В этот момент Андрей проснулся от сильного толчка, он открыл глаза, еще не понимая, где он – ему показалось, что самолет ухнул в большую воздушную яму – и выяснилось, что он по-прежнему сидит в огромном кресле, сооруженном из густого пара, рядом с ним тревожно оглядывается Аня, а до слуха доносятся ругательства Ирудраны.

– Ты чего, – крикнула Аня, очевидно очухавшаяся раньше Андрея, – опять что-то не так?

– А сама не видишь? Опять в тот же самый туман без дна вляпались! И откуда он в этих краях взялся! Сколько в этих краях ни путешествовал, никогда этой дряни здесь не было. Обычный, земной туман, – пожалуйста, а этот, он даже не из пара состоит, это словно бы результат распада материи. Глядите ка, опять при сканировании под нами только туман, а земля, и все, что на ней, словно растворились!

Андрей попробовал сдвинуть точку сборки, что позволяло ему видеть окружающее на разных уровнях реальности, не используя при этом физическое зрение. Как ни странно, это не дало абсолютно ничего: ни под собой, ни над собой он ничего не увидел, кроме тумана, – ни физического, ни астрального мира, казалось, больше не существовало, только Аня поблизости, грозовая стихиаль под ногами, и ничего больше, ни земли, ни неба, ни солнца, ни звезд.

Андрей попытался проанализировать природу этого тумана с помощью своей чудесной вставки, которая, как вначале ему казалось, являлась генератором всезнания, – увы, и эта вставка не сумела дать ответ, возникло только впечатление, что раньше туман этот являлся чем-то иным, правда неясно, чем именно, а теперь все это полностью расформировалось, деструктировалось, лишилось самих понятий бытия и пространства. После первоначальной встряски, стало даже не ясно, летят они или стоят на месте, – ощущение движения полностью исчезло.

– Странно, – сказал Андрей, – такое чувство, что все вокруг – полное ничто. Как будто выхватили кусок обычного активного мира, перемололи в муку, вместе с пространством и временем, и так и оставили. Тем не менее, и ты, и я, и наш верный конь целы и невредимы, но такое впечатление, что, кроме нас, вокруг нет ничего: ни людей, ни земли, ни неба. Может, ты сможешь объяснить, что это такое?

– Аня, которая, очевидно, как и Андрей, всячески пыталась запустить свои паранормальные возможности, медленно покачала головой.

– Ничего не понимаю, одно представление в голову приходит: туман, который одновременно и «Ничто». По-моему наш фрактальный коридор здесь не причем, он нас только изолирует. Словно бы пространство и время лишь внутри нашего фрактального коридора, а вокруг – ничего.

– Эй, Ирудрана, – крикнула Аня, – что там по курсу?

– То же, что и везде, полное ничто, – отозвался Ирудрана.

– А как этот туман снова возник? Мы задремали, и не видели, как все произошло.

– Все, как в первый раз: появились какие-то клочья, которые и землю под брюхом, и небо над головой словно бы постепенно слизывать начали, не застилать, а именно слизывать, материю вокруг словно бы пропадать стала. Затем хорошо тряхануло, словно невидимую границу перешли, – и совсем все исчезло, один туман вокруг. Мне ли не знать туманов? Земные туманы живые, там есть и жизнь, и активность, не говоря о том, что они лишь ухудшают видимость, а здесь – ничего: протоматерия, протей, антимир какой-то. Такое впечатление, что, если бы ни ваш фрактальный коридор, мы бы здесь сами растворились до состояния ничто, причем не только вы, но и я! Ох, не нравится мне все это, все больше и больше не нравится!

На некоторое время воцарилось тревожное молчание.

– Так, слава Богу, что-то снова появляться начинает, – донеслось до ребят.

И действительно, сначала слегка изменилась освещенность, а затем парное молоко тумана вновь пошло клочьями, и сквозь эти клочья проступила земля внизу и небо вверху. Под ними от горизонта до горизонта простирался огромный город, а от тумана не осталось даже воспоминаний: хоть они и вышли из него только-только, он исчез, словно дурной сон, словно быстро забывшееся воспоминание. А может, он возник только на короткое время? Андрей окинул взглядом развернувшуюся панораму, и сердце его вновь кольнуло острейшее узнавание: город перечерчивала почти пополам широкая лента полноводной реки с многочисленными лентами притоков, впадавшая в синюю, сильно изрезанную губу, переходящую в морскую гладь до самого горизонта к северо-западу. Сами кварталы города, особенно центральная его часть, казались знакомыми ему даже лучше, чем кварталы совсем недавно оставленного за бортом города его раннего детства, Донецка, – это, несомненно, был Ленинград. Ничем иным он просто не мог быть: вот Исаакий, вот стрелка Невского с полумесяцем Казанского собора, вот огромный комплекс Зимнего дворца… вот Медный всадник… вот Спас на крови… вот Михайловский дворец… вот Летний сад. Почему-то в сознании Андрея тут же появилась уверенность, что он видел и какой-то другой Летний сад, какой-то неправдоподобно-большой, и по нему он долгое время скакал на белом коне и кого-то преследовал. Откуда это? Он и на коне-то ни разу не сидел, не то, что галопом скакать! Опять – чужая память! В довершение описания, как и в загадочной истории с Донецком, город этот отнюдь не походил на спящее королевство: машины ездили, пароходики плыли, фигурки людей двигались, дымы из труб ТЭЦ и заводов поднимались к небу, либо стелились над городом, в общем, совместные усилия ребят дали тот же результат, что и индивидуальная магия Андрея: фрактальный коридор рассинхронизации вновь прекратил свое существование то ли в тумане, то ли при выходе из него. Наученные прежним опытом, ребята, не дожидаясь, когда Ирудрана выкажет желание избавиться от лишней влаги и электрических зарядов в своем физическом теле – грозовой туче, которая возникала, как только переставал действовать фрактальный коридор, – начали восстанавливать неподвижность окружающегося мира, затем, когда он поменял свой цвет и освещенность, переглянулись.

– Ну, и как это понимать? – посмотрел Андрей на Аню, – снова загадочный туман, и снова мы оказались совсем не там, где должны были оказаться, согласно маршруту. Ну ладно, Донецк как-то еще можно объяснить, допустив, что сбились с пути в тумане, все же там не так далеко, хотя, по логике должны были быть сначала Львов и Киев, но Ленинград – это уже совсем из ряда вон! Мы же после Донецка, дай бог, всего полчаса летели, и если даже допустить, что с курса в тумане сбились, то в Питере при такой скорости никак не могли очутиться! Тем более, это такой зигзаг!

– Я думаю, – сказала Аня, – что-то с миром произошло! Не случайно возникла срочная необходимость в нашей особой миссии. Я ведь не выдумала ничего, и тут вовсе не моя блажь, как ты, по-видимому, до сих пор считаешь. Это прямое указание… ну, скажем, из Центра… или из Космоса… или от Господа Бога. Похоже, дело действительно не терпит отлагательства. Мне кажется, зоны тумана – это зоны какой-то деструкции материи, вплоть до исчезновения или искажения пространства-времени. В результате в зоне тумана мы как бы выскакиваем из мира, а затем вновь в него возвращаемся, но совсем не в то место, где мы должны, согласно маршруту, оказаться. Пространство словно бы съедается, и мы сразу перескакиваем. Кажется, физики называют это явление (до сего момента чисто теоретическое) «кротовыми дырами». Вот, правда, почему сначала Донецк, а потом Ленинград – пока не ясно.

– Так что же получается, – Андрей в страхе огляделся вокруг, – значит огромные участки планеты, вместе с лесами, полями, городами и людьми взяли и исчезли?!

– Можно и так себе это представить, но интуиция подсказывает мне (разумеется, без объяснений), что, к счастью, это не совсем так. Словно бы эти зоны исчезновения пространства-времени только для нас с тобой реальны, возможно, и еще для кого-то продвинутого, но в дальнейшем в эту картину будет вовлекаться все большее и большее количество людей, пока, после перехода некой критической массы, это не станет всеобщей реальностью…

– Ты хочешь сказать, – задумчиво произнес Андрей, – что люди, оказавшиеся в зоне тумана ничего необычного не видят и не чувствуют? Но ведь мы-то вполне реально ощутили эффект этого «поглощения», мы же действительно перепрыгнули Бог знает куда!

– Не знаю, как это объяснить понятнее, это мне сейчас надиктовывают оттуда, – показала Аня пальцем наверх, – и я сама не анализирую информацию. На основе того мировоззрения, с которым ты проснулся два дня назад, тебе должно быть известно, что мир, в том виде, в котором все его знают и ощущают, реален не абсолютно, это как бы ДОГОВОР сознаний всего человечества, и если условия договора изменятся, то изменится и реальность. А как она будет выглядеть в этом случае, никто не знает. Но дело в том, что на первом этапе изменения ДОГОВОРА и, соответственно, изменения картины реальности, новый образ мира может стать реальным лишь для небольшого круга сознаний, которые не только будут видеть его иначе, но и станут существовать по новым законам, в то время, когда остальные будут воспринимать его еще по-старому. Но, как только количество этих, воспринимающих по-другому людей дорастет до критической массы, то новая реальность станет реальностью для всех. Это можно сравнить с эффектом перенасыщенного раствора: в такой-то момент достаточно маленькой крупицы, чтобы началось массовое выпадение кристаллов.

– Или эффект сотой обезьяны, – усмехнулся Андрей. – Я знаю об одном эксперименте японцев (похоже, эта информация также пришла из «вставки»), что как только сто обезьян на небольшом острове научилась мыть сладкий батат, как сразу все обезьяны этого острова также начали это делать, хотя им никто ничего не показывал. Ну, ясно, о чем-то подобном и Кастанеда писал. Значит, ты все же думаешь, что с точки зрения всего человечества глобальной катастрофы не произошло?

– Мне передают, что пока нет, но может произойти… если мы не сделаем того, ради чего летим на Алтай. И еще, я сейчас ощутила, что в Провиденциальном плане наметилось что-то вроде бифуркации, хотя в мире это еще не проявилось, и сейчас именно от нас, двух потомков Меровингов, зависит то, по какому пути будет разворачиваться сценарий: по пути Светлых или по пути Темных… ты знаешь, мне диктуют, что есть еще какая-то третья сила, хотя совершенно не понятно, что это такое…

– Ладно, – сказал Андрей, – не будем ломать голову, думаю, со временем придут ответы и на эти вопросы. Меня сейчас больше мучает другой вопрос, почему именно на нас с тобой возложили такую миссию, неужели более достойных претендентов не нашлось? Ты скажешь, именно для этого какие-то Высшие сущности наделили нас столь необычайными способностями. Но почему именно нас?

– Ты знаешь, – сказала Аня, мне кажется объяснение такое: если в сплошной толпе подбросить камень, то он обязательно упадет на чью-то голову, и почему именно на Иванова, а не на Сидорова, никто не знает. Образ идет такой: почему-то именно мы с тобой стали тем конкретным ключом, который может открыть именно ту, конкретную дверцу. Если бы была другая дверца, был бы и другой ключ. Ничего более конкретного сказать не могу, так на данный момент выпали карты судьбы.

– Все ясно, – вздохнул Андрей, – не ясно только, что это за дверь такая, и как этот ключ поворачивать, если уж другие ключи не подходят. А впрочем, я не настаиваю, если не можешь сказать, то не говори. По крайней мере, я убедился, что действительно в мире происходит что-то зловещее, и это мне все больше и больше не нравится. Но ты мне скажи, что теперь делать, если нас занесло в район Ленинграда?

– Думаю, Ирудрана с Зунгуфом вновь откорректируют маршрут, и мы полетим дальше.

– Ну и что, они уже один раз корректировали, и в результате мы очутились над Питером. А если в следующий раз мы окажемся над Нью-Йорком или над Токио? Или вообще над Северным полюсом? Если мы оказываемся там, где, согласно маршруту и времени полета, мы вообще не должны оказаться, то где гарантия, что мы вообще долетим когда-нибудь до этой Белокурихи? Если мы по идее все время должны лететь на юго-восток, а оказываемся то на юге, то на севере?

– Конечно, гарантий никаких, – вздохнула Аня, – но думаю, Силы Света, которые и сподвигли нас на выполнение Миссии, не допустят такого развития сценария.

– Сценарий, сценарий, – пробормотал Андрей, – где-то это слово повторяли постоянно, и оно носило какой-то иной смысл. Но это тоже из другой жизни. Ладно, что нам Ирудрана скажет, может он вообще откажется лететь, если каждый раз не ясно, куда мы летим, и долетим ли. Может, Алтая теперь вообще на карте нет! А вдруг в этом месте такой же, аннигилирующий пространство и время, туман, пусть даже только в нашем восприятии, если верно то, что ты говоришь!

– Дело в том, – сказала Аня, – что именно это место останется в неприкосновенности даже в том случае, если туман поглотит весь земной шар. А почему, как и многое другое, сказать не могу, когда-нибудь сам узнаешь. А об Ирудране, думаю, волноваться не стоит, в настоящее время его отпустили муки совести, и он будет делать все, о чем я попрошу, лишь бы они не вернулись снова. Эй, Ирудрана, – крикнула она в головную часть тучи, – снова казус получился, что думаешь дальше делать?

– А я откуда знаю? – отозвался Ирудрана, – это вы мне должны сказать, что делать, если вы заказчики и такие умные! А поскольку я, можно сказать, астральная туча, то мне все равно куда лететь. Конечно, можно снова попросить Зунгуфа маршрут скорректировать, но где гарантия, что окажемся там, куда лететь наметили?

– Ну, возможно, этот туман все же последний, – сказала Аня, однако в голосе ее все же не было уверенности.

– Что-то мне подсказывает, что не последний, – уловил Ирудрана ее настроение, – где гарантия, что вообще прилетим? Хотя, как я сказал, туче все равно, куда лететь, и ветру все равно, куда дуть, так что будем лететь столько, сколько скажешь. Главное, чтобы вам самим не надоело.

– Ну, и славно, – сказала Аня, – будем лететь, сколько потребуется, а то, что мы когда-нибудь долетим, я не сомневаюсь, иначе бы Силы Света не возложили на нас эту Провиденциальную Миссию. В крайнем случае, если снова не там окажемся, возможно, какая-то закономерность выяснится, пока слишком мало информации. Ну и потом, мы все-таки хоть и зигзагами летим, однако же, к Алтаю приближаемся, а не удаляемся… пока.

– Хоть это утешает, – отозвался Ирудрана, – сами-то можете объяснить, что это за явление природы такое?

– Объяснить – вряд ли, – взял на себя физическую сторону вопроса Андрей, а вот назвать этот феномен, наверное, можно. Очевидно, по некоторой причине, возникает разорванность доселе недискретного пространственного поля, и, попадая в эту щель, в дальнейшем оказываешься не там, где должен оказаться. Вопрос в том, почему именно сначала над Донецком, потом над Питером? Вот это пока не ясно, слишком мала статистика, но думаю, что это вопрос случайных чисел, в этом случае, почему выпадает то или иное число, предсказать невозможно. А может, все и по-другому объясняется…

– Ладно, – проворчал Ирудрана, – будем снова маршрут корректировать. Эй, Зунгуф…

– Знаешь, – сказал Андрей мечтательно, пока Ирудрана с Зунгуфом обсуждали создавшееся положение, – я бы сейчас с удовольствием домой слетал, посмотрел, как там дома дела, соскучился уже, ведь почти все лето в этом захолустье проторчал. Прошелся бы по Невскому, по Фонтанке… или нет, лучше в где-нибудь в своем районе.

– А тебе не будет неприятно ходить среди этого спящего королевства? – посмотрела на него Аня, – увидеть своих родных в виде застывших статуй?

– Ну, во-первых, они будут еще спать, если, конечно, время везде одинаково остановилось. А это не так тяжело наблюдать, спят, себе, и спят, словно в обычном мире. А что касается всего остального города, то даже интересно, мы до сего момента остановленный мир видели только в наших комнатах, да в саду, а тут – совсем другой масштаб. А потом, в этом состоянии можно зайти куда угодно, куда раньше не мог зайти…

– Конечно, – в тон ему продолжила Аня, – например, в ювелирный магазин, распространить фрактальный тоннель на прилавок и набить полные карманы золотыми украшениями… или, допустим, в банк, и набрать денег сколько вздумается…

– Да ты чего? – вытаращился на нее Андрей, – серьезно, что ли? – тут он поймал себя на том, что подобная мыслишка, таки, забралась в его сознание, разумеется, это была всего лишь фантазия, никогда бы его совесть не позволила сделать ничего подобного… ну, разве что, как эксперимент, совсем немного! Нет, нет, это – соблазн, в конце концов, у любого бы возникла подобная мысль, окажись он в аналогичной невероятной ситуации, и это искушение дьяволом он бы, несомненно, преодолел… Иисуса, вон, дьявол тоже искушал. Нет, если именно его Силы Света назначили на роль Спасителя, он должен даже в мыслях своих быть непогрешим! – ни о чем таком я и не думал, – закончил он фразу, правда, не очень уверенно.

– Не думал, так не думал, – усмехнулась Аня, – нет, Андрюша, мне кажется, сейчас не время отвлекаться, а то мне тоже захочется в Москву слетать, посмотреть, как у нас дома дела.

– А что, – сказал Андрей, – если мы все равно в другом, своем времени путешествуем, то, какая разница, мир-то все равно для нас остановлен. Значит, ничего с ним за доли секунды его собственного времени не может произойти, и торопиться нам, особенно, некуда. Так что, если тебе вдруг домой захочется слетать, так что ж тут такого, я не возражаю. Правда, если лететь по прямой до Алтая, то Москва несколько в стороне оказывается, но, учитывая сюрпризы последнего часа полета, почему бы нам и над Москвой не очутиться? Собственно, как и над любым другим городом…

– Нет, ты серьезно насчет высадки? – перестала улыбаться Аня.

– А что, для внешнего времени наша экскурсия в 15—20 минут вообще неуловимая доля времени, если мы даже движение молнии восприняли как движение улитки. Кстати, я бы хотел показать тебе свой район, свой дом, свою квартиру и школу, мне давно уже размяться хочется, засиделся я в паровом кресле. Для Ирудраны доставить нас в мой район – секундное дело, это на Пискаревском проспекте, в районе больницы имени Мечникова и молокозавода. Еще там поблизости Пискаревское кладбище и железная дорога, так что, думаю, ориентиров – достаточно. Отсюда уже хорошо Охтинский мост проглядывается, такой двухэтажный, цельнометаллический, а там уже совсем недалеко.

Ну, хорошо, давай слетаем, – неуверенно сказала Аня, – действительно, для внешнего времени это ничтожная задержка. В конце концов, если уж мы, сами того не ожидая, над Ленинградом оказались… эй, Ирудрана, – крикнула Аня в головную часть, – ты не мог бы переместиться туда, за Охтинский мост, Андрей тебе покажет!

– Как скажешь, хозяйка, – отозвался бывший динозавр, – я так понял, вы прогуляться задумали?

– Андрей хочет мне свой дом показать, раз уж мы здесь очутились. Ты нас в район больницы Мечникова доставь, а там мы уж сами слетаем. Ты не беспокойся, мы ненадолго.

– Да я и не беспокоюсь, я же говорил, облаку все равно, куда лететь. Мне главное, чтобы должок зачелся, а куда лететь – сами решайте.

Астральное облако двинулось в направлении, указанном Андреем, и буквально через несколько минут зависло над благоустроенным пустырем, расположенным между корпусами больницы и широким проспектом, вдоль которого тянулась череда неинтересных девятиэтажных домов, в одном из которых на углу с Бестужевской улицей жил наш герой.

– Да, – сказала Аня, – малоинтересный район. Я себе Ленинград по-другому представляла. В моем Зарядье куда живописнее. А впрочем, окраины везде одинаковые. Ребята остановили Ирудрану, взлетели со своих мягких кресел, совершили круг и стали неторопливо снижаться неподалеку от дома по адресу Пискаревский 39, где проживал Андрей.