Она чувствует, как расслабление пробегает от ног к макушке, чувствует, как мышцы становятся ватными.

«Вик, я обещал тебе, что сегодня пойдем на выставку. Знаю, как ты мечтала туда попасть. Прости, я знаю, что обещал, но, к сожалению, не смогу с тобой пойти.

Билеты я купил, сходи с братом…»

– Да пошел ты! – Вика вновь срывается на крик. – Влад… – Она опять начинает плакать. – Ну зачем?

«Вик, я должен тебе все объяснить.

И ты, я думаю, меня поймешь.

Все написано в той стопке бумаг, что лежат возле телевизора. В этом письме мне не уместить всех подробностей. Если интересно, возьми с собой документы…»

Вика подходит к телевизору.

В самом деле, на полке сложена стопка.

Какие-то старые пожелтевшие страницы. Какие-то древние выцветшие черно-белые фотографии. Часть бумаг хаотично разбросана, другие скреплены и подшиты печатью с сургучом. Какие-то картонные папки с веревочкой вместо крепления, подписанные и пронумерованные от руки, как в старых фильмах про следователей.

Они завернуты в большой желтый конверт. Судя по надписи, посылка доставлена вчера.

На конверте печатными буквами написано: «Доставить и вскрыть до наступления двадцатилетия адресата». Отправитель не указан, и снизу маленькая приписка: «Прости, сын».

Девушка берет в охапку листы и возвращается за стол.

«Ты все поймешь, Вик, – продолжает она читать. – Я знаю«.

Третью ее сигарету сменяет четвертая, следом на очереди нервно прикуривается пятая. Девушка сидит с двумя заженными сигаретами одновременно и смотрит на мертвеца. Переполненная пепельница не вмещает окурки, и сморщенные ржавые фильтры рассыпаются по столу.

«Вик, спрячь это письмо. Не хочу, чтобы кто-то еще его прочитал.

Прости, что поставил тебя в такое положение.

Я помогу тебе выпутаться.

Ты сейчас растеряна, поэтому я все продумал заранее. Нужно действовать следующим образом.

Первое: забери конверт с документами и вынеси его из квартиры. Спрячь в надежном месте.

Второе: вызови полицейских.

В моем правом кармане ты найдешь немного денег, возьми.

Не спорь!

Мне уже ни к чему, а тебе пригодятся. Там же ты найдешь билеты на выставку и записку для полиции. Письмо для них разверни и оставь на столе.

Третье: когда прочтешь документы, сожги их. Уничтожь. Мое письмо тоже.

И, Вик.

Я тебя люблю. Всегда любил».

Веревка поскрипывает.

Тело Влада раскачивается, когда девушка просовывает руку в правый карман его брюк. Она нащупывает там билеты, завернутые в них деньги и аккуратно сложенный листок.

Записка.

Выведенная спокойным, ровным почерком.

Похоже, Влад старался, чтобы, не дай бог, никто не засомневался, что он умер по собственной воле.

Послание начинается с крупной надписи:

«В моей смерти прошу не винить никого из моего окружения!»

Ниже он писал слегка дерганым почерком, явно имитировал, что раздражен и рассержен.

«Я слишком устал!

Не хочу жить в этом мире, где столько несправедливости и такие высокие цены на бензин! Будьте вы все прокляты, упыри-бюрократы!

Теперь я свободен!

Вот вам! Выкусите!»

Ниже Влад пририсовал мужской половой орган и крупными стрелками со всех сторон обозначил направление к нему.

Вика оставляет листок на столе. Берет в охапку конверт и выходит на улицу.

Девушка идет и думает о том, что для полиции Влад написал какую-то полную хрень.

И кто в такую несуразицу поверит?

Хотя…

Что там в голове у самоубийцы?

К тому же для нее Влад написал еще более запутанную полную хреновую хрень.

Девушка прижимает к груди документы и смотрит по сторонам. Спрятать в надежном месте.

– И где оно, это твое надежное место? – говорит она вслух и переходит улицу на зеленый.

Вика заходит в магазин.

Старается не привлекать к себе лишнего внимания, кладет посылку в шкафчик для хранения сумок. Запирает ячейку на замок, прячет ключ в карман и прохаживается вдоль прилавков.

На автомате руки тянутся к упаковке детского питания. Она читает этикетку, но ее мысли сейчас где-то далеко.

«От ноля до трех месяцев. Выгодная акция один плюс один», – говорит она себе под нос.

Вика смотрит на ценник, дату изготовления и срок годности. Она читает состав продукта, какие в нем содержатся витамины, но мозг не воспринимает пустую информацию.

Девушка возвращает коробку на полку.

«Сейчас я вернусь в квартиру и позвоню в полицию. Сообщу о происшествии и дождусь их приезда».

Вика покупает на кассе упаковку мятных леденцов и шоколадку. Она не собирается их есть. Просто так покупает. Лежали бы возле кассы отвертки или колышки для походной палатки, купила бы их.

Девушка идет по проспекту. Бледная. Смотрит себе под ноги. Возвращается в квартиру. По пути она на всякий случай крепит ключ от ячейки к основному брелоку с ключами от дома. Надежнее места для тайника, чем ячейка в магазине, она не смогла придумать.

Вика заходит в подъезд.

Поднимается мимо изрисованного почтового ящика. Теперь послание в сердечке от безграмотного любовника вызывает у нее раздражение.

Стараясь выплеснуть эмоции, девушка как может быстро поднимается по лестнице. Она бежит, громко топает, хватается за поручень двумя руками, рывком перепрыгивает через несколько ступенек.

Вика со злостью захлопывает дверь и закрывает замок.

Девушка запыхалась. Она тяжело дышит. Она снимает обувь и проходит в комнату.

Дальше все происходит как во сне.

Ее пальцы сами жмут на кнопки старенького мобильника Влада, набирают короткий номер. Ее губы сами дрожащим голосом сообщают оператору, что ее любимый покончил с собой. Ее уши слушают в трубке вежливый ответ девушки о том, что полиция уже выехала, что теперь нужно оставаться на месте и дожидаться их прибытия.

Мозг упорно отказывается верить в происходящее.

– У нас будет ребенок, – сообщает Вика и кладет телефон на стол.

Она снова плачет.

Слезы не текут, слезы закончились, но девушка продолжает плакать.

– У нас будет ребенок! Сын! Твой сын!

Вика колотит кулаками Влада по спине. Она не хочет, руки сами бьют любимого.

– Ты слышишь меня?

Влад, конечно же, ничего не слышит.

Вика обнимает его остывшее тело.

Она рыдает ему в рубашку, которая все еще пахнет таким знакомым и таким родным его особенным запахом.

* * *

– Пожалуй. Если сможешь, тогда встреть его, а я потом.

– Пап, конечно. Езжай, – не дает договорить Вика. – И встречу, и накормлю, и уроки проверю. Не волнуйся, мы уже не маленькие дети.

После смерти матери отец стал… как тут получше выразиться… слишком заботливым.

Достал своей гиперопекой.

Вике уже восемнадцать, она закончила школу, она взрослая, она уже не ребенок. У нее у самой будет ребенок, о чем, кстати, до сих пор никому, кроме своего Влада, не рассказала.

– Я позвоню через пару часов.

– Да-да. Знаю. Позвонишь, убедишься, что у нас все хорошо. Топай уже, опоздаешь. Кошелек свой не забыл?

– Моя дочка.

Отец улыбается, показывает кошелек, обнимает дочь, набрасывает куртку и выходит из дома.

Вика смотрит в окно, наблюдает, как он проходит через двор, попутно гладит подбежавшего к нему и виляющего хвостом Шампа.

Отец оборачивается и напоследок еще раз машет дочке, притаившейся за занавеской.

– Ох, да иди уже, – брюзжит Вика и отходит от окна.

Она слышит, как захлопывается металлическая калитка.

Девушка переодевается.

У нее есть пара свободных часов. Нужно успеть сходить в магазин, купить хлеб, того-сего и приготовить обед.

Скоро брат вернется из школы.

Вика собирается, прячет свои непослушные кудряшки под шапкой.

Девушка берет с тумбочки сумку. Тканевая, с растрепанными ручками. Она ее сама сшила из старой рубашки.

Вика считает, что пользоваться полиэтиленом – преступление, и поэтому никогда не покупает на кассе пакет, даже если у нее нет под рукой своей самодельной сумки.

Вика выходит во двор.

Сегодня она не запирает за собой дверь. Девушка решила, что пойдет в магазин, который расположен совсем рядом с домом.

– Скоро вернусь, – говорит она псу и выходит за калитку.

Шамп виляет хвостиком, провожает, прыгает на забор, но не лает. Молодой, не породистый, но вполне воспитанный пес.

Вика идет в соседнее здание с вывеской «Все для дома».

В одной из ячеек для сумок этого проклятого магазина девушка спрятала желтый почтовый пакет.

Она целый месяц не появлялась там.

Ей было страшно.

Ей не хотелось вновь погружаться в кошмарные воспоминания. Девушка обходила магазин стороной и носила продукты из соседнего, который расположен значительно дальше. Приходилось бежать бегом, чтобы папа, не дай бог, не догадался, что закупается его дочь где-то в другом месте.

Как бы она объяснила такой странный поступок?

Нелогично.

Поэтому и приходилось бежать через два квартала с тяжелой ношей в руках, чтобы по времени выглядело, что Вика просто задержалась из-за длинных очередей.

Прошло достаточно времени. Она, конечно же, еще не смирилась со смертью Влада, но боль от утраты поутихла.

Пора.

Сегодня она уверена. Она точно зайдет в магазин «Все для дома».

Вика готова.

Готова узнать причину, по которой ее Влад покончил с собой.

С тех пор как она спрятала в ячейке этого магазина документы, она даже не смотрела в сторону яркой светящейся вывески. И вот она стоит на пороге, смотрит на график работы, и ее рука тянется к дверной ручке.

Вика проходит мимо ячеек для хранения сумок.

Украдкой смотрит на ящик с номером тридцать шесть.

Кажется, заперт.

Вроде бы никто не открывал ее тайный сейф.

Вика проходит в продуктовый отдел. Берет хлеб, несколько булочек, куриное филе и небольшой кусочек сыра. Достаточно брату на обед. Приготовит суп и тосты с сыром. Она планировала много что еще купить, но мысли теперь заняты ее тайником.

Нужно как-то незаметно забрать содержимое ящика.

Вика подходит к кассе.

Еще мгновенье, и она столкнется с пугающими воспоминаниями. Еще минута, и она поспешит домой разбираться с причинами смерти ее Влада.

– Девушка.

Вика смотрит на кассира.

– Девушка, вы меня слышите?

– А? Что?

Вика задумалась и пропустила мимо ушей вопрос.

– Я говорю, дисконтная карта у вас есть?

Вика мотает головой и протягивает деньги. Она расплачивается, складывает покупки в сумку и осторожно посматривает на свой сейф.

Наверняка охранник что-то подозревает.

Он как-то не так смотрит на Вику. Как-то строго. Его брови сведены. Он стоит возле выхода, скрестив руки над бейджиком со своим именем, и энергично жует жвачку.

Следит.

Или это фантазии?

Паранойя?

Вика суетливо убирает сдачу в карман.

Охранник, кажется, все еще смотрит на нее. Он переминается с ноги на ногу, раскачивается. Лениво зевает, достает телефон и начинает увлеченно что-то читать с экрана.

Вика отходит от кассы.

Девушка старается держаться естественно и спокойно, хотя вряд ли у нее это хорошо получается.

Главное, не паниковать.

Сейчас она медленно подойдет, откроет дверцу и заберет документы.

Что здесь такого? Ничего криминального. Простой покупатель совершил покупки и идет забрать свои вещи.

Девушка приближается к тайному сейфу. Она повторяет про себя, что она обычный покупатель. Обычный неприметный покупатель. Обыкновенный, коих миллион.

Вика останавливается возле ячейки.

Она не смотрит по сторонам. Взгляд ее останавливается на цифре тридцать шесть, а руки нащупывают в кармане связку ключей. Вот зачем она убрала сдачу в этот чертов карман? Вика ругает себя. Представляет, как она достает ключ, монеты рассыпаются по полу, и все посетители магазина, включая охранника, смотрят на нее.

Вставляет ключик в замок. Рука трясется. Не получается с первого раза попасть в замочную скважину.

Хорошо хоть никакие монеты не высыпались.

Проворачивает.

– О! Смотрите! Нашелся хозяин! – слышится грубый голос охранника за спиной.

Вика замирает. В висках пульсирует. Девушка чувствует, как напрягаются все ее мышцы.

– А ты говорила, бомба. Бомба, надо ментов звать, – обращается он к кассирше и громко смеется.

Вика не оборачивается.

Она придумывает объяснение. Наспех сочиняет, что бы такого убедительного сказать в свое оправдание.

– А это не бомба, – продолжает охранник свои рассуждения. – Это просто Маша-растеряша. Вернее, забываша. Да?

Охранник смеется своему глупому каламбуру. Он, похоже, много раз репетировал у себя в фантазиях это выступление.

Вика смотрит на охранника.

– Что, девушка, оставили? Забыли? А потом переживали? – Он будто хочет произвести впечатление на ту молоденькую кассиршу. – Зря переживали. У меня ничего не пропадает. Все в целости и сохранности!

– Да. Спасибо. – Вика робко улыбается и пожимает плечами.

Вика достает желтый конверт и благодарит охранника за заботу.

Она хочет, чтобы мужчина, который, к слову, стоит гордый, кажется, даже в размерах увеличился, отошел от нее подальше. Супермен магазинный.

«Иди уже, – говорит Вика про себя и сохраняет натянутую улыбку. – Иди-иди. Отвернись от меня».

Сейчас он заметит, что ключ пристегнут к общему брелоку, и придется что-то сочинять, как так вышло.

– О. Да я смотрю, вы и ключ пристегнули?

Он все-таки заметил.

– Понимаете, я это чтобы… – начинает оправдываться Вика.

Но охранник перебивает ее:

– Чтобы не потерять.

Вика бегает глазами по сторонам и не знает, что ответить.

– Дайте угадаю! Вы уже в каждом магазине попробовали отпереть. – Он самодовольно хохочет. – Угадал?

Вика улыбается и кивает, мол, да, угадал. Мол, проницательный охранник видит ее насквозь.

– Я все знаю. – Он двигает указательным пальцем. – Все магазины проверили. Но это вы зря. Такие замки только у нас! Надежность, качество.

Вика кивает и продолжает улыбаться. На этот раз улыбка у девушки неподдельная.

Этот недоумок опять сам ее оправдал.

Девушка забирает конверт.

– Спасибо. – Она возвращает ключ и торопится к выходу.

– Заходите еще, будем рады. Мы ценим клиентов. Каждого клиента! – Он говорит и подмигивает, отчего его глупое лицо выглядит еще более противным.

Вика не отвечает.

Теперь она, естественно, зайдет. Больше ей ничего не мешает закупаться поблизости.

По пути домой она прокручивает в голове этот разговор и раз за разом продолжает удивляться глупости охранника.

Вика возвращается.

Дома все спокойно.

Шамп беззаботно лежит возле будки и посматривает на свою хозяйку, которая вернулась с полной сумкой ароматной выпечки и подозрительным желтым пакетом под мышкой.

– Держи.

Вика подбрасывает булочку.

Пес подскакивает, ловит еду на лету и разжевывает сладкую сдобу, растряхивая слюни в разные стороны.

Вика проходит в свою комнату.

Оставляет сумку на полу и садится за стол.

Ее уже не заботит, что скоро вернется братик и лучше бы ей сейчас позаботиться об обеде. Если Димку сразу по приходе не усадить за стол, потом не дозовешься.

Плевать.

Сейчас Вику волнует лишь одно. Желтый конверт.

Ровно месяц ей понадобился, чтобы собраться с мыслями и решиться забрать жуткое послание из прошлого.

Девушка осторожно вынимает содержимое конверта.

«Вскрыть до наступления двадцатилетия адресата».

Запах старости, запах заброшенных библиотек, запах истории вырывается из пакета.

Странная надпись на обертке не дает ей покоя.

«Прости, сын».

Влад никогда не рассказывал о своих родителях. Вика пару раз пыталась его расспросить, но Влад уходил от разговора. Он, похоже, стеснялся своей семьи. Ему эта тема причиняла боль.

Девушка сомневается. Может, лучше выбросить? Сразу сжечь и забыть? Выбросить из головы. Влада все равно уже не вернуть.

В конце концов любопытство пересиливает страх и нерешительность. Вика раскладывает бумаги на столе и принимается за свое расследование.

Официальные листы со старыми гербовыми печатями, судя по всему, чьи-то заявления, объяснительные, свидетельства о смерти. Девушка отодвигает их в сторону.

Вика перебирает и сортирует документы так, чтобы ей после было удобно в них разбираться.

Читать все подряд, наверное, нет смысла.

Она ищет глазами знакомую фамилию или хотя бы фотографию, но пока безуспешно.

Инструкция КГБ СССР номер сто восемь от двадцать четвертого августа тысяча девятьсот пятьдесят пятого года «О порядке рассмотрения заявлений граждан с запросами о судьбе лиц, осужденных к ВМН».

На папке значится: «Совершенно секретно».

Она не знает, даже не догадывается, что такого секретного скрывается в папках и что означает загадочная аббревиатура ВМН.

А даже если бы и знала, Вику сейчас не заботит, кто кого и за что в те далекие годы приговаривал к высшей мере наказания, к расстрелу.

Ее не беспокоят чужие тайны, ее не интересуют сохранившиеся снимки каких-то незнакомых улыбающихся людей. Безразличны все эти засекреченные досье, докладные записки народному комиссару внутренних дел СССР и прочие артефакты прошлых лет.

Все внимание Вики приковывает к себе потертая темно-синяя тетрадь. Среди официальных документов она явно лишняя.

Чей-то дневник.

Девушка раскрывает тетрадь и читает.

«Привет, сынок.

Я не знаю, как тебя сейчас зовут, поэтому буду обращаться к тебе «сын».

Если тебе интересно, мы с матерью назвали тебя Михаилом, в честь твоего дедушки.

Думаю, если ты читаешь эти строки, меня уже нет в живых.

Я записываю всю историю, так как знаю, что, скорее всего, мы с тобой никогда не увидимся, и мне не удастся с тобой поговорить».

Сомнений нет, это послание от отца к Владу. Вика нашла то, что искала. В этой тетради, она уверена, она найдет все ответы.

Девушка принимается читать.

«Сейчас я сижу возле твоей кроватки и наблюдаю, как ты двигаешь своими маленькими ножками, стараясь стянуть с себя одеялко. Я пишу, слушаю твои мурлыканья и знаю, что это последний раз, когда я смотрю на тебя.

Знай, я сделал все, что мог. Но этого оказалось недостаточно.

То, как я собираюсь поступить с тобой, это вынужденная мера. Был бы другой выход, все было бы иначе. Но это «если бы». Вариантов у меня нет.

Еще знай: то, что случилось с твоей мамой…

Это случайность. Это несчастный случай, в котором я виноват. Если бы мог, я бы жизнь отдал, лишь бы предотвратить.

Прости.

Сейчас это уже не имеет никакого значения. Все, что я сейчас могу для тебя сделать, это уйти. Лучшее, что могу предпринять, это оставить своего любимого сына.

Попрошу добрых людей позаботиться о тебе.

Сынок, я должен рассказать.

Я обязан написать тебе все, что знаю сейчас и чего, к сожалению, не мог знать, когда твоя мама была еще жива».

Вика не замечает, как ее рука следом за первой достает из сумки вторую булочку.

– Похоже, это твой дедушка писал, – говорит Вика с набитым ртом, обращаясь к животу, и перелистывает страницу.

«Запомни, сын! Тебе нельзя злиться!

В тот день, когда тебе исполнится двадцать лет, а я надеюсь, это письмо тебе доставят вовремя, и ты прочтешь его до того, как будет уже слишком поздно… так вот, когда тебе исполнится двадцать, ни за что, ни по какому поводу не смей злиться.

Предупреждаю.

В то, что я тебе расскажу, трудно поверить. Но это чистая правда».

Вика усаживается поудобнее.

Похоже, чтение ей предстоит увлекательное. Она хочет как можно больше узнать о родственниках Влада. Она расскажет своему ребенку, кем были его бабушка и дедушка по папиной линии.

«Сын, я не мастер сочинять письма. И не знаю, как тут лучше начать.

Поэтому буду писать по порядку все, о чем мне известно, и что, как мне кажется, может оказаться тебе полезным.

История берет свое начало еще в те далекие годы, когда твой дедушка был молод.

Ты о нем наверняка ничего не знаешь.

Звали его Михаил Григорьевич.

Человеком он был, прямо скажу, неоднозначным. Оценивать его поступки я не вправе.

Да это уже, наверное, и неважно.