4. От писательства к музицированию

Но пробил час, и в один прекрасный день (а день и правда был солнечным и светлым) после уроков встретились мы на футбольном поле с Горшком и Поручиком. И говорят они мне человеческим голосом: «А давай создадим вместе группу».

Рисунок М. Горшенева

Рисунок М. Горшенева

Идея мне сразу понравилась, я согласился, и мы принялись рассуждать, что будем делать и кого в группу возьмем еще. Кстати, идея понравилась многим моим одноклассникам, но вступать в группу никто так и не захотел.

Вскоре нам стало понятно, что если группа у нас будет музыкальная, то нам не хватает инструментов и умения на них играть. Это нас не смутило, но несколько приостановило. И вот тут случилось одно из первых чудес, которые в истории нашей группы впоследствии происходили довольно часто.

Рисунок М. Горшенева

Горшок нашел в 40 минутах ходьбы от дома подростковый клуб. Этот клуб не относился к нашему району, но в нем была какая-никакая аппаратура, был музыкальный руководитель и нас (о, да!) пустили туда раз или два в неделю играть. Там были барабаны, электрогитара, бас и микрофоны! Первым делом муз руководитель, молодой такой и прикольный парень, спросил: «Кто умеет играть на гитаре?» Горшок поднял руку. И стал гитаристом (к нему домой уже четыре раза приходил учитель гитары). «А кто хочет научиться?» – спросил музрук. И я взял в руки бас-гитару. Так что Поручику остались барабаны.

Рисунок М. Горшенева

Рисунок М. Горшенева

Помню, как с самого начала учитель явил нам чудо (для нас на тот момент). Мы решили играть песню группы «Кино» «Группа крови». И вот учитель послушал песню и прямо с пленки – практически из воздуха – снял аккорды и показал, как ее играть. До этого мы слушали песни как единое полотно, а оказалось, что, если прислушаться, то можно расчленить любую песню на дорожки. И услышать отдельно гитару, бас и все остальное. И после этого на слух подобрать аккорды.

Таким макаром мы изучили и с успехом играли четыре вещи:

1. «Кино» – «Группа крови».

2. «Алиса» – «Красное на черном».

3. Твист.

4. Еще какая-то пьеска, не помню.

Мы собирались каждую неделю и производили на свет эти волшебные звуки. Сами. Это было фантастическое ощущение. Опять-таки никаких планов или желаний по поводу музыки у нас не было, нам просто было хорошо, когда мы играли.

А однажды весной приходит Горшок в гости и говорит: «А давай сыграем мою песню!»

Как так? Покажи! Это была еще одна новая концепция. Оказалось, можно не только снимать чужие песни, но и придумывать свои! Это было потрясающе! Но меня смутило то, что в куплете четыре аккорда, «как у всех», и я уговорил Горшка все изменить. Правда, тогда совершенно менялись куплетная мелодия и размер стихов, но так было даже интереснее, тем более что из новой мелодии получился новый припев, и так далее. Со стихами получилось примерно то же самое, только наоборот. Поскольку на тот момент в нашей компании я был уже признанным авторитетом по стихам (мама всегда заботилась о моем литературном образовании), то и переделывать их пришлось мне. Под внимательным присмотром друга. Помню, как прямо в автобусе, по дороге на репетицию, я диктовал какие-то строчки, а Горшок записывал, а потом наоборот. И так как ехать было недолго, то к концу поездки у нас скопилось множество отдельных строчек, которые мы, придя на репетицию, попытались сложить в четверостишия. И, конечно, разобрать и спеть всю песню.

И мы сделали это и даже записали эту песню на магнитофон «Беларусь», который Горшок взял у младшего брата Леши (в будущем – нашего барабанщика). Таким образом, мы в первый раз услышали из магнитофона свою (!) песню. Мы целый день ходили по друзьям и включали ее. Вставляло не столько то, что песня, например, хорошая, а то, что она – наша! На память об эпохальном событии я оставил две наскальные записи в парадном у Анюты Сбруевой и Ксюши Пасмурновой с числом и подписью. Так мы теперь знаем, что это произошло второго марта. И мы стали считать этот день днем рождения нашей группы, которую решено было назвать «Контора». Хотя других песен у нас пока не было, да и название тоже было весьма условным. Настоящее название появилось, когда к нам присоединился Андрюха, но это уже совсем другая история…

Магнитофонная запись та через день была случайно стерта – что-то не заладилось в Лешкином магнитофоне. А еще через месяц клуб закрылся на ремонт и больше для нас не открылся.

Ту первую песню, а называлась она «Я иду к тебе домой», мы ни разу даже текст не дописали, но нас ужасно вштырила идея самим писать песни. Всегда хотелось двигаться вперед, к новым горизонтам, ради этого можно и оставить старые вещи недоделанными. Поэтому сейчас, спустя 25 лет, когда я решил воссоздать нашу первую песню, мне пришлось использовать воспоминание о моих ощущениях того времени. И получилось, по-моему, очень убедительно и правдоподобно. А тогда… Тогда мы начали сочинять собственные песни. И больше не прекращали.

5. Знакомство с поэтом из Купчино, 1988-1989

Когда подростковый клуб закрылся, мы как-то не особо расстроились. Это было место, где мы играли чужие песни, а дома мы могли сочинять свои. У нас было две акустические гитары и планы на создание такого, для чего и оркестра было бы мало. Причем музыкой наши планы не ограничивались. В идеале это должен быть целый театр, живущий собственной жизнью, – мы, дав ему жизнь, должны были просто наблюдать за процессом.

Но время шло, мы закончили восьмой класс, то есть получили неполное среднее образование. У нас с Горшком было общее дело, общий секрет и, хотя мы еще не знали, как с ним поступить, были полны энтузиазма.

Рисунок М. Горшенева

Рисунок М. Горшенева

На дворе стоял 1988 год, Горбачев все еще был генеральным секретарем Центрального Комитета Коммунистической Партии Советского Союза, и ничего интересного или перспективного в дальнейшей общественной жизни ни я, ни Горшок не видели. Всех окружающих нас людей – родителей, одноклассников – волновали такие вещи, как дальнейшая учеба, институт, хорошая работа. Всех, но не нас.

Я сказал маме, что хочу быть музыкантом, а все остальное интересует меня только как средство для достижения цели. Горшок придерживался того же мнения, поэтому мы всегда старались держаться вместе. После восьмого класса Поручик понемногу стал от нас отдаляться и, в конце концов, пошел по стопам отца-рабочего. А отец его был суров и не представлял будущее сына без приличной работы. Горшок каким-то образом поступил в нормальное художественное училище, где, по слухам, когда-то учился Цой. Там можно было пинать балду, но родители при этом считали, что ребенок при деле. И там Горшок, к счастью для нас всех, познакомился с Князем. Но об этом позже, хотя, пока не забыл, забегая вперед, расскажу, как Горшок сдавал в училище выпускные экзамены. По причине его «примерного» поведения, «безупречной» посещаемости и «отличной» успеваемости преподаватели очень хотели от него избавиться. Поэтому на экзамене Горшку показали кисточку, шпатель и краски и спросили: «Что это?» Горшок на все три вопроса ответил правильно и получил аттестат.

Я же после восьмого класса поступать никуда не хотел и пошел по пути наименьшего сопротивления – остался в школе еще на два года – в девятом и одиннадцатом классах (десятого не было, потому что нас настигла очередная школьная реформа). Без приключений не обошлось. Дело в том, что из трех восьмых классов решили сформировать один девятый, а это значит, что от «лишних людей» нужно было избавиться. Составили специальную комиссию, и ребят либо отсеивали, либо брали с них обещание вести себя хорошо. Все, кто хотел в девятый класс, шли учиться с прицелом на институт, и им было не до глупостей. Из парней нашего класса выбраковали всех, кроме меня. Я просто отказался забирать документы, и, как учителя ни старались, избавиться от меня им не удалось. Так я получил еще два года для занятий музыкой, хотя делал вид, что учусь в школе.

Наступил 1989 год, и его тоже можно считать годом образования группы, ибо Горшок познакомился с Князем и привел его в нашу компанию. Хотя тогда мы еще не догадывались, какое это эпохальное событие. Ведь в дальнейшем это знакомство переросло не только в творческое слияние, но и вылилось в то самое единство душ, которое встречается раз в сто лет.

Ну а пока мы сидели с гитарами, писали стихи, песни и небольшие рассказы. Ходили на все рок-концерты, на какие только могли пробраться. Шлялись по улицам в совершенно несусветной одежде и устраивали веселые и бессмысленные перформансы – лишь бы происходило что-то непохожее на все, что положено и как принято. Протест против всего и всех надежно укрепился в нашем сознании и поведении.

Рисунки М. Горшенева

Как-то, гуляя по центру города, мы обнаружили, что в помещении красного уголка Ленинградского рок-клуба находится Школа ритма Игоря Голубева. Игорь Голубев был потрясающим человеком со своим пониманием музыки и ритма и собственной уникальной методикой преподавания. Позже в России я никогда ничего подобного не видел. Именно там мы почерпнули идею, что рок-музыка – это, прежде всего, энергетика, а не просто музыка и текст.

Там же, в красном уголке рок-клуба, прошел наш самый первый (формально второй, первый был в подростковом клубе «Петроградец») концерт. Точнее это был этакий экзамен, где все группы показывали, чему научились. Мы сыграли «Я иду по улице» (моя), «Моросит осенний дождь, или Покойник» (Князя) и еще одну нашу совместную с Горшком песню на условно-английском. К концу выступления Горшок всех рассмешил. Из-за его экспрессии микрофон стал медленно съезжать вниз по стойке. И Горшку пришлось постепенно наклоняться за ним, так что конец песни он исполнял уже на корточках.

Так вот, возвращаюсь к знакомству с Князем. Однажды Мишка рассказал, что в его училище есть прикольный пацан, пишет очень интересные вещи, которые мне обязательно нужно почитать. И дал толстую тетрадку с рисунками и стихами. Я помню, что мне понравились даже не сами стихи, а то, что в тетради были целые рассказы с картинками, из которых, так сказать, по мотивам, были выведены стихи. Причем, как мне кажется, никакой концепцией это не было, просто Князь лепил все подряд. И только потом, уже в результате знакомства с Горшком, идеи Князя приняли более четкие формы.

Впрочем, я снова забегаю вперед. А сейчас нужно рассказать о нашем первом альбоме «Ересь».