Глава пятая
Освобождение

Певун видел все, что случилось в конюшне с Молчуном. В тот миг, когда он скрылся за воротами, Певун шел по двору, спеша в избу игумена, где были упрятаны княжна и ее служанка. Услышав рык Молчуна, он подбежал к воротам конюшни, приоткрыл один створ и заглянул внутрь. Он увидел, как бьются Молчун и незнакомец, во всю прыть побежал за сообщниками и отправил их на помощь Молчуну. Сам Асан-Дмитрий вновь поспешил к игумену. Он понял, что оставаться в монастыре опасно и есть еще время скрыться, но знал, что для этого нужна помощь игумена Вассиана. Поможет ли он по доброй воле? Певун в этом пока сомневался и готов был побудить его силой. «А иного мне и не дано», – подумал Певун и скрылся в избе Вассиана.

На дворе обители снова какое-то время стало безлюдно и тихо, будто все вымерло. Лишь близ ограды на засыхающей сосне сидел красноголовый дятел и старательно выбивал барабанную дробь. Под ее размеренный звон и вышел из конюшни Илья. Он осмотрелся, увидел, что на дворе пустынно, и побежал к низкому длинному строению, где, как он догадался, были кельи. Питая малую надежду на то, что в них и найдет Елену и Палашу, он все-таки решил сначала заглянуть в них: может, кто-то из монахов и подскажет, куда направить поиски. «Конечно же тати не дураки, чтобы вольно держать в келье великокняжескую дочь. Не для того умыкали», – рассудил Илья, подбегая к строению. Он вошел в длинные сени, где по правую сторону располагались кельи, толкнул первую дверь. Она легко открылась. Илья заглянул в покой, надеясь увидеть инока, но надежды его не оправдались: покой был пуст. Он заглянул во вторую келью, в третью, в четвертую. В них также не было ни души. Лишь в одной из келий перед образом Николая Чудотворца теплилась лампада. Она-то и дала Илье повод подумать, что кельи покинуты недавно. Он воскликнул:

– Господи, что за олух! Все они, поди, в трапезной или за молитвой в храме!

Илья выбежал во двор, помчался к небольшой деревянной церквушке, влетел в нее. Здесь было сумрачно и пустынно, не горело ни одной лампады, ни свечи, ничто не говорило о том, что в храме недавно шло богослужение. То же ожидало князя в трапезной, в иконописной, в покоях игумена – всюду мертвая тишина.

«Куда же подевались монахи, игумен, послушники – вся братия?» – досадуя на невесть что от отчаяния, спрашивал себя Илья. Он видел зажженную кем-то лампаду в келье, щупал горшки, корчаги с кашей и щами в трапезной – они еще хранили тепло. В избе игумена на столе лежали хлеб, зеленый лук, стояли баклаги с медовухой и сытой. Поди, татей чествовал игумен. «Значит, были же обитатели монастыря совсем недавно в своих покоях! Куда же они делись?» – искал князь ответы на свои вопросы. Не найдя их, Илья побежал в конюшню, чтобы допросить раненого. Однако тот от большой потери крови был в беспамятстве. Илье ничего не оставалось делать, как привести его в чувство. Он нашел в каморе конюшни печурку, нагреб из нее золы, взял холстину, висевшую над печуркой, и вернулся к татю. Засыпав рану золой и перевязав ее, Илья вновь взялся пробиваться к сознанию раненого, но, как ни бился, это ему не удалось. «Черт меня дернул тебя покалечить», – подосадовал князь. Плюнув под ноги, Илья подошел к тапкане, заглянул в нее с намерением разгадать, зачем сюда пришел тать, что ему потребовалось в повозке. Он увидел, что заднее сиденье откинуто и из-под него вытащен легкий заячий полог. Илья донял, что именно за ним и приходил разбойник. «Очевидно, понадобился для сугрева княжны», – сделал вывод Илья. Он рассмотрел подшитый шерстяной тканью полог, прижал его к груди, вновь вопрошая: «Где же ты, голубушка Елена?»

Но нахлынувшая слабость прошла, и в Илье с новой силой пробудилась жажда поскорее найти княжну. Он подумал, что Елена где-то близко, скорее всего, упрятана в каком-либо подземелье и заячий полог потребовался татю только для того, чтобы укрыть княжну от сырости и холода, дабы поставить ее кому-то здоровой и невредимой. Надо было действовать, но как? Куда броситься на поиски тайного убежища? Где тот лаз, которым ушли из монастыря монахи? Он знал, что даже иноки, найди он их, не укажут тайного входа в подземелье.

В этой Арининской обители доживала свой век особая братия, враждебная духу Русского государства. Все это были старцы, бывшие бояре, посадники, купцы, священнослужители, вывезенные из опального Новгорода тринадцать лет назад и привезенные в уготованное им место. Они таили ненависть к государю всея Руси Ивану Васильевичу, и у них был к нему особый счет. Они не благодарили самодержца за то, что одарил их милостью и не подверг жестокой казни за измену отечеству, за то, что дал им право возвести в лесной глуши обитель и отлучил лишь от мира. Насильно постриженные в монахи, новгородцы возводили обитель сами, и, поди, только нечистой силе ведомо, каких тайных убежищ, погребов и подземных ходов понастроили они за минувшие тринадцать лет.

– Ладно, тати, сам найду. А тогда уж не ждите пощады от государя, – взбодрил себя Илья.

Он взял сыромятную подпругу, связал татарину ноги, притянул к ногам здоровую руку – все накрепко связал мертвым узлом. Довольный сделанным, князь отправился искать тайный лаз в подземелья, в убежища. Но еще в пути к избе игумена Илья подумал, что эта его затея может оказаться напрасной. «Коль есть тайный ход, значит, возможен и тайный выход, – посетовал он, – и пока я ищу лазейку, разбойнички выползут где-нибудь в лесу, а там ищи ветра в поле». Досада умножилась еще тем, что в Москве он поступил опрометчиво, не взяв верного Карпа и других помощников. Но сетовать было не на что и не на кого, и князь решил обследовать покои игумена. Победил здравый смысл: ведь тати и монахи не побегут в лес дневной порой, ежели уверены в надежности убежища. В избе Вассиана Илья обследовал все стены, прощупал каждую половицу, слазил под печь и на чердак, переворошил все в сенях, в кладовых. Прошло немало времени, а поиски оказались тщетными. В храме Илья нашел подвал. Он был выложен из камня и служил усыпальницей. В нем стояло несколько гранитных рак с мощами усопших, и не было никакого другого выхода из усыпальницы, кроме как в храм. Покинув подвал и церковь, Илья поспешил в кельи. Там все было на виду: в дощатых полах – ни одного лаза, ни щели.

– Вот уж наваждение! – в отчаянии крикнул князь, опустившись на лавку в последней из обследованных келий.

Посидев в досужих размышлениях несколько минут, Илья вспомнил о своем коне. Пришла мысль порыскать в округе монастыря: авось там на что-нибудь наткнется. Он вышел на двор и побрел к воротам. Силы покидали его. Когда он очутился вблизи ворот, до его чутких ушей донесся конский топот. Илья выглянул в оконце и увидел, что к обители приближается отряд всадников, а впереди ехал любезный ему человек, друг и свояк князей Ряполовских Владимир Гусев. Грудь обожгло радостью. Илья собрался с силами и распахнул ворота.

Боярский сын увидел Илью и, влетев во двор, спрыгнул с коня.

– Нашел-таки тебя, княже! – выдохнул он и спросил обеспокоенно: – Ну что тут, есть какой-нибудь след княжны?

– Не знаю, как сказать, друже. Кони и тапкана княжны здесь, а ее саму не нашел, – ответил Илья и добавил: – Было тут три татя, так я их порешил, а что делать дальше – не знаю.

– Искать, только искать, – отозвался Гусев. – И позволь мне, княже, распорядиться. – Он подошел к воинам, кои стояли за воротами, сказал десятскому, крепкому молодому мужику: – Вот что, Влас. Оставь со мною Клима, сам с воями иди за обитель на полдень, ищи следы. Вдоль берега Москвы-реки откос проверь. Найдешь – преследуй. Пешими далеко не ушли.

– Коня моего возьмите, он за стеной! – крикнул Илья.

– Не надо, – перебил его Гусев. – Клим приведет Казначея в обитель. – И велел молодому светловолосому парню: – Слетай поищи его.

Влас повел свой отряд за обитель на юг, а Ромодановский и Гусев направились к конюшне. По пути Владимир спросил:

– Где ты порубил татей?

– Да здесь, в конюшне. Тебе, может быть, кто-то из них ведом, – заметил Илья.

– Кто их знает, надо посмотреть, – ответил Гусев.

В конюшне Владимира передернуло от увиденного.

– Эко, право, какого зверя завалил, – сказал он и, глянув в лицо Молчуна, признал: – О, сие сын новгородского боярина Ивана Волка. Да помнишь, поди, как жгли в клетке двух Иванов да Дмитрия, изменников новгородских, кои немцев приводили из Ливонского ордена? Этому же по молодости милость оказали, лишь языка лишили. А вот рыжий мне неведом.

Возле татарина Владимир стоял долго, склонился и даже повернул лицо. Сказал значительно:

– Это Хамза, ордынский сеунщик^[10] из посольства. Вон куда ниточка потянулась. Неспроста, – заметил он и, поспешив к тапкане, взял в руки заячий полог. – Это матушки-княжны? – спросил он.

– Ее, – ответил Илья и тут же пояснил: – Сын Волка вытащил его из кладки, хотел куда-то унести, очевидно, в подземелье. Тут я его и застал…

– Подземелье, говоришь? Это хорошо, что зацепка нашлась, – отметил Гусев. В его карих глазах вспыхнули огоньки. – Мы то подземелье найдем. Найдем! Знаю я этих новгородских хитрованов. Они и под рекой пройдут не вымокнув. – Он спросил Илью: – Ты когда в обитель вошел?

– Солнце чуть только поднялось, – ответил князь.

– Вона! Мы же в скиту за Островом задержались. А сей миг уже за полдень пошло. И еще раз искал после схватки?

– Да.

– В кельях, говоришь, никого нет? В храме? И в трапезной?

– Нигде ни души. В одной келье лишь горящую лампаду видел, а в трапезной теплые горшки с кашей и щами.

– Так… – Владимир задумался, пощипал опрятную русую бородку. – Вот что. Идем в церковь. Там обязательно зацепку найдем.

– Да я все там облазил. И раки в усыпальнице видел, и стены в ней все ощупал.

– А в ризнице был?

– Весь пол обшарил, сундуки сдвигал.

– Это хорошо. Но все-таки туда и пойдем. Думаю, что за сундуками паутину ты не увидел.

– Ну что там паутина!

– Да в ней и суть, – усмехнулся Владимир.

Князь Ромодановский и Гусев вошли в ризницу и осмотрелись. Владимир сказал:

– Видишь, там пол с уступом и ниже, чем здесь?

– Так. Но он как литой – ни щелочки. И ни одна доска не шелохнется, не скрипнет.

– Верно. Но мы все-таки потрогаем его. – Владимир склонился у задней стены и, ухватившись за плинтус, подергал его, обнажил меч и просунул между стеной и брусом, потянул меч на себя, и брус отжался от стены. – Вот она и разгадка тайного лаза, – бодро сказал он.

Владимир сошел с трех средних досок и нажал на меч сильнее. Под его усилием доски сдвинулись и словно бы поехали под противоположную стену, под уступ на полу. И открылся саженной длины лаз. Илья увидел лестницу. Его нетерпение было так велико, что он в тот же миг ступил на нее и поспешил вниз, во тьму. Гусев окликнул его:

– Подожди, княже! Витень^[11] нужно бы найти или свечу хотя бы. Без них разобьемся и проку мало будет.

– Да полно, любезный, и во тьме пройдем, – ответил Илья и добавил: – Искал я и то и другое – ничего не нашел. Скупо жили монахи или упрятали все в захороны.

Тьма поглотила их мгновенно, лишь только они скрылись за первым поворотом. Илья шел впереди, касаясь мечом и рукой стен подземного хода и кровли. Они были из бревен – надежны. И настил под ногами лежал из плах. Гусев считал шаги, ощупывал рукой левую стену, предполагая, что в главный вход могут влиться боковые ходы слева. Он подумал, что наверняка есть скрытые лазы в кельях и в покоях игумена. На тридцатом шагу рука Гусева провалилась в узкий лаз. Еще через двадцать шагов он обнаружил проход чуть попросторнее. В подземелье было сухо. Гусев понял почему: оно проходило под сосновым бором в песчаных пластах. Шли Илья и Владимир осторожно, готовые к любым неожиданностям. А они поджидали спасителей. Знал Асан-Дмитрий-Певун, что ждет его, если он попадется в руки великого князя, предстанет перед его грозными очами. Шкуру с живого сдерут, и это будет самое малое, что угрожает ему. Потому он вовсе не хотел отдавать себя в руки палачей. Лучше смерть в схватке с князем Ромодановским, которого он узнал в конюшне. А еще лучше перехитрить муксаидов – христиан по Корану – и увезти княжну на священную реку Куасар, в которой вода белее снега и слаще меда. Сожалел Асан-Дмитрий, что потерял верных товарищей – Молчуна, Андрея-юзбаши и Хамзу-унбаши. Но, потеряв одних нукеров, он нашел других. Видел он, как вспыхнули глаза новгородских бунтарей, когда он сказал, что в его руках дочь великого князя. Не сомневаясь, они согласились отвезти княжну по Волге в саму Астрахань. Асан-Дмитрий пообещал им:

– За хороший подарок бакшиш-хану Касиму вас ждет царская жизнь. А если не захотите жить при дворце, вам построят обитель.

Старцы, собравшиеся на совет в келье игумена Вассиана, приняли обещание на веру и решили во всем способствовать похитителям княжны. Все они, еще крепкие телом, жаждали покинуть монастырь и Русь. Они знали, что подземный ход поможет им бежать незамеченными из проклятого места и приведет их к самой реке. А там у них был припрятан легкий и быстроходный струг и в нем – припасы на долгий путь. Стоило им дождаться ночи, и ничто уже не задержит их на Московской земле. Но ночь была еще далеко, а преследователи близко, и один из них – в монастыре.

Асан-Дмитрий понял, что если он хочет выбраться из обители благополучно, то должен действовать, не теряя ни минуты. Увидев, как в конюшне завязалась схватка между его сотоварищем и князем, он прибежал в покой игумена, где находились старцы, и сказал:

– Святой отец, в обители государевы люди, сколько их, я не знаю, но нам пора уходить, пока их задерживают мои кунаки. Мы дождемся ночи в подземелье.

– Мы готовы в путь, – ответил Вассиан и велел открыть лаз в своей опочивальне. – С богом отверзите врата!