«Ножки тоненькие… А жить-то?! Ой как хочется!.. Хорошо устроился пацанчик! Тут тебе и тепло, и покой с бинтами… И спирт!..» – завистливо рассуждал я, одновременно надевая принесённую солдатскую форму…

Выйдя на коридорную пролётку, оглядел себя нового в настенном зеркале: «Огурец, блин!..» Провёл ладонью по выбритой голове: «Надо маслом натереть бильярду и зайчиков пускать на солнце…» Обернувшись, посмотрел на тёмное окно… Зашёл в фельдшерскую каптёрку и спросил, сколько времени…

– Двадцать два десять! Отбой по части!.. И лазарету тоже!.. – недовольно затараторил санинструктор. – Иди ложись спать, Борисов!.. Дежурный прибежит – по телефону сообщат… Мы тебя разбудим… И не шатайся по медпункту!..

Не раздеваясь, «батутным прилягом» плюхнулся на койку. Скрип кроватных пружин несколько секунд перемешивался со звуками кряхтений, урчаний, тихого похрапывания… Кто-то провокационным трубачом в тёмном углу палаты мажорным пуком прогорнил ложную «Зарницу»… «Однако ж!.. Носики-курносики сопят…» – с ухмылкой напел про себя мотивчик хитовой песни Валентины Толкуновой…

– Подъё-ом!.. Борисов! Подъём! – фельдшер с торопливой нервозностью тряс меня за плечо. – Быстренько протирай глаза и дуй к штабу!.. Там! У крыльца! Тебя ждут Зверюгин и Леденцов!..

– Слышь, сестричка?! А он что?! Намеренно фамилию изменил?! Ну Зверев… Ну Зверобоев… Ну, бл…! Не слышал я такой фамилии!.. Ему с таким погонялом! Лет семьдесят назад! Сподручней было б в Семёновских войсках служить! Иголки под ногти комиссарам запихивать!..

– Не морочь мне голову, Борисов! Нам всё равно, Зверюгин или Барсюгин… Лишь бы человек был хороший… – томно, распевно выговаривая, урезонил меня еврейчик… – Поторопись давай к штабу! А то неприятности схлопочешь!..

– Всё равно лизать не брошу… Потому что он хороший…

– Ты! На что это намекаешь, солдат?! – дёрнувшись всем телом, взвизгнул он.

– На плюшевого мишку… Которого у тебя в каптёрке видел… Почаще тренируйся на нём уколы делать… А то вчерась в процедурной… солдатик так орал! Что я, со сна очнувшись… подумал… что нахожусь в камбоджийских джунглях… Ну! Покедова, фельдшерюга! Не поминай лихом!..

– Катись отцеля, хам!..

Выйдя на крыльцо санчасти, глубоко вдохнул ещё прохладный утренний воздух, постоял, опершись на перила, подавляя засос тревожной прострации… Видимо, не случайно америкосы во многих кинофильмах вопят: «Хьюстон! Хьюстон! У нас проблемы! Спасайте наши задницы!..» Чирикая, пролетела воробьём под пилоткой паникёрская афоризма чужеземных обстоятельств…

«Левой… Левой, солдат… Не выказывай беспокойства…»

Подходя к штабу части, увидел стоящих у автомобиля двух офицеров: капитана Зверюгина и того самого – старшего лейтенанта Леденцова. Высокого и атлетически сложённого. Старлей весь был с головы до ног в военном индпошиве. Офицерская фуражка с «пиночетовской» высокой тульёй и с лакированным костяным козырьком. Шерстяное английское сукно формы. Чулочным обтягом в голенищах, блестящие сапоги… «Наверное, из солдатской кожи…» – чёрным сарказмом невзначай вылетело шёпотом из уст оценочное заключение…

Остановившись, быстро оправил форму и строевым шагом подошёл к офицерам, чётко, с пристуком каблука сапога, отдав им честь…

– Товарищ капитан! Рядовой Борисов! По вашему приказанию прибыл!..

Офицеры медленно, с ухмылками, осмотрели меня. Прервав «обглядную» паузу, капитан, слегка кашлянув в кулак, произнёс:

– Рядовой Борисов! Поступаешь в распоряжение старшего лейтенанта Леденцова!..

– Разрешите, товарищ капитан, задать…

– Отставить, рядовой! Будешь много задавать вопросов – поедешь в трубопроводную ассенизаторскую часть! Слоником служить! Не расставаясь с противогазом! Так что! Шагом марш в машину! Старший лейтенант Леденцов, Георгий Львович, будет задавать тебе вопросы!..

В машине я перекинулся парой фраз с шофёром. Кто из какого «зоопарка» родом, о том о сём, солдатском… Офицеры ещё минут пять курили и смеялись, обсуждая что-то неординарное. Затем Леденцов сел в кабину на переднее сиденье и нарочито хлопнул дверью…

– Поехали отсюда! Смерть колымагская! Заводи бибику!.. – рявкнул он водителю-киргизу, с которым я успел познакомиться…

Поначалу ехали молча. Выехав на МКАД, Леденцов, не оборачиваясь, повёл разговор:

– Взял я к себе тебя, Борисов, не за художественный авангард… Таких, бл…, Бендеров в любой части хватает… Поэтому… заруби себе на носу! Такая культяпная гамадрилья! У меня в роте не проскачет! На хитромудрую задницу! У нас найдётся ключ – хрен с винтом!..

– Так у меня же гайка на пупчике, товарищ старший лейтенант…

– Ты про чё это пискнул, солдат?! Какая гайка?!

– Отверну – и жопа отвалится… – улыбаясь, глядя в боковое окно, брякнул я…

– Шутишь?! С огрызмом шутишь! Это хорошо!.. Не прогадал я в тебе, Борисов, когда просматривал твоё «Личное дело»… Так вот! Ты слушай, солдат, и больше не перебивай!.. Скоро приедем в часть… Зайдём уведомлением в штаб… Опосля в роте перед строем представлять тебя будем…

Затаив дыхание, я слушал Леденцова, побаиваясь даже ёрзнуть на сиденье, чтобы смягчить толчки, броски, удары от ухабистой дороги…

– Так как у нас в части не хватает младших офицеров, временно будешь исполнять обязанности замполита роты… Одновременно!.. Комсорга и спортивного организатора… В документах указано!.. Что ты, Борисов, КМС по велоспорту… Но так как у нас в армии велосипедов и самокатов нет! На них, бл…, фрицы ездили! Будем много бегать!..

В деле также отражено, что ты награждался грамотой от райкома комсомола…

– Да-а, за дополнительные, разнородные членские взносы, которые учтиво собирал с товарищей… Ну там… ДОСААФ, Красный Крест с полумесяцем, в защиту социализма Анголы… – достав платочек и сморкнувшись, скромно добавил я новые подробности к своей биографии…

Леденцов, ухмыльнувшись, продолжил:

– …На протяжении четырёх лет обучения признавался одним из лучших комсоргов отделения и техникума… Вёл кружок и собирал студенческие семинары-собрания по эстетико-нравственному воспитанию молодёжи…

– И в школьной пионерии звеньевым был!.. – подпрыгнув на сиденье, во всё горло гаркнул я, выронив жевавшуюся спичку…

– Отлично!.. Будут у тебя, Борисов, и пионеры!.. У нас многие солдаты имеют лишь начальное образование… Дети гор и пустынных кишлаков… Придётся, комиссар, ещё и учительствовать!..

Съехав с кольцевой автодороги на Калужское шоссе и протарахтев по нему километра три, свернули на неприметную узкую асфальтированную дорогу. Проехав немного, остановились у шлагбаума лётной части, назначение которой объяснялось голубыми погонами и петличными знаками у караульных солдат. Постовые, проверив документы, разрешили проезжать. Скатившись с пригорка, через триста метров встали у КПП части с грязно-зелёным деревянным забором. Дежурный по посту младший сержант, отдав честь Леденцову, высунувшемуся из окошка кабины, без проверки документов рявкнул солдату, чтобы тот быстрее поднимал оглоблю бутафорского шлагбаума. Подъехав к двухэтажному блочно-фанерному штабу части, старлей, выйдя из машины, приказал ждать его у крыльца. Прощаясь с киргизом-водителем, я спросил у него сигаретку. Тот, достав из брючного кармана полпачки помятой «Примы», протянул мне:

– Бери всю… Тебя здесь никто не знает, и закурить никто не даст… Крупянин!.. – громко крикнул шофёр, обернувшись к штабу.

Из окна второго этажа высунулась очкастая мордочка солдата.

– Я-я… не Крупянин, киргиз! А Кру-пе-нин! Пора бы запомнить!..

– Секретарша комбатовская… – пояснил водитель.

– Он чё, баба?!

– Какая баба?.. А-а!.. – засмеялся. – Крупенин!.. Я поехал в гараж!.. Доложи дежурному по части!..

– Сам доложи!..

– Ну, будешь сам пешком до Москвы ходить! Штабная крыса!..

Я огляделся… Штаб стоял на пустой просторной поляне, которой предстояло стать плац-площадкой. В углу будущего «пешкодрома» находилась группа солдат, которая дробила ломами куски битого кирпича, бетонного строймусора и разбрасывала совковыми лопатами, утрамбовывая ручными чугунными болванками… «Готовятся к параду…» – навеялись осмотром смешковые мысли… В стороне располагалось длинными зелёными домиками две деревянные казармы, третья строилась поодаль. Санчасть находилась на первом этаже, в правом крыле штабного здания. В левом же находился магазин, что приятно удивило. Через щели забора просматривалось болото, про которое рассказывал ефрейтор Серёжа, «побегушник» капитана Зверюгина… «Да-а… не пыонэрский интерьерчик лагеря…» – щурясь на солнышке, продолжал я ёрничать мыслями, ожидая командира роты…

Вышел Леденцов.

– Ну что, Борисов… Пойдём в расположение роты… Мы временно расквартированы в складском помещении… Вынесенном за границу территории части…

Пройдя через открытые ворота ещё одного «забора-огорода» соседнего строительного батальона, вышли через его КПП на улицу и направились к видневшимся невдалеке двум металлическим ангарам. В одном располагалась третья рота…

– Слева наша… Вторая… – пояснил на подходе к ним Леденцов. – Рота сейчас работает на строительных объектах… В казарме присутствует старшина… Дежурный по роте с дневальными… И отдыхающие солдаты после ночной смены… Так что представлять тебя перед строем будем вечером… А сейчас ознакомишься с обстановкой… В командирской комнате введу в курс дел и обязанностей, распоряжений и прочая…

На подходе к казарме стала видима и слышна суетня военных строителей. Ветром сдуло с крыльца главного входа куривших и бездельничающих солдат. Беспорядочным гулом разноголосицы и камертоном отзвучивала железная постройка через порванные целлофановые окна…

– Ва-ай! Ротник идёт!.. Вай! Газет несёт!..

Никаких газет у нас не было. В левой руке старлей держал скрученный в трубочку агитационный плакатик…

– С кем идёт?!

– С сольдатмой шагает!..

– Шухер! Прячь карты! Кто шестёрку заныкал?! Дрочилы! Опять самую красивую бабу!..

– Бычки! Бычки скорее убирайте! Жевать и проглотить заставит!..

– Рогожкин, бл…! Ты зачем под койку лезешь?!

– Убьёт! Я сегодня не в ночь, а днём работаю!..

– Поправьте койки!..

Леденцов остановился. Нагнулся, поднял сломанный черенок от лопаты и запустил им, как городошной битой, на крышу ангара, на скате которой загорал «дедушка». Палка упала рядом с солдатом, произведя как в его сне, так и внутри металлической казармы эффект шумовой гранаты. Тот подскочил как ошпаренный и, потеряв равновесие, кубарем скатился вниз. Ещё мгновение – и чёрно-парусные трусы с дырами мелькнули в проёме входа в ангар, в котором воцарилась мёртвая тишина…

В мыслях иронией зазвучал куплет народной песни: «…Все пропил я златые горы, и жопа светится, как луна!..»

– Дежурная по роти на виход!!!

– Дежурная по ротэ ефрейтор Мурзябаев!.. Товарищ старщий ли-тинант!.. – Ефрейтор виновато-растеряно зашмыгал носом и потупил взгляд в пол. – Забыль… Вообщам… Всё по распорядка… По назначений смена и наряд… Происшествия нету…

Леденцов вместо козырькового приветствия сжал кулак – видимо, по-другому намеревался поприветствовать дежурного по роте, но передумал.

– Где старшина?!

– Старшина в каптёрка, белью считат…

В каптёрке присутствовали двое солдат, которые ремонтировали солдатские сапоги, просящие лишь одного – свалочного покоя. Старшина валялся на койке, просматривая картинки доярок в популярном журнале «Крестьянка». Увидев нас, встал с койки и с улыбкой пожал руку Леденцову. Солдаты продолжали тачать сапоги…

– Субординация на уровне… – с сарказмом отметил я.

– Ты чё, Львович? У тебя же выходной! С пассией поссорился?..

– Раздохнёшь тут с вами! Стоит на день отлучиться! И воинское подразделение в армию Мапуты, бл…, превращается!.. Старшина! Будь построже к сержантам! Пусть повысят воинскую дисциплину!.. Вот наш новый комсорг… – оборачиваясь ко мне, представил он старшине. – Рядовой Борисов!.. Также будет исполнять обязанности замполита роты…

Тот посмотрел на меня недружелюбно…

– Так! Свинтили отседова, солдатики!.. Сарайкин! Чаю офицерам!.. Ну что же, давайте обмозгуем назначение. – Старшина развёл руки. – Присаживайтесь к столу.

Усевшись барином за стол, ротный продолжил:

– Вчера меня! Срочно! Сорвали с выходного дня!.. На объект Генштаба! Должна была прибыть комиссионная проверка из Политуправления во главе с Епишевым! По состоянию наглядно-агитационной тематики… Международно-политического воспитания военнослужащих… В духе решений двадцать восьмого съезда КПСС!.. Наши ротные писарчуки, Токбулатов и Пурговский, работали всю ночь! Не покладая фломастеров и перьев с кистями!.. К утру на рабочих местах солдатиков висели агитки, лозунги и транспаранты. Уря! И тому подобное… А инспекция не приехала… Епишев навестил другой объект… Зато! Зайдя к другу-товарищу капитану Зверюгину, на зону Ж, чуть не лопнул от завистливой радости! По поводу изготовления главного стенда «Акула империализма»! Который намеревались вывесить утром на втором этаже внутреннего плац-двора к приезду комиссии!.. Зверюгин орал благим матом на ополоумевших от страха ключников… Я вместе с другими подошедшими офицерами мочил галстук в кипятке слёз! Ржали до умору! Успокаивали капитана… Задавали вопросы… И где он таких художников взял? Чья мастерская?.. Чуть позже, оставшись наедине с капитаном, выяснилось… Что творцом сей шедевры является рядовой Борисов! Да-да! Наш новый комиссар!..

Старшина вновь с недружелюбным недоумением посмотрел в мою сторону.

Леденцов обратил на это внимание:

– Не гляди на него волком, старшина… Борисов молодчина! В кавычках, конечно же!.. Зверюгин хоть мне и друг… Но! Конкурент в социалистическом соревновании по УНР и по зонным объектам стройплощадок Генштаба… Так что ветер-балабол разнесёт про художественный замысел-заговор капитана Зверюгина… по всем сторонам и углам округа! – Удовлетворённо потирая руки, Леденцов продолжал проникновенно вводить в курс событийных новостей незадачливого старшину. – Зверюгин неистовствовал! Когда выяснил всю правду-матку от патриотов, Василькова и Кульмандиева! Тебя, Борисов! Собирался сгноить в говнососущей трубопроводной части! Мол, твоё личное дело у него в портфеле! Мне сразу же пришла в голову идея познакомиться с твоими документами… Хочется как можно дольше оттянуть назначение кадрового замполита в нашу роту… Зачем нам, старшина, засланные казачки-варяги?!

Самодовольно посмотрев на того, всё ещё недоумённого, и с предвкушением хрустнув пальцами, продолжил излагать ситуационное повествование… О том, как обнаружили меня беспробудно пьяного, облитого краской и бормочущего про какую-то акулу… О том, как, ознакомившись с моим личным делом, было решено оформить перевод в другую часть, предварительно перетерев-согласовав с комбатом… О том, как под видом больного меня отвезли в медсанчасть майора Сватова, общего приятеля по бильярду, пока оформлялись бумаги… Слушая командира роты, я мысленно рассуждал, складывая плюсы и минусы своей новой должности, пытаясь предучесть всевозможные обстоятельства…

Ещё в подростковом возрасте в беседах и перекрёстных разговорах с ветеранами Гражданской и Великой Отечественной войн узнал о массовой неприязни, доходящей до ненависти, от солдата до строевого генерала, к комиссарству. Кровавое множество пораженческих бед принесло оно в годы военных лихолетий. Сколько сумасбродства и политического авантюризма было в решениях комиссаров! Партийным перстом миллионы «шапкозакидных» жизней погублены на полях сражений… «Хочу умереть в бою коммунистом!..» И никак иначе?!

И только благодаря маршалу Жукову в 1943 году, и то лишь частично, был восстановлен принцип единоначалия в воинских подразделениях. Что и по сей день комиссары пользуются преференцией в продвижении по карьерной лестнице…

«И тебя вот, Саша, назначают комиссаром?! Так что не рви задницу… А то утопят в канализации… Или кирпич сбросят на голову… А проще – задавят во сне подушкой… Что за рота? Что за коллектив? Смотри по обстоям…» Чувство гордыни размякло лимоном жалости к себе и к засохшим цветочкам в горшках-пепельницах, стоящих на подоконнике… «И не откажешься, блин… Вишь, уже всё по-кумовски порешили…»

Дневальные принесли чай и нарезанный белый хлеб с маслом. Тревога души сразу же куда-то испарилась…

– Давай, Борисов! Лакомься щедротами! Пей чай с сахаром вприкуску! И знакомься со старшиной! Он мужик что надо! Покажет тебе будущую Ленинскую комнату! Правда, в ней склад инвентаря и инструмента… Старшина! Прикажи, чтоб сегодня же! Всё выгребли оттуда и перенесли в сушилку!.. В Ленкомнате, Борисов, будет твой кабинет политрука и членов бюро комсомола роты… – ехидно улыбнувшись и зевнув, Леденцов закруглил представительскую тему. – Я в командирской! Не беспокоить меня! Часика два!.. – рявкнул он дежурному ефрейтору Мурзябаеву…

После этого в воздухе казармы повисла звенящая тишина колеблющейся от ветра металлической крыши…

– Николай Петрович Бубенцов! – с серьёзным видом нахмуренных бровей представился старшина.

– Александр Борисов…

И запнулся, не зная, что говорить дальше, уйдя мыслью в злорадное удивление: «Ё-моё! И этот фамилией звенит! Один – сосульками… Второй – колокольчиками… Ну а третий?.. Наверное, костями… Костенцовым будет! Попал, блин, в ансамбль!..»

– А по отчеству?! – громко переспросил старшина.

– А?.. Да… Николаевич…

– Ну что ж, Николаевич! Пойдём смотреть склад! Ну то есть твою Ленкомнату… С командирами взводов, сержантами – они строевики! – познакомишься вечером… Сейчас все на объектах…

В казарме царил фараоновский порядок…

– Тссс!.. Ротник отьдихает! Тиша муха чтобь быля!.. – громко шипел ефрейтор Мурзябаев своим дневальным…

Двое из них специальными дощечками с ручками гладили солдатские постели, наводили кантики, чёткие рёбра прямоугольника растянутого на матраце одеяла, независимо, спит в ней солдат после ночной смены али нет. Спящий в выпуклом к полу провале пружины карикатурно напоминал шоколадку «Кулёмка», так как был жёстко заправлен по соответствию военного убранства кровати днём…

– …Чакмырёв!.. – продолжал шипеть ягуарской мордой дежурный по роте. – Чтоба командирское очко в туалети! Сверкалё, как зуби у арабский скакун!..

– Я не видал, как? Товарищ ефрейтор… – с дрожью в голосе прошамкал дневальный.

– Увидищь, Чакмырёв!.. Когда я на тебэ верьхом скакать буду по казарма! Есля плёхо сделяешь! Поняль?! На тебе два тюбик самой лючьший «Лесной» зубной паста! Вперёд, сольдат, под танка!.. – И слегка пнул носком сапога под зад дневального, поторапливая его к действиям…

Старшина невозмутимо не обращал внимания на «бурое» несение службы дежурного по роте…

«Порядок – превыше всего… Так заведено… А может, это ещё цветочки?..» – размышлял я, идя рядом с ним к складской комнате…

Открыли кладовую, доверху набитую строительно-инвентарным хламом. Грузовые носилки, сломанные лопаты, раздербаненные веники, разбитые пластиковые каски в большом количестве, и я удивлённым «отчего?!» указал на них…

– А-а-а! Канальи! Верблюдозадые! Аксакалы-дембеля, бляха-муха!..

Я недоумённо смотрел и слушал Бубенцова…