Ответная реакция со стороны тучи не заставила себя долго ждать, и Андрея это и не особенно удивило, он уже привык повелевать стихиями, и скорее удивился, если бы этой реакции не последовало. Во время произнесения этих строк-заклинаний он чувствовал, как меняется окружающее пространство, словно возникает нечто вроде сообщающихся сосудов между тем и этим измерениями с различными энергетическими уровнями, и что из ближайшего пространства стихиалей начинается некий спиновый переход. В центре огромной черной тучи возникло какое-то смерчеобразное движение, затем смерч втянул в себя всю грозовую тучу, и медленно поплыл навстречу зависшим в воздухе ребятам, постепенно приобретая зооморфные черты и превращаясь в громадного колеблющегося дымчатого динозавра. С большой натяжкой его можно было принять за диплодока, но форму он держал неважно, его шея, туловище и хвост постоянно то удлинялись, то укорачивались так, что время от времени он больше походил то на бронтозавра, то на брахиозавра, то даже на прямоходящего игуанодона, либо на еще какого-нибудь зауропода.

А впрочем, прежде всего это было некое живое, наполненное энергией облако, поэтому все происходящие с ним превращения казались совершенно естественными.

– Ну вот, – обернулся к Ане Андрей, – не заставил себя долго ждать. Кстати, я бы не сказал, что это именно диплодок, его за какого угодно динозавра принять можно.

– Да, какая разница, – пожала плечами Аня, – он уже давно трансформирован в нечто иное, и память его, в какой-то мере определяющая форму, тоже, очевидно, угасает. Наверное, он и сам уже плохо помнит, кем был.

Тем временем облако-зауропод подплыло к ребятам и остановилось на некотором расстоянии, и хотя его переднюю выступающую часть чисто условно можно было назвать мордой, и глаз Андрей не смог разглядеть, тем не менее, создавалось впечатление, что облако внимательно смотрит на наших героев.

– Эй, ящерица! – Неожиданно сурово произнесла Аня, – ты узнаешь меня?

Андрею показалось, хотя о какой-либо мимике говорить было сложно, что облако весьма смущено, затем раздалось что-то вроде шумного вздоха-покашливания, словно оно пыталось скрыть смущение, затем прозвучал виноватый голос, напоминающий управляемые порывы ветра:

– Не зови меня так, не тереби душу, кто старое помянет, тому глаз вон.

– Ну, почему же, – Андрею показалось, что в голосе Ани звучали злорадные нотки, которых раньше он никогда у нее не слышал, – кое-кому не грех напомнить о старых долгах, кое-кого сострадание только развращает и провоцирует на дурные поступки. Хорошо, я, в конце концов, не издеваться над тобой сюда явилась, а в чем-то даже облегчить твою душу: долг за тобой, и тебе, я знаю, он не давал покоя все это время, омрачая твое нынешнее весьма привольное состояние. Как-никак, если бы не совесть, то тебе, наверное, грех было бы жаловаться на нынешний статус: свободы и способов разрядки у тебя теперь хоть отбавляй!

– Что да, то да, – почему-то невесело прогудел бывший динозавр, – хоть все получилось не совсем так, как мне хотелось бы, быть грозовой стихиалью не так уж и плохо! По крайне мере, куража, которого так не хватало там, среди магм, хоть отбавляй. В конце концов, то, что когда-то имел большое плотное тело, можно было бы и забыть, – скорее всего, это обычная, присущая нашему роду ностальгия, все же пару сотен миллионов лет со счетов не сбросишь. Но это все лирика, и эту легкую грусть не сравнить с той тоской, которая буквально изводила там, в магмах, теперь другое, чего я раньше и в помине не знал… ты сказала, эта штука называется совесть? Она появилась у меня буквально сразу после того, как я тебя около порога оставил. Такое впечатление, что я именно из-за этой совести в Ирудрану и трансформировался, – все время плакать хотелось, и хороший ливень вполне этому способствовал.

– По-моему, – сказала Аня, – постоянное желание плакать не совсем соответствует природе грозовой стихиали. Вот, осенняя стихиаль, Истая, та – да, у той глаза все время на мокром месте, и сентиментальность – ее природная черта.

– Ты не дослушала, – продолжала Ирудрана свой рассказ, – с одной стороны плакать хочется от чувства, что я что-то нехорошее сделал, а с другой стороны, другую мою половину, это чувство просто бесит! Сам от себя все время приходишь в бешенство, и начинаешь все вокруг крушить – подстать тем далеким временам, когда я еще диплодоком был. Кстати, что-то с памятью случилось: раньше я об этом только и думал… или думала… даже не знаю, как правильнее, а теперь все реже и реже, все больше совесть скребет. О чем это я? Ах, да, ну так вот, проревешься, пару сотен молний выпустишь, спалишь там пару-другую деревьев, – честно говоря, редко серьезные разрушения получаются, – глядишь, слегка полегчало. Только ведь, какой парадокс получается, через какое-то время начинаешь терзаться по поводу этих двух-трех деревьев, или – не дай Бог, что не часто случается, – какого-нибудь пожара и непредвиденных человеческих жертв. И снова, так тяжко на душе становится, что хоть вой! А чем жалость сильнее, тем и ярость по этому поводу крепче! И все по новой, с очередными разрушительными последствиями. В общем, – вечный круговорот и никакого выхода не видно, того и гляди, руки на себя наложишь! Хотя, какая чушь, разве может грозовая стихиаль на себя руки наложить?! Это во мне какие-то человеческие понятия бродят, хотя, откуда им взяться? Я не только никогда человеком не был, но и общался-то накоротке с вашим братом всего один раз, это с тобой, разумеется… и так нехорошо поступил! Это за то добро, которое ты для меня и нескольких десятков моих безмозглых собратьев сделала! Ху-фу, Ху-фу, – туча-динозавр захлюпала несуществующим носом, и стала тихонько подвывать, затем, словно спохватившись, начала яростно извиваться, крутиться волчком, бить себя лапами по голове и сыпать искрами, словно гигантская петарда.

– Да ладно тебе, – смягчилась Аня, – видишь же, со мной все в порядке, – и хоть моя знающая половинка по твоей милости два года (естественно, в земном времени) пробыла в заточении на уровне земной мантии, я в чем-то даже тебе благодарна: это вынужденное отшельничество позволило мне значительно увеличить мою личную силу.

– Да уж, – пробормотал (или пробормотала Ирудрана), – твой кокон нынче как здоровенная шаровая молния, а энергии в нем – на сотню-другую обычных молний хватит.

– Кстати, – спохватилась Аня, – забыла тебе представить, это Андрей, человек, который вытащил из плена мою знающую половинку, которая туда по твоей милости угодила. Он так же принимал участие в извлечении тебя из твоего слоя.

– Да вижу, вижу я, у него допуск. И особая метка на нем, кстати.

– Это какой еще допуск, какая еще метка? – подозрительно посмотрел на бывшего динозавра Андрей.

Какая, какая! Я чувствую только, но объяснить ничего не могу, каким-то образом это с древней клятвой связано, и с кодом особым…

А, – дошло до Андрея, – наверное, это связано с этой вот коронеткой, – Андрей показал свой медальон. Это корона Меровингов, она, наверняка, имеет какие-то чудесные свойства, правда, я сам пока не знаю, какие. Туда сам внук Иисуса Христа материальность Ориона заключил. Правда, науке об этом ничего не известно.

– Не знаю, не знаю, по мне – что Орион, что Большая медведица! Что я сказал, то и сказал, больше ничего об этой штуке не знаю, знаю только, что не только в ней дело, и твоя сила двояка.

– Что значит «двояка»?

– То и значит, это как в молнии плюс и минус. Больше ничего сказать не могу, а если бы даже и знал что, то нам по рангу объяснять не положено, у нас, стихиалей, другая задача.

– А у Ани, – не унимался Андрей, – какая-то другая сила?

– Другая – не другая, не знаю я, – почему-то нервно забормотал бывший динозавр, – что вы меня мучаете, подобные вопросы создают энергию, которую я совершенно не переношу! Не мое это дело, если надо что, то так и скажите, а не мучайте всякими…

– Чего это он? – удивленно посмотрел Андрей на Аню, – я, вроде бы, ничего такого не говорил ему!

– Да кто ж его знает, – пожала плечами девочка, – он, наверное, запрограммирован на определенную информоэнергию, а все, что из рамок выходит, возможно, ему беспокойство доставляет. А впрочем, мне его реакция тоже не совсем понятна. Ладно, успокойся, – обратилась она к Ирудране, – никто тебя мучить не собирается, у нас к тебе конкретное дело. Кстати, выполнив его, ты тем самым развяжешь тот кармический узел по отношению ко мне, который ты по собственной дури завязал, и твои муки совести должны в значительной степени ослабеть.

– Правда? – оживилось облако. – То-то я, как тебя увидел, сразу лучше себя чувствовать стал! Было бы совсем здорово, если бы вы лишних вопросов не задавали!

– А кто знает, какие, – лишние, какие, – не лишние, – пожала плечами Аня. – Если вообще вопросов не задавать, то и общаться затруднительно. Ну, так вот, задание у нас к тебе следующего рода: надо нам с Андреем слетать в одно место. Это – в нескольких тысячах километров отсюда, где-то на Алтае, точнее сказать не могу, сама не знаю, будем уже на месте конкретную точку разыскивать. Астрального присутствия нам не достаточно, нужно, чтобы мы там в физических телах оказались. Лететь туда самим в такой форме очень долго придется, а нам нужно силы беречь для одного важного дела. Так вот, нужно, чтобы ты нас на Алтай доставил, да как можно быстрее, ну а конкретное место мы, так и быть, сами найдем. Кстати, Андрей волновался, что ты из другой материальности состоишь, и наши физические тела передвигать не сможешь, но мне кажется, если ты активизируешь облачный фронт, то сможешь нас вместе с обычными грозовыми облаками двигать.

– Физические тела, говоришь, – как-то странно посмотрела на Аню с Андреем Ирудрана, – они не совсем физические, можно сказать, относительные… так что с этим проблем не будет.

– Что значит, «не совсем физические и относительные»?

– Ничего не знаю, что из меня вылетело, то и сказала… или сказал… все не могу понять, какого я рода. Ох, не мучьте меня, у меня от этого вопроса опять голова пухнуть начала!

– По-моему, – недовольно проворчала Аня, – твоя голова может пухнуть сколько угодно, и ей ничего не угрожает. Хоть все тело в голову перельется!

– Он, наверное, имеет в виду, что в нашем фрактальном коридоре мы в особом агрегатном состоянии находимся, – легонько толкнул Андрей Аню, – да не задавай ты ему вопросы, а то он капризничать начнет!

– Вот именно, – заныл бывший диплодок, – я, конечно, вашу просьбу исполню, куда мне теперь деваться, только ведь загвоздка в том, что я в определенной метеорологической зоне активен (или «активна», тьфу, ты), в зависимости от давления, влажности и воздушных течений, поэтому, как только из благоприятной зоны вылечу, то сразу же и засну, а там уж, в какую сторону меня понесет – одному Богу известно!

– Ты хочешь сказать, что отказываешься?! – насупилась Аня.

– Нет, нет, ни в коей мере, я же сам заинтересован! Нужно, чтобы вы еще стихиаль небесных воздушных течений вызвали, Зунгуфа. ОН, если его сильно попросить, может мне определенный воздушный коридор создать в нужном направлении, в котором я могу вас до места, не отключаясь, доставить. К тому же, он еще и на скорость передвижения способен заметно воздействовать, вам, ведь, как я понял, поскорее нужно? Кстати, что вы там, на Алтае, потеряли? Могли бы и на самолете слетать, не намного дольше.

– Что потеряли – не важно, – сурово сказала Аня, – как и ты, я так же далеко не на все вопросы отвечать могу. А насчет самолета – если не можем, значит, на то резоны имеются! А вот по поводу Зунгуфа, – это ты правильную мысль подсказал, как я сама не додумалась?! Давай, Андрюша, вызывай, у тебя, с твоими импровизациями, лучше получается.

– Зунгуфа, говоришь, – почесал Андрей затылок, – ладно, давай попробую.

Он настроился на новую стихиаль, и тут же из него полились следующие строки:

От утренних рос до вечерних туманов

Мы строим небесные рати,

Пасем караваны слонов и джейранов

И вдоволь даем поиграть им.

Глядишь, через час наши чудо питомцы

Уже не слоны, а сирены,

И дымчатый замок раскинул под солнцем

Свои живописные стены.

Слагаем сюжеты картин-приключений

Принцесс, королей и злодеев

Из облачных масс и воздушных течений,

(Порой их и вовсе развеяв).

И если в чарующих красках заката

Нахлынет души половодье

Не где-то близь снежных вершин Химавата,

А в наших российских угодьях,

И если все это удастся запомнить

Пред тем, как захлопнутся двери, —

Поверьте, мы очень старались исполнить

Одну из мильонов мистерий!

Ее мы узнали недавно,

Она о тебе, дева-Навна!

После уже знакомых Андрею ощущений невидимых сообщающихся сосудов, в окружающем пространстве откуда-то сзади, где все еще голубело чистое небо, потянулись туманные треки, словно от истребителя, летящего в верхних слоях атмосферы. Затем эти треки начали завихриваться, и вскоре из светлой туманной облачности (в отличие от темного облака-динозавра) сформировалась человекоподобная фигура, которая напомнила Андрею пастуха, по крайней мере на голове фигурировала пастушья шляпа, на боку – котомка, а один из тонких облачных треков, который болтался за спиной мог вполне сойти за длинный пастуший кнут.

– Ба, старый знакомый, – пропел пастух, переводя, как показалось Андрею, невидимый взгляд то на облако-динозавра, то на наших героев, которые, на фоне облачных гигантов, казались едва заметными крошками, и уж совсем невероятным могло показаться то, что подобные крошки способны были этими гигантами повелевать. – И какие предложения возникли у честной компании? – добавил он через некоторое время, остановив свой взгляд все же на Ане с Андреем, правильно оценив их, как главных фигурантов.

– Вот, – сказала Аня, – этот наш знакомый утверждает, что без тебя не сможет нам помочь, а у него есть один кармический должок, и отказываться нет никакого резона…

– Все точно, – прошелестел Ирудрана, – надо этих шаманов в одно место доставить, а ты же сам знаешь, за двести-триста километров отсюда я просто засну, нужно, чтобы ты воздушные течения на северо-восток выстроил, в район Алтая. А там, они говорят, сами нужное место разыскивать будут. Ну а мы с тобой позже за услугу рассчитаемся.

– Почему он нас шаманами назвал, – тихо спросил Андрей у Ани, – мы же с тобой, скорее, маги, чем шаманы, да и не похожи совсем.

– Наверное, шаманы чаще всего проблемами ветра и дождя занимались, – шепнула Аня, – так исторически сложилось.

– Что ж, надо, так надо, – пропел пастух, – всегда рад боевому товарищу помочь, к тому же лица с допуском вправе кое-что у меня попросить, разумеется, в пределах здравого смысла. Эх, спутаем мы, нынче, карты всем здешним метеорологам…

– И этого делать не придется, – вступил в разговор Андрей, – я временные потоки рассинхронизировал, и мы только внутри нашего фрактального тоннеля передвигаться будем, так что для здешних метеорологов (разумеется, по отношению к нам) время, можно сказать, остановлено.

– Ну, так тем лучше, – ничуть не удивился заявлению Андрея Зунгуф, – мне, как скажете, внутри тоннеля, так – внутри тоннеля. Честно говоря, если бы даже и не внутри тоннеля, мне на этих метеорологов глубоко наплевать, я частенько, вопреки их прогнозам, моих подопечных перегоняю совсем не туда, куда они предписывают, специально, чтобы им служба сахаром не казалась. Ладно, чего время тянуть, в дорогу, так в дорогу! Вам куда? В равнинный Алтай или в горный?

– В горный, – быстро сказала Аня.

– А точнее можно?

– В район Белокурихи! – неожиданно выпалил Андрей, и тут же сам удивился своему заявлению: откуда у него взялась такая уверенность, он сам не мог объяснить, тем более, что там они собираются искать, он понятия не имел, но точно знал, что именно туда, а так же то, что еще пару минут назад понятия не имел, куда именно они должны лететь.

– Ты точно уверен? – удивленно посмотрела на него Аня. – Я в своем вещем сне, о котором тебе рассказывала, на том камне, где мне Варфуша инструкцию оставил, прочитала, что ты откуда-то знаешь дорогу, но мне в это с трудом верилось. А точнее можешь сказать?

– Точнее не могу, – развел руками Андрей, – вдруг кусочек моего сегодняшнего сна, из которого эта коронетка пришла, вспомнился, и там я ясно увидел горную местность и здание с названием «Санаторий Белокуриха», и туда на автобусе компания, вместе со мной, взрослым, приезжает. Думаю, что это – подсказка, правда чувство такое, что этим наше путешествие не закончится. Словно бы надо тем маршрутом пройти, который я во сне видел. Правда, что там, в конце, не ясно.

– Это уж точно, – кивнула Аня, – так просто, без сучка и задоринки, не бывает.

Тем временем, Зунгуф, очевидно получив все необходимые сведения, – уже пропал из вида, превратился в дымные треки, протянувшиеся к горизонту туда, за Карпатские горы. Одновременно почувствовался все усиливавшийся свежий ветер, который до сей поры, не ощущался, а дымчатый динозавр стал отплывать от ребят, очевидно подчиняясь этому новому импульсу.