Цитаты из книги «Культурные коды экономики. Как ценности влияют на конкуренцию, демократию и благосостояние народа»

Стратегия – это искусство отказа.

Еще до количественных исследований Алгана, Каю и их соавторов, в 80-е годы ХХ века, американский экономист Мансур Олсон[30], автор теории коллективных действий, пришел к выводу, что немецкому и японскому экономическому чуду предшествовал скачок доверия внутри страны. Сначала происходило накопление доверия – это такой опережающий симптом будущего экономического чуда, после которого начинается собственно чудо.

В-третьих, опираться можно на «невозможную трилемму» Кейнса: направление развития зависит от того, что вы избираете – свободу, справедливость или эффективность. Если вы говорите, что вы хотите достичь всего, это означает, что вы едете одновременно на север, юг, восток и запад, то есть вообще не трогаетесь с места. Стратегия – это искусство отказа.

Еретические мысли нередко проходят несколько фаз развития, когда сначала все говорят «что за чушь», потом «что-то в этом есть», и, наконец, «кто же этого не знает».

Если мы сравним Россию с другими странами, например, Германией, США, Китаем, Японией, то заметим, что мы больше похожи на немцев, китайцев и японцев, чем на американцев. Но и тут есть существенное отличие. Если коротко описывать специфику российского портрета, то я бы сказал, что в нем есть три особенности и одна загадка. Особенность первая: как и у китайцев, в известной мере – японцев, у нас высокая дистанция власти, то есть мы относимся к власти как к символической ценности (руками не трогать!), а не как к деловому партнеру. Но это не предельная характеристика, потому что в мире есть страны, где дистанция власти еще выше, чем в России. Особенность вторая: мы являемся мировыми лидерами по уровню избегания неопределенности, боязни новых ситуаций и изменений. Особенность третья. Если говорить о больших нациях, о наших экономических партнерах и конкурентах, которых я упомянул выше, то наше главное отличие от них в том, что они – маскулинные нации, а мы – феминная. Мы не настроены на массовое стандартизированное производство.

Она, на мой взгляд, решается именно путем последовательных шагов и промежуточных институтов, и начинается этот путь с налоговой демократии. Давайте посмотрим на наш печальный опыт трех десятилетий для того, чтобы понять роль налоговой демократии.

академик Полтерович, настаивает на том, что в России нужно было не развивать ипотеку, которая дорога и мучительна, поскольку страна не имеет большого банковского опыта, а вводить промежуточный институт, по примеру австрийских Bausparkassen – строительных сберегательных касс, похожих на советские жилищные кооперативы.

В системе «великих реформ» Александра II земству отводилась роль инструмента территориального развития, подъема местной экономики, и уже после гибели Александра II Россия показала высокие темпы экономического роста, которые были следствием этих реформ, в том числе земской. В политическом отношении земство фактически привело к созданию Государственной думы с куриальной системой, то есть поэтапному переходу к ограниченной монархии. Да, не получилось развить этот успех, но экономический эффект конца XIX – начала ХХ века был значительным.

Где начался южнокорейский успех? В чеболях. Чеболи – это невиданные прежде институты, противоречащие рекомендациям западных экспертов. Западные эксперты говорили: не берите на работу родственников – это создает ненужные коллизии. Интересно, подумали корейцы: а если организовать крупные (внимание!) промышленные концерны на основе родственных кланов?

Маленькая Словения решала общую для всех стран Восточной Европы после крушения Советского Союза и Варшавского договора проблему, а именно – проблему приватизации. Но пошла она не теми путями, которыми пошли другие страны. Схема, примененная в Словении, привела вроде бы к неправильному экономическому результату, а именно – две трети предприятий в стране оказались в собственности трудовых коллективов. Экономическая теория считает этот формат неэффективным. Возможно, он и неэффективен, но Словения стала наиболее быстро развивающейся страной на постсоветском пространстве и достигла такого же валового продукта на душу населения, как Португалия.