то не нравится, выметайтесь к чёртовой матери!

Быстрицкий покраснел, но промолчал, а Бадалов…

– Прошу простить господина полковника, дон Антонио, – сказал он, бледнея. – Он…

– А ты чего за него прощения просишь? – гаркнул на него дон Беррио. – У него что, языка нет? Припёрлись тут в костюмчиках и при галстучках, думали произвести на меня устрашающее впечатление?

Корней Миронович замолчал, а Быстрицкий… На его неподвижном лице бегали только глаза. Он слегка подался вперёд, сжал кулаки и подобрался. Весь его вид выражал настороженность. Локтем он ткнул Бадалова в бок.

– Пожалуй, вы правы, господин де Беррио, – сказал он ледяным тоном. – Простите, мы расслабились, услышав вашу русскую речь, и приняли вас за соотечественника.

– Короче, чего вам от меня надо, «землячки»? – поостыв, поинтересовался дон Антонио, закуривая очередную папиросу. – Как я понял, вас интересует мой бизнес с Россией?

– Именно так, – ответил Владимир Александрович.

– И чем же он интересен? Или хотите мне запретить иметь общие дела с нашими бывшими соотечественниками? – громко расхохотался де Беррио, подмигивая белому как полотно Бадалову.

Быстрицкий ответить не успел. Официант принёс три тарелки с борщом, четыре бутылки русской водки и выставил всё на стол.

Откупорив одну из бутылок, дон Антонио заполнил стоявшие перед ним винные бокалы до краёв.

– Ну а вы чего ждёте? – сказал он, с ухмылкой глядя на вытянутые лица гостей. – Раз вы русские, значит, выпьем по-русски! Вы не возражаете, господа «непримиримые борцы» с гражданами бывшей Родины?

– Нет, я не могу, – замотал головой Бадалов. – У меня язва, и такой дозы мой желудок просто не выдержит!

– Ну а ты, господин полковник? – перевёл насмешливый взгляд на Быстрицкого де Беррио.

– Нет, я тоже пас, – замахал тот руками. – Я не пью вообще вот уже несколько лет и вам не советую.

– Ну нет так нет, – ставя бокал на стол, сказал дон Антонио. – Тогда наш разговор не состоится. Я не обсуждаю дела трезвым, хобби у меня такое. И один пить не люблю – я не забулдыга из подворотни.

Гости вздохнули, переглянулись и взяли в руки бокалы.

– Вот это по-нашему, – улыбнулся приветливо де Беррио. – Всё, пьём до дна, хлебаем борщ, и я охотно отвечу на ваши вопросы!

Снова наполнив бокалы, дон Антонио закурил.

– Что же вас привело ко мне, господа «соотечественники»? – спросил он. – Да, я был русским, я был китайцем, я был французом и чуть было не стал янки! Вот только жить в США мне не захотелось. А теперь я гражданин мира и имею много-много денег! Сколько вы хотите просить у меня и на какое пожертвование?

– Нам хочется знать, какой именно бизнес вы ведёте с СССР? – поинтересовался Быстрицкий, чувствуя, как хмель начинает дурманить голову.

– А то вы не знаете, – с сарказмом хмыкнул дон Антонио. – Да о моём бизнесе знают все, кроме вас, наверное. Я закупаю зерно в СССР, привожу его сюда и… Кормлю хлебобулычными изделиями свою новую Родину.

– Как много закупаете вы зерна в СССР? – снова задал вопрос Быстрицкий слегка заплетающимся языком.

– Столько, сколько мне надо, – ответил де Беррио. – В России много зерна, и я могу себе позволить закупать его столько, сколько захочу.

Гости оживились.

– Как вы расплачиваетесь с советскими партнёрами по бизнесу? – задал очередной вопрос Быстрицкий, снимая галстук.

– А чтобы услышать ответ на этот вопрос, надо ещё смочить горлышки, братишки! – улыбнулся им дон Антонио. – И снова пьём до дна, такое правило, а потом говорим хоть до утра, согласны?

На этот раз гости поморщились, но отказываться воздержались. Чокнулись, провозгласили тост за хозяина и выпили.

– Со своими советскими партнёрами я рассчитываюсь по-разному, – ответил де Беррио на ранее прозвучавший вопрос. – Скажут долларами, плачу долларами, захотят бартер, везу в Россию всё, что они попросят.

– Что именно? – переспросил, икнув Бадалов.

– Всё, что пожелают, – хмыкнул дон Антонио. – Так у нас в контракте обговорено, прописано и подписано.

– Тогда у нас есть к вам предложение, господин де Беррио, – заёрзал на стуле Быстрицкий. – Мы предлагаем вам…

– Стоп, ни звука! – дон Антонио указал пальцем на бокалы. – Вопросы и ответы мы уже провели, теперь выпьем за продолжение нашей деловой беседы!

– Но позвольте! – гости округлили глаза. – Вы даже не услышали нашего предложения?

– За то, когда оно прозвучит, выпьем отдельно, – пообещал де Беррио. – Ну… Берите бокалы, чёрт вас побери, господа!

– Не понимаю, почему вы хотите нас напоить, а не выслушать? – заупрямился Быстрицкий. – Мы вам подготовили такое предложение, от которого вы…

– Цыц! – погрозил ему пальцем дон Антонио. – Не так часто ко мне заглядывают русские гости, с кем можно выпить по-настоящему, по-мужски! Здешние аборигены после двух-трёх рюмок под стол валятся… Утром на них грустно смотреть.

Гости переглянулись, пожали плечами и, чтобы не «разочаровывать» хозяина, выпили до дна.

– Так каково оно, ваше предложение, господа? – спросил де Беррио, отправляя в рот кусочек селёдки.

– Чё? – посмотрел на него осоловевшими глазами Быстрицкий. – Чего тебе надо? На колени, холоп, перед моим благородием, полковником лейб-гвардии Его Величества… – не договорив, он уткнулся лицом в поверхность стола и захрапел.

– Ехали казаки на чужбину далёкую, – промычал, в свою очередь, Бадалов строку из песни и повалился со стула на пол.

– Ну как можно иметь дела с такими неженками, – усмехнулся дон Антонио. – Я когда-то знавал таких, что они за столом оставались, а я под него со стула падал.

В ресторан вошёл молодой мужчина и нетепеливо поспешил к столику де Беррио.

– Ну чего тебе, Самуэль? – спросил дон Антонио. – Не видишь, я с гостями забавляюсь, а ты…

– Письмо из Ленинграда, от Иосифа Бигельмана, – ответил мужчина, протягивая пакет.

– Вот это приятно, – улыбнулся де Беррио. – Вот это хорошо. Я люблю читать письма из Ленинграда, особенно от проныры Иоськи!

Вскрыв пакет, он достал из него лист, исписанный красивым убористым почерком, и прямо на глазах трезвел, читая письмо.

– Пиранья? – позвал он сидевшую за соседним столиком красотку. – Этих, – и указал пальцем на мертвецки пьяных гостей. – Самуэль с ребятами перетащит их в бунгало, а ты… – он хмуро глянул на её озабоченное лицо. – Ты бери своих куколок, и чтобы эти двое стояли утром передо мной в моём офисе, трезвые как огурцы, понятно?

– Да, хозяин, – кивнула девушка. – Только я не поняла, как кто они должны стоять перед вами?

– Как сиськи твои, тупица! – рыкнул на неё де Беррио. – А теперь делайте дело, и прочь с глаз моих! – распорядился он, заполняя бокал водкой. – Я знал, что такое случится. Я знал… э-э-эх…

7

На рассвете Кузьму привели к Мавлюдову. Когда он, «упакованный» в смирительную рубашку, переступил порог кабинета, у него зуб на зуб не попадал. Азат встретил его притворно приветливо.

– Сейчас я угощу тебя чаем, – сказал он, указывая Малову на стул. – А если откажешься, предложу водки. – Ну-с, так чего пожелаешь, Кузьма Прохорович?

– Я пожелаю воздержаться от того и от другого, – хмуро глядя на него, ответил Кузьма. – Мне хочется знать, почему я здесь, а не на свободе? Следствие окончено, а результатов нет.

Выслушав его, Мавлюдов оживился.

– Благодари бога, что ты здесь, а не в тайге с топором лес валишь, – сказал он. – Или чего хуже, не покоишься в безымянной могиле, в которую вбит столбик с номером.

Ошеломлённый Кузьма слушал Азата, не понимая, чего тот от него хочет, но сердцем чувствуя, что от мягко стелющего Мавлюдова добра ждать не приходится.

– Так ты что, стало быть, мой «спаситель»? – спросил он, с недоверием глядя на Азата.

– Вроде того, – ответил тот. – Даже скажу больше, теперь ты «в штате» моей лаборатории и мы с тобой, некоторым образом, «коллеги».

– И как это понимать? – ухмыльнулся Кузьма. – Ты так плоско шутишь, сучок бесхребетный?

– Позже всё узнаешь, – пропустив мимо ушей оскорбление, уклонился от ответа Мавлюдов. – А ты на меня зла не держи за то, что случилось. Мне от тебя больше сносить приходилось, помнишь?

– А теперь ты удовлетворён, видя меня вот таким вот?

– Удовлетворён? Вполне. Но и частично сожалею, что всё так получилось.

Азат вскочил из-за стола и принялся расхаживать по кабинету.

– Я навёл о тебе справки, – сказал он, остановившись. – Ты двадцать лет проработал кузнецом на заводе. Признаться, мне не понятен твой выбор. Почему ты не уехал с Бурматовым за границу, а остался в России?

– Тебе этого не понять, «товарищ Рахимов», – усмехнулся Кузьма. – Каждому своё дано в этой жизни. Не смог я душой от России оторваться, вот и не уехал в рай капиталистический.

– Надо же, – развёл руками Азат. – Целых двадцать лет жить под угрозой разоблачения и…

– Я жил и трудился честно, хоть и под чужой фамилией, – вздохнул Кузьма. – Вот только ты один навесил на меня клеймо врага народа, вредителя и заварил всю эту кашу. Кстати, а как у тебя получилось вытащить меня из тюрьмы?

– Как? – Мавлюдов рассмеялся. – Да очень просто. Тебя вычеркнули из списка живых, понял? Тебя нет, ты призрак, Кузьма Малов! Ты умер ещё давно, во время Гражданской! И Антон Мартынов тоже умер в твоём лице. Сам же знаешь, что никогда не было такого человека?

– Ладно, со мной всё ясно, – усмехнулся Кузьма. – А что с женой моей?

– А почему ты меня об этом спрашиваешь? – нахмурился Мавлюдов. – Её тоже нет. Где она, не знаю.

– Врёшь, ты всё врёшь, мерзавец! – закричал Кузьма. – Где она? Что ты с ней сделал?

Мавлюдов вернулся за стол, присел на стул и сложил на груди руки.

– А ты сам как думаешь? – спросил он, противно ухмыляясь. – Где может быть жена врага народа?

– В тюрьме? – скрипя зубами, спросил Кузьма. – Ты и её усадил за решётку?

– Нет, я не знаю, где она, – покачал головой Мавлюдов.

– О Господи, за что мне всё это? – простонал Кузьма. – Почему я оказался в руках этого урода? За какие грехи, Господи?

– Вот именно, ты правильно мыслишь! – воскликнул Мавлюдов. – Ты в моих руках, господин судебный пристав, и я вцепился в тебя мёртвой хваткой! Ты больше никогда не покинешь стен моей лаборатории, а я… Я могу сделать с тобой всё, что захочу, но… Я пока ещё не придумал, что мне с тобой сделать и как тебя использовать с пользой для науки!

– Но ведь прошло целых двадцать лет с тех пор, как мы виделись последний раз?

– Время прошло много, это для тебя. А для меня промелькнуло как одно мгновение!

Азат сложил перед собой на столе руки и сжал кулаки.

– А знаешь как я рад, что ты в моих руках? Я просто ликую не только наяву, но и во сне! Я голову сломал, какую страшную муку применить к тебе! Много мыслей на этот счёт, но никак не могу выбрать самую изощренную!

– Ты сумасшедший… ты чудовище, – сказал Кузьма хрипло. – Ты животное, ты…

– Довольно! – взвизгнул Азат, вскакивая из-за стола. – Называй меня кем угодно, но я есть я! А ты большой, сильный просто пыль под подошвами моих ботинок! Но с твоей помощью я собираюсь лечить очень влиятельных людей! Знай и «гордись» этим!

– И ты думаешь, что я соглашусь тебе в чём-то помогать? – возмутился Кузьма.

– А твоего согласия и не потребуется, – улыбнулся улыбкой вурдалака Мавлюдов и громко крикнул: – Санитары, уведите обратно эту падаль и… Успокоительное ему вколите!

* * *

В камеру соседку внесли на носилках. Особо не церемонясь, санитары перевалили её на кровать и ушли.

Женщина рыдала, корчилась, уткнувшись лицом в подушку. Алсу встала и подошла к ней.

– Что с тобой? – спросила она, присаживаясь на край кровати.

– Со мной всё хорошо, – ответила соседка едва слышно. – Сегодня они забрали всю мою кровь и перелили дряхлой старухе, а её кровь перелили в меня. Господи, как это противно и мерзко!

Она зарыдала. Алсу стала гладить её по голове, но соседка сбросила её руку.

– Всё горит, все внутренности огнём пылают, – сказала она. – Кровь старухи сжигает меня, Господи!

– Расскажи толком, что случилось? – недоумевала встревоженная Алсу.

Соседка ответила очень странно:

– Скоро и сама всё узнаешь. Потом и сама будешь рыдать, проклиная жизнь свою неудавшуюся…

Это было сказано с глубокой обидой и болью. Недружелюбный, колючий взгляд, брошенный соседкой, поразил Алсу.

«Она что, злится на меня? – думала она, сокрушённо вздыхая. – А может, я её чем-то обидела и не заметила сама?»

– Может быть, тебе воды дать? – спросила Алсу. – Попить хочешь?

– Ничего я не хочу, пей сама, – огрызнулась, всхлипнув, несчастная женщина. – Из меня кровь выкачивают, а тебя не трогают, почему? Для чего они берегут тебя, скажи мне?

Алсу пожала плечами.

– Я вообще не понимаю, о чём ты говоришь мне, – сказала она. – Тебя куда-то уводят, потом приводят, и ты никогда не говоришь, где была. Вот только сейчас от тебя узнала, что из тебя перелили кровь в какую-то старуху.

– Все мы, кто содержится в подвале, не люди, а доноры… – заговорила соседка. – Заведующий этой лабораторией «эскулап» Рахимов, будь он проклят, возомнил себя гением и богом. Он верит, что знает способ, как излечивать людей от любых хворей. Не знаю, кто ему помог, но он притащился в наш город из Сибири и получил для работы лабораторию. Понятия не имею, как у него получается, но те, кого он лечит, странным образом выздоравливают, а мы… Те, у кого он забирает кровь, постепенно погибаем в этом кошмарном подвале.

– О Аллах, – вырвалось у Алсу. – Но ведь это… Так нельзя поступать? Мы же советские люди!

– Ему всё можно, – соседка утёрла слёзы кончиком одеяла. – Ему все доверяют, и никто его не проверяет. А лечатся у него такие влиятельные люди, что… Даже из других городов приезжают!

– Он так зарабатывает деньги? – прошептала Алсу.

– Не знаю, – тяжело вздохнула женщина. – Но-о-о… он очень старается, и лаборатория процветает.

Утешая её, Алсу всё же спросила:

– А отсюда можно выбраться?

– Э-э-эх, даже не мечтай… Здесь как в тюрьме, даже строже. Не будем об этом, мне очень больно и страшно. Всякие мрачные мысли приходят в голову. Давай поговорим о другом и не сердись на меня за резкие высказывания.

Алсу покачала головой.

– Почему ты считаешь, что я сержусь на тебя, Альбина?

– Я нагрубила тебе… Сама не знаю, что нашло на меня… Мне очень-очень плохо, но… Одно радует, что жить мне осталось совсем немного.

– Перестань, не говори так, – пожурила её Алсу. – Мы чего-нибудь придумаем. Мы выберемся отсюда.

– Я да, а ты и не мечтай, – сказала соседка. – Подвал и двор хорошо охраняются. Отсюда даже мужчинам не сбежать, не говоря уж о слабых женщинах.

Тень задумчивости легла на лицо Алсу. Неужели она навечно попала в рабство к злобному выродку? Но почему он уже неделю не трогает её? Бережёт для какого-то особого случая?

– Даже если каким-то чудом тебе удалось бы выбраться отсюда, – вдруг заговорила задумчиво соседка, – тебе недолго пришлось бы наслаждаться свободой. НКВД быстро отловит тебя и вернёт обратно.

«Может быть, наложить на себя руки? – с отчаянием подумала Алсу, выслушав женщину. – Разве смогу я вынести чужую кровь в своём теле? – Она содрогнулась. – Как же быть? Что делать?»

– Здесь кроме нас с тобой и сумасшедших ещё много нормальных людей, – заговорила соседка. – Не знаю сколько, но много… У всех редкая группа крови… Её можно вливать всем. Здесь есть камеры для мужчин и для женщин… Где их собирает Эскулап, не знаю, а вот сумасшедших – в психиатрических больницах. Ничем не брезгует, подлец, и ничего не боится…

– Я знала его раньше, – выслушав соседку, вдруг призналась Алсу. – Он жил в Сибири, в городе Верхнеудинске, служил клерком в суде и звали его Азатом Мавлюдовым. – Она вздрогнула всем телом, будто прикоснувшись к мерзости. – Став большевиком, он похитил меня со своим дружком и изнасиловал. Он ещё тогда был зверем в человеческом обличье, а теперь… – она поёжилась и покачала головой. – Он носит белый халат, под которым чёрное сердце. Люди верят ему, а он… Как он нашёл нас с мужем, я не знаю, и… Жестоко расплачиваюсь, сама не зная за что. – Она обхватила голову руками и тихо всхлипнула.

Теперь, уже удивлённая её признанием, соседка попыталась утешить Алсу, но она только плакала и качала головой.

– Не надо, не утешай меня, – говорила она, всхлипывая. – Азат Мавлюдов – это наказание на всю жизнь. Я не знаю, для чего он запер меня сюда, но… Я уверена, что он готовит мне какую-то ужасную месть.