Глава 3

Брянцев три дня приходил к себе в офис раньше секретаря и уходил позже неё – никаких признаков проникновения.

Он хотел сдаться, но решил скрепя сердце сделать это в четвёртый, последний, раз.

Задумка, как определить факт проникновения в его личные, можно сказать, дела, была детской: он измерял в миллиметрах расположение закладок и длину их кончиков, выходящих наружу. Все данные заносил в маленькую записную книжку, которую носил постоянно с собой.

Первой была «амбарная книга», в которую Лика заносила всё входящее и исходящее, она всегда лежала свободно на столе секретаря.

Вторым был еженедельник на столе сенатора, куда вписывалось всё что вздумается, он всегда был под рукой, на столе.

Третьей была записная книжка, лежавшая всегда в сейфе, содержащая пароли, коды и прочее, но для себя.

Четвёртым был деловой блокнот, который он держал в запирающемся ящике стола, там были тезисы для выступлений, заметки с совещаний, встреч с нужными людьми и многое другое, чего не нужно знать посторонним.

Вечером очередное ток-вшоу, снова болтовня, но он заметил одну перемену: кто-то скомандовал выпустить кусочки правды о жизни в стране. Может быть, рейтинг трепотни стал падать? Это было неожиданно для ведущих, они очень боялись переусердствовать; умение лгать под видом правды хорошо оплачивалось.

Он, занятый своими мыслями, практически не участвовал в говорильне, хотя и встречал вопросительные взгляды Димы, призывавшие вступить в полемику.

Смешно, но он ждал следующего дня, как дитя – обязательного подарка.

В начале девятого он своим ключом открыл дверь приёмной, волнуясь, достал записную книжку.

Итак, «амбарная книга», в ней пять закладок, из которых одна, отмеченная им, перемещена. Ну и что? Могла случайно задеть уборщица. Но он всё равно насторожился: в предыдущих три дня такого не было.

В кабинете еженедельник лежал точно так же, как он его оставил, а уходя, постарался запомнить. Из ящика стола вытащил специально купленную металлическую линейку и замерил: расстояние от края листа совпадало, но закладка выступала на два миллиметра больше. Волнуясь до дрожи в руках, он открыл запертый на ключ ящик стола, достал блокнот: закладка была сдвинута на миллиметр и по длине, и по выступу. Всего по одному миллиметру! Никакая уборщица в стол попасть не могла!

Оставался сейф.

Он присел в кресло. Может быть, он неточно замерил положения закладок? Исключено: он инженер, производственник, знающий цену не только миллиметрам, но и микронам.

Он открыл сейф, записная книжка лежала там же, где он её оставил.

Замеры – кончик закладки был утоплен на два миллиметра.

Приплыл мальчик, никаких сомнений! Значит, у них есть ключи не только от стола, но и от сейфа. Знают и шифр кодового замка. Как? Следовательно, в кабинете есть круглосуточное наблюдение.

Признаться, он не ожидал такого внимания к своей персоне.

А вывод?

Элементарный. Он ничего не обнаружил и никому никогда не должен говорить об этом. Никому! Никогда!

Он абсолютно спокойно должен оценить этот факт и определить свои действия, вернее, противодействия.

Его жизнь была простой, обыкновенной.

Родился в деревне, бывшей селом до момента разрушения церкви в войну. Воспитанием занималась бабушка, сёстры для него были слишком взрослыми, а к моменту его похода в первый класс они разъехались на учёбу, так что не могли влиять сильно на его становление как человека. Бабушка для него была всем; именно от неё он усвоил принципы, которым позже следовал всю жизнь: не укради, не обманывай, люби и уважай ближних.

Ему нечего было скрывать, и с этой стороны к нему не за что было ухватиться. Но вот со страной какой-то непорядок, и кто-то решил, что нельзя оставлять без чьего-то (чьего?) внимания государственных деятелей, к коим, без сомнения, относился и сенатор Брянцев.

Первое, что надо сделать, – оставить всё как есть, ничего не меняя, убедить проверяющих, которые осматривают его по какому-то графику, что он ничего не заметил.

Второе – нужен новый блокнот для интимных записей на острые темы, к ним, без сомнения, отнесутся и заметки о ходе расследования. Шифровать их? Нет, он без специального знания не сможет создать личный шифр.

Блокнот будет содержать новые пароли, логины новой электронной почты и соцсетей, которые, ориентируясь на степень защищённости, предстоит выбрать.

И вдруг: блокнот должен быть абсолютно одинаковым с имеющимся! Хранить его во время работы в офисе нужно в том же ящике стола! И придумать способ перемещения его из личной папки в стол и обратно!

Открывать новые счета в банках смысла нет.

В телефоне щелчок и голос Лики:

– Доброе утро, Александр Михайлович! Напоминаю: сегодня заседание вашего комитета, в папке на столе я подготовила материалы к нему, посмотрите насчёт дополнений, время ещё есть. А завтра совещание с помощниками по данному им заданию. Все материалы по нему у них.

– Спасибо, Анжелика Михайловна! Как настроение?

– Бодрое, как всегда, Александр Михайлович!

– Вот и прекрасно, – и машинально, открывая папку, – тонуть, значит, будем с песней!

Лёгкий смешок и отключение.

Брянцеву, однако, было не до веселья: помимо случившегося утром ему впервые с момента избрания (назначения?) в Совет Федерации предоставили тридцать минут драгоценного времени для доклада о состоянии морского и речного транспорта и перспективах развития этой отрасли.

Он давно готовился к этому докладу, собирал разную информацию не только из открытых российских источников, но и закрытых, предназначенных для служебного пользования; там в основном содержались зарубежные сообщения о России, публиковать которые было, мягко говоря, некорректно.

Собранного оказалось столько, что перед ним встала дилемма: либо рассказать всю правду как есть, либо проскользнуть между фактами и лёгкими неточностями, откровенными домыслами, скрывающими её. Собственно, это как раз было то, на что имели зуб пропагандисты; оно было противно натуре Брянцева.

Он был человеком дела; когда его выбрали генеральным директором Северного пароходства, находившегося в плачевном, предынфарктном состоянии, он сумел за пять лет вывести его в передовые структуры России.

Получив назначение в Москву, он противился изо всех сил, пока не понял, что его место уже предназначено вполне определённому лицу из молодых отпрысков одной известной, приближённой к президенту фамилии. Такие люди, как правило, неспособны были управлять гибнущими компаниями, им подавалось только успешное дело, сулящее награды и решительное пополнение семейного бюджета.

Полтора года, проведенных в столице замом гендиректора бюрократической компании, принесли ему кое-какие связи и полное отвращение к её деятельности.

Приглашение стать гендиректором Романовского морского пароходства он принял с радостью, дав согласие сразу. Он не отказался даже тогда, когда ему сообщили о катастрофическом состоянии предприятия: пять судов стоят арестованными в заграничных портах, зарплата матросов на уровне трёх тысяч рублей в месяц. А ведь он, Брянцев, оставил эту компанию восемь лет назад вполне успешной, занимая всего-то должность технического директора. Именно он предложил, предварительно связавшись с китайскими партнёрами, увеличить общий грузовой тоннаж без приобретения новых судов. Для России это было новым делом; суть заключалась в том, что судно разрезалось и в разрез вставлялся вновь изготовленный грузовой отсек, что позволяло значительно снизить себестоимость перевозок и повысить прибыль. Он был частым гостем в Китае и, безусловно, видел гигантский рост страны из года в год. И не мог понять: а что мешает это сделать России?

Подспудно пришёл к выводу, что Китай поднимает народ, руководимый умными людьми, а Россию убивает её богатство.

Ему понадобилось три года, чтобы Романовское морское пароходство, ставшее практически частным, получило первую прибыль.

И странное, непонятное назначение (или выборы?) сенатором лишило его надежд на успешную практическую работу дальше.

В сенате он остановил свой выбор на комитете по транспорту, а новые коллеги избрали его председателем этого комитета.

Конечно, он прекрасно знал не только морскую отрасль, но и смежные: машиностроение, судостроение, судоремонт, состояние логистики, проблемы технического флота и ещё многое другое, а главное – имел твёрдую, обоснованную уверенность в том, что морской и речной транспорт является не только самым выгодным для экономики, но и самым гибким и надёжным в условиях каких-либо катаклизмов.

Лишившись технического флота, страна обрекла на смерть в первую очередь речной флот и прибрежные морские перевозки: стало некому чистить фарватеры, суда могли использовать только пятьдесят процентов своей грузовместимости. К тому же невозможно было вести строительство новых морских портов, так как известно, что порт – это прежде всего гавань с соответствующими глубинами.

Брянцеву пришлось много летать; он не испытывал какого-либо дискомфорта в самолётах Ильюшина, Туполева, Яковлева.

Сейчас воздушный транспорт требует решительной перестройки; он гибнет под засильем иностранцев; разобраться в этом ему помогли коллеги по комитету, близко соприкасавшиеся в своей деятельности с этой отраслью.

В двадцать раз упало производство подшипников качения, а без них нельзя создать ни один механизм!

На «Ростсельмаше» вместо трёхсот пятидесяти комбайнов в сутки еле-еле набирают заказов на три-четыре тысячи в год!

Эту новость ему поведал Летов, в прошлом имевший отношение к созданию модернизированной версии комбайна, нашедшей поддержку и одобрение у производственников и погубленной властью.

А всё вместе означало, что в стране погибли десятки тысяч производств, создававших и обслуживавших эту индустрию. Собранная информация вместе с цифрами повергла Брянцева в ужас: страна убита!

Куда исчезли гигантские суммы поступивших в бюджет доходов от продаваемых нефти и газа?

Этих средств – а их за последние двадцать лет поступило сто восемьдесят пять триллионов рублей – хватило бы, чтобы дважды с нуля перестроить всю Россию!

Статистика, которая должна бесстрастно констатировать факты, не подчиняясь никаким приказам, передана в Министерство развития. Для чего? Даже в царской России она никому не подчинялась! Втиснуть всё в тридцатиминутный доклад не удастся, придётся чем-то жертвовать.

Он построил доклад вперемежку с провалами и будущими возможностями: не смог прямо и честно сказать присутствовавшим, где кроме членов верхней палаты его пришли послушать смежники из думы, нижней палаты парламента, что страна уже перешла красную линию, за которой обычно следует гражданская война, а в итоге – распад и уничтожение.

Ему, лавировавшему постоянно в своей работе между неграмотностью и откровенной тупизной новых собственников, ухвативших, очевидно, куски тех самых исчезнувших триллионов, и необходимостью держать на плаву порученное ему дело, приходилось не однажды жертвовать правдой, но каждый раз он думал, что ему простится, ведь не для собственной же выгоды он всё это делал!

Он окончил доклад, точно уложившись в регламент.

– Спасибо! – поблагодарил.

Ждал, не поднимая глаз, несколько секунд.

Аплодисменты.

«Жидкие», – отметил про себя.